Ставок больше нет

Какие только встречи не подстерегали меня на долгой журналистской тропе… Конечно, больше удовлетворения и адреналина приносило общение с людьми, чья жизнь удалась. В их глазах светилась готовность поделиться своим мироощущением. Они словно вопрошали: «Как можно быть несчастливым в этом лучшем из миров?!»

Еще как можно… Однако правда и то, что с течением времени, похоже, даже не самый удачливый из нас примиряется с тем приговором, который выносят нам небеса. Так, во всяком случае, произошло с Боцманом. Разумеется, я расскажу о нашей с ним встрече на позднем этапе его жизни и о беседе на тему отпущения грехов, но сразу предупрежу, что некоторые детали из таких воспоминаний не для слабонервных. К тому же я во многом и сейчас не разделяю суждения моего собеседника по ряду вопросов. 

Собственно, таких встреч было даже две, а не одна. В первый раз лицо Боцмана промелькнуло передо мной в холле отеля в Австрии, но я все же решил, что обознался, к тому же незнакомец быстро вошел в кабину лифта, а я торопился в аэропорт. 

Зато во второй раз ничто не мешало мне убедиться в том, что этот человек и есть Боцман — человек из моего детства и юности. Приезжая в Бобруйск, обязательно нахожу время хоть десяток минут полюбоваться Березиной в районе санатория имени Ленина. В тот день я присел на скамейку в парке санатория, чтобы позвонить — не люблю разговаривать на ходу. Тогда и обратил внимание на человека, сидевшего на скамейке, расположенной напротив. Мне даже показалось, что мужчина специально, чтобы его не узнали, надвинул шляпу ниже на глаза. Однако от меня уже трудно было избавиться. Когда незнакомец поднялся и хотел было уйти, я окликнул его:

— Не торопись, Боцман, я не прокурор и не опер. Узнал ведь меня, правда? — спросил я.

— Вообще-то, я рад встрече, — пробормотал старый знакомый. — Не знаю, почему так среагировал. Вы ведь брат Мунтяна, если не ошибаюсь. В газете работаете… 

Самая пора рассказать о Боцмане подробнее. Так прозвали его потому, что старшеклассником он мечтал стать капитаном морского судна и повидать мир. Сам он, однако, меньше всего походил на морского волка. Пухловатый, кряжистый. Но неглупый и острый на язык. Был он из компании моего родственника по кличке Мунтян. Она и испортила в итоге Боцмана. Я уехал учиться после одиннадцатого класса в институт, а те бойцы из компании Мунтяна вели, как говорится, не самый праведный образ жизни. И все же Боцман, а настоящее имя его Артем,  сумел вырваться из той среды. Прежде всего потому, что влюбился и женился на красивой и умной девушке Кате Образцовой. Однако однажды то ли на почве ревности, то ли по какой-то другой причине Боцман в ярости схватил со стола ножницы и вонзил их в спину жены. 

«Скорая» приехала быстро, так же быстро милиция отыскала и виновника трагедии. У молодой женщины оказался поврежден позвоночник. Сделали несколько операций в столице, а затем и в московской клинике, но серьезно помочь несчастной Екатерине не удалось. Она передвигалась в коляске и молила Бога о лучшем.

Боцмана осудили. Если не ошибаюсь, дали восемь лет, из которых он отсидел шесть. От Мунтяна я знал некоторые подробности. К тому времени подрос двоюродный брат Кати по имени Максим, который души не чаял в сестренке и дал себе слово по-своему отомстить Боцману. В блатном мире Макс очень быстро набирал вес и авторитет из-за своего дерзкого характера. Он решил сам не подставляться и поручил киллеру убрать Боцмана. Однако и Боцман за время отсидки заматерел, и не так просто было его настичь. Более того, он уже связался с группировкой, которая орудовала в Подмосковье. Там вскоре начались какие-то крупные разборки, и Боцман вместе с несколькими наиболее влиятельными корешами вынужден был уехать аж в Испанию. Правда, Макс и там попытался его достать. Однако его посланнику не повезло и на сей раз, а Боцману пришлось, заметая следы, перебраться, кажется, в Австрию. Там он и осел у одной русской вдовушки.

— Ну а как ты сейчас здесь оказался? — спросил я у Боцмана. — Подлечиться, что ли, в санаторий приехал?

— Где там, — махнул рукой мой давний знакомый. — Сегодня годовщина Катиной смерти. Тяжко мне жить непрощенному. Снится она часто, и ножницы те перед глазами. Вот безвизом в Беларусь и воспользовался.

— Макса не боишься? — поинтересовался я.

— Нет больше Макса, — ответил собеседник. — Месяц назад в Москве в квартире, где он жил один, умер от сердечного приступа. Мы, бывшие зэки, люди осведомленные. У нас особое радио. Сам я от дел давно отошел, так что бояться мне теперь некого. Разве что себя самого… 

Мы долго молчали. Потом вновь заговорили. Я спросил Артема, пытался ли он ходить в церковь. Услышал, что не верит он в отпущение грехов. 

— В уголовном кодексе, если не ошибаюсь, — сказал Боцман, — есть статья, которая снимает вину за давностью лет за совершенное преступление. Но это не мой случай… Я хоть и отсидел, но прощенным себя не чувствую. Скорее, наоборот…

Я подумал, что он не прав. В церковь ведь ходят не только для того, чтобы исповедоваться, а чтобы жертве его преступления было благостно хоть в той, новой для нее ипостаси в царстве Божием. Да и самому тяжко жить в постоянном смятении. Тем более если раскаялся. 

Боцман словно прочитал мои мысли:

— Я в жизненном казино человек конченный, — вздохнул он. — Для меня здесь больше ставок нет. Потому и не ищу помощи, облегчения своей участи. Что заслужил, то заслужил. Вот, фотографию с памятника на могиле у Кати сделал на телефон. Сюда уже вряд ли когда заявлюсь…

Боцман протянул мне холодноватую руку, вновь плотнее натянул шляпу и поднял воротник осеннего пальто.

Мне показалось, что в серую даль ушел еще какой-то живой и важный кусочек из моей жизни. Ведь когда-то там совсем молодыми и красивыми выходили из ЗАГСа Боцман и Катерина, а я в оживленной толпе любовался их счастьем. Подумал, как же много в нашей жизни могут изменить непродуманное слово, нелепый жест или еще хуже — жестокое движение руки…

Вот уж, действительно, у старых грехов длинные тени. Наверное, иные из них нас вообще никогда не смогут покинуть…