Вся эта история случилась четыре года назад. Сегодня Александра Бутор — известный в наших кинокругах режиссер с десятком клипов, двумя полнометражными фильмами в творческой копилке и золотым «Реми» (главной наградой престижного американского кинофестиваля WorldFest в Хьюстоне) за плечами. В конце осени ее резюме пополнится еще одной строчкой: на прошлой неделе Александра закончила съемки своей новой, третьей по счету, картины «В личное пространство вход воспрещен». Что интересно: в проекте задействованы исключительно белорусские кинематографисты, а центральных персонажей играют начинающие актеры. Кроме того, в новинку режиссер вложила исключительно собственные средства и деньги партнеров.
— Саша, почему после двух фильмов, снятых по госзаказу на студии «Беларусьфильм», вы записались в ряды энтузиастов, готовых творить за собственные деньги? Насколько я знаю, на открытый республиканский конкурс кинопроектов этот сценарий вы не отправляли.
— Заявку на конкурс не подавала, потому что это недорогое кино, которое я спокойно могу снять самостоятельно. Отправила бы заявку только в том случае, если бы не потянула бюджет. У меня, кстати, такой сценарий есть — большое кино про войну. Но в случае с картиной «В личное пространство вход воспрещен» я поняла, что все могу сделать сама. Кроме того, если бы лента снималась на бюджетные деньги, я не смогла бы распоряжаться фильмом по своему усмотрению: планировать прокат, отправлять на фестивали, делать премьеру там, где хочу. В общем, я, наверное, была просто не готова в очередной раз променять свободу на большой бюджет.
К тому же 2 года назад я открыла киношколу с целью вырастить ее в собственную кинокомпанию. «Личное пространство» стал первым проектом на пути к этому.
— Вы 2 года не снимали большое кино. С чем, если не секрет, был связан такой перерыв? С отсутствием идей, достойных проектов, источников финансирования?
— С банальной усталостью. Я очень устала на госкино. Это большая система, махина, которую очень тяжело поднимать. Устала кому–то что–то доказывать, отстаивать каждую мелочь. То есть получалось, что борьбы было больше, чем, собственно, самой работы. И я подозревала, что так быть не должно. Режиссер должен приходить на площадку и снимать, а не заниматься доказыванием очевидных, как мне казалось, вещей. Я хотела сделать свое кино еще и для того, чтобы понять: права я или нет? Бывает ли по–другому? Теперь знаю: права. Бывает.
— Правда, что в картину вложились в том числе и музыканты из группы «Тяни–Толкай»?
— Да. Тут частично деньги киношколы, которые мы заработали за два года. Кроме того, есть вложения партнеров, белорусской и литовской компаний. Мощную поддержку деньгами и ресурсами оказали мои друзья из «Тяни–Толкай». Павел Тараймович работал в нашей съемочной группе, писал звук, и неожиданно сыграл один из ключевых эпизодов в фильме. Просто утвержденный на эту роль актер перепутал графики и купил билет на море. Когда я об этом узнала, рядом со мной стоял совершенно положительный Паша. А персонаж — отрицательный. И Паша сказал: «Я готов!» А потом удивил всех на площадке необыкновенным перевоплощением.
Фото facebook.com/alexandra.butor.7
И знаете, что самое классное? Ни у кого из нас, членов съемочной группы, не было ощущения, что мы впахиваем, работаем на износ. Мы все получали дикое удовольствие от самого процесса.
— Почему вы не рассказываете журналистам, о чем картина? Это такой пиар–ход?
— Нет. О сюжете стараемся не говорить только для того, чтобы у зрителей было желание пойти в кинотеатр и узнать, чем там все–таки эта история закончилась. А из фабулы секрета не делаем. Эта история о молодых людях, которые случайно встретились на одной железнодорожной станции. Он — талантливый, жутко закомплексованный педантичный программист. Она — простушка из деревни, которая живет не разумом, а сердцем. И вот то, что с ними происходит на этой станции, и есть сюжет нашего фильма. Главная мысль, которую мы с моим постоянным соавтором Юлией Гирель хотим донести до зрителей, предельно проста: иногда нужно открывать свое личное пространство для других людей. От этого все наши беды и стенания. Ведь как часто бывает в жизни? Сидит человек один в своей ракушке, никого видеть не хочет, постоянно страдает и жалуется. Но стоит ему только открыться другим людям, как жизнь сразу становится лучше и проще. Именно так случилось с героем актера Эрика Абрамовича.
— Но ведь вы собирались позвать на главную роль другого молодого человека?!
— Все верно. Я видела в этой роли совсем другого артиста, не буду называть фамилию. Лично мы были незнакомы, но я знала его по прекрасным театральным работам. И, конечно, первым делом пригласила на кастинг именно его. Но... не сложилось. Знаете, бывает так, что на сцене артист шикарен, а в кино — совсем не то. Не было попадания в образ, и я срочно стала искать замену, хотя никого другого в этой роли даже не представляла. Помогла Олеся Грибок — наша актриса, которая сейчас живет в Москве и занимается продвижением молодых актеров. Она прислала мне видео рекламы одного из мобильных операторов, где снялся Эрик. Реклама как реклама, но образ у него там какой–то непонятный. Наш оператор–постановщик сначала скривился: «Да ну, что–то не то». Я говорю: «Давай попробуем. Пусть придет, хотя бы посмотрим на него». Эрик пришел — и случилась как раз та ситуация, когда у нас отпали все сомнения. Он! Берем! Точно так же получилось с актрисой театра кукол Любой Клок. Она пришла, да еще попала в пару с Эриком! Мы праздновали! Мы нашли главных героев!
Кроме того, в фильме снялись артисты, которых я «вырастила» у себя в киношколе. Часть группы, кстати, тоже мои воспитанники. По сути, благодаря школе я обеспечила себя надежной съемочной командой профессионалов, которым смогла, как мне кажется, привить самое главное — любовь к кино.
— В октябре вы планируете завершить монтаж и озвучку и, по сути, получите уже готовый кинопродукт. А что потом? Какая судьба ждет ленту?
— Прекрасная. Еще до запуска я встречалась с некоторыми прокатчиками, они фильмом заинтересовались. Плюс рассматриваю кинорынок Прибалтики — наши партнеры оттуда. Я не скрываю, что моя главная цель — продать этот фильм. Мы хотим заработать денег для того, чтобы идти дальше. Чтобы иметь возможность снимать еще больше хорошего и качественного кино.
— А как же фестивали?
— Когда я снимала «Сладкое прощание Веры», мне все говорили, что это фестивальное кино. Хотя я не совсем понимаю, что это значит, какими критериями можно это измерить. Оно фестивальное только потому, что получилось мудрым, глубоким, спокойным? Или что? Фильм получил золотого «Реми» в Хьюстоне. Но что с того? Приз ничего мне не дал, на меня никто не стал смотреть по–особенному. Другое дело, когда лента собирает кассу. Тогда и разговор с партнерами другой, и есть средства на съемки следующего фильма. Это, считаю, сегодня гораздо важнее.
leonovich@sb.by