В поисках утраченного

Из множества фрагментов литературного краеведения Беларуси складывается колоритная мозаика сопричастности с нашей стороной множества писателей, чье художественное слово будоражило умы и настроения народов самых разных стран. За суетой почти никто из газетчиков не откликнулся на недавнюю смерть Ричарда Капустинского. А ведь знаменитый польский писатель и публицист вырос и первые уроки воспитания получил в Пинске. Там даже дом, где он жил с родителями, сохранился. Несколько лет назад довелось вместе с замечательным русским писателем Юрием Лощицем побывать на могиле его прадеда в слуцких Лопатичах. И для нынешнего председателя Союза писателей Болгарии прозаика и публициста Николы Петева (недавно получил от него книгу, где есть и «белорусские страницы») наш край — далеко не чужой. Знаю, его автографы, свидетельствующие об открытии Беларуси, знакомстве с нашим народом, — в музее пуховичской Блони, в картинной галерее в Марьиной Горке... А вспомнилось о пересечении литературных судеб с Беларусью не случайно. На днях пришло приглашение из Рязани. Правительство области, Рязанский государственный университет имени Сергея Есенина, Рязанская областная юношеская библиотека проводят международную научно–практическую конференцию «Наследие К.Г.Паустовского и современность: экология, культура, нравственность». Получится вырвать из бесконечной суеты два–три дня — поеду непременно. Год для воспоминаний о великом русском писателе не рядовой: в мае — 115 лет со дня рождения автора «Золотой розы».

...«Повесть о жизни» Константина Паустовского: «В октябре на фронте наступило затишье. Наш отряд остановился в Замирье, вблизи железной дороги из Барановичей в Минск. В Замирье отряд простоял всю зиму...» Замирье, «унылое село» на карте Беларуси, — нынешняя Городея. Здесь будущий великий писатель, а в то время санитар военно–полевого отряда провел «черную осень» и «гнилую зиму» с 1915 на 1916 год. Знакомых Паустовскому адресов в наших краях не так и мало. Начнем с вокзала в Бресте. Здесь некогда размещалась военная гостиница (здание, в котором сейчас находится служебное помещение железнодорожного вокзала), где ночевал санитар Костя. О Бресте — в «Повести о жизни» и «Романтиках». «...На фронте было затишье, и потому мы долго простояли в Бресте — плоском городе среди грустных равнин. Над этими равнинами проходила такая же грустная, как и они сами, весна. Лишь одуванчики цвели по межам. Свет солнца казался беловатым, — небо почти все время было покрыто туманом.

Война была рядом, но чувствовалась она только по обилию солдат и прапорщиков на брестском вокзале да по длинным воинским эшелонам, загромождавшим загаженные запасные пути.

Авиация в то время еще была в диковинку. Канонада до Бреста не достигала. Бои шли далеко, под Кельцами...» О своих брестских впечатлениях начала войны Паустовский написал в вятскую газету небольшой очерк. Вскоре материал и был опубликован под названием «Синие шинели». «...В нем я писал о том, как был взят в плен весь многотысячный гарнизон австрийской крепости Перемышль. Мы видели этих пленных в Бресте». Именно тогда, при встрече с пленными, с Паустовским произошел интересный случай: будущий писатель встретил своего двойника. «В поезде было много разговоров об этом... Все сошлись на том, что этот австрийский солдат был, конечно, украинец. А так как я отчасти был тоже украинцем, то наше поразительное сходство уже не казалось непонятным».

И Ганцевичи — из военных адресов русского писателя, где он останавливался в августе 1915 года. В «Повести о жизни» отдельной главой представлен еще один белорусский городок — «Местечко Кобрин». А еще Пружаны — «литературная память» Паустовского: «В Кобрине мы получили приказ идти на север. Мы двигались, почти не останавливаясь, пока не дошли до местечка Пружаны вблизи Беловежской пущи.

По дороге мы проходили мимо бесконечных скудных полей, заросших дикой горчицей.

На юго–западе курился взорванный Брест.

В поле около Пружан мы увидели брошенное орудие с развороченным стволом и остановились». Путешествие с Паустовским по Беларуси в Первую мировую — открытие его глазами Слонима, Барановичей, Несвижа, Молодечно...

«Я видел замки польских магнатов — особенно богат был замок князя Радзивилла в Несвиже, — фольварки, еврейские местечки с их живописной теснотой и запущенностью, старые синагоги, готические костелы, похожие здесь, среди чахлых болот, на заезжих иностранцев. Видел полосатые верстовые столбы, оставшиеся от николаевских времен.

Но уже не было ни прежних магнатов, ни пышной бесшабашной их жизни, ни покорных им «хлопов», ни доморощенных раввинов–философов, ни грозных Судных дней в синагогах, ни истлевших польских знамен времен первого «повстания» в костельных алтарях. Правда, старые евреи в Несвиже могли еще рассказать о потехах Радзивилла, о тысячах «хлопов», стоявших с факелами вдоль дороги от самой русской границы до Несвижа, когда Радзивилл встречал свою любовницу — авантюристку Кингстон, о многошумных охотах, пирах, самодурстве и шляхетском чванстве, глуповатой спеси, считавшейся в те времена паспортом на вельможное «панство». Но рассказывали они об этом с чужих слов.

А сейчас, во время войны, устоявшийся быт, так же как и эти тусклые воспоминания, стерла до основания война. Она затоптала его, загнала в последние тихие норы, заглушила хриплой руганью и ленивым громом пушек, стрелявших и зимой, только чтобы прочистить горло».

Возвращаясь однажды в Замирье из очередной поездки верхом на лошади, санитар Паустовский был ранен в ногу. Месяц пролежал в госпитале в Несвиже. Там и узнал из обрывка газеты о гибели на фронте двух своих родных братьев — Вадима и Бориса. Главный врач отпустил раненого. Вскоре Константин был уже в Москве, дома...

О чем же рассказать в Рязани? Может быть, вспомнить белорусских писателей, кто с особым трепетом брал уроки у великого мастера художественной прозы? Вспомнить Ивана Мележа, Янку Брыля... Или рассказать о том, как рвался на встречу с автором «Золотой розы» наш белорусский классик Владимир Короткевич, оставивший после себя небольшую поэму «Тарусская вилла». Таруса — ведь тоже из городов Паустовского... Или прочитать страничку из эссе Бориса Саченко «Уроки К.Паустовского»... А еще был «свой Паустовский» у Василя Витки.

...Мы редко вспоминаем, что мастер «лирической прозы» в начале своего творческого пути писал стихи. Одно из них и с «белорусским адресом» — местечко Снов, сентябрь 1915 года: «Вспоминались мне радуги зыбкого моря,/ Яркий смех, плен узорных сентябрьских садов,/ Предзакатные сны, светлоокия зори,/ И в заре — опьяненная мукой любовь». Шла война, а Паустовский настойчиво искал красоту. Или, может быть, просто следовал правде жизни. А ведь разве она — и настоящая, и художественная — не в самой красоте жизни?..