Иван Чесак, мой собеседник, задумался. Помолчав минуту–другую, словно ожидая от меня подтверждения сказанному, продолжил свой монолог.
— Как–то не укладывается в сознании, что вчерашняя страница твоей жизни — уже страница истории. И она принадлежит не целиком тебе, а всем. Странно устроена жизнь... Хотя, с другой стороны, а что тут странного? Обыкновенная диалектика. И если кусок твоей жизни стал частичкой общей истории, значит, было в ней что–то стоящее...
Студенческие стройотряды — это, пожалуй, самая яркая страница в биографии комсомола. И вовсе не потому, что они окрылены романтикой. Песни у костра, тайга, степь и новые дороги — это ее внешние проявления. А романтика — категория нравственная. По словам Константина Паустовского, она не позволяет людям быть лживыми, невежественными, трусливыми и жестокими. В романтике содержится облагораживающая сила, способная созидать душу молодого человека, творить в ней великую Родину и чувство гордости за нее. И когда мы пели «Жила бы страна родная, и нету других забот...», мы искренне верили, что так оно и есть.
Моя стройотрядовская эпопея начиналась с комиссара, командира линейного отряда, а закончилась командиром Республиканского ССО. В 1968 году я был первым командиром Минского областного студстройотряда. Валерий Печенников — комиссаром, Иосиф Вашкевич — главным инженером, а Иван Золоторевич — начальником штаба. Нет на свете ни Валерия, ни Иосифа, ни Ивана, но они, как юность комсомольская, живут в моем сердце.
Когда о человеке говорят, что он сам сделал себя, я всегда возмущаюсь. Это в корне неверно. Да, есть талант, дар, но его сам не сделаешь. Он закладывается природой на генном уровне. А как можно отгородиться от роковых обстоятельств, которые решали, жить тебе на белом свете или нет? Со мной такое дважды было...
Я — сибиряк. Родился в деревне Павловка Чистоозерного района Новосибирской области. И жил там с мамой, отчимом, братьями до 1953 года.
...Село огромное. Улица растянулась на километра два. Да и где та улица зимой? Сплошной сугроб, отчерченный по бокам линиями заборов. У их кромки протоптана дорожка в глубоком снегу. Но ее на глазах затягивает лихая вьюга. С трудом вытаскивая ноги из снега и проваливаясь снова, бреду в школу. А на улице ни одной живой души.
Мне оставалось пройти еще с полкилометра, когда навалилась такая усталость, что нет мочи сделать хотя бы шаг. Нестерпимо захотелось сесть на снег, привалиться спиной к забору и закрыть глаза...
Из сладкой дремы меня выдернули сильные руки дяди Пети, родного брата мамы, жившего с нами в одном доме. Мамино сердце не почуяло беды. Она отпустила первоклашку в школу. А Петру Тимофеевичу что–то подсказало через некоторое время пойти за мной следом. На меня, прикорнувшего у забора, он наткнулся, когда вокруг уже вырос сугроб...
Да, прошлое не признает сослагательного наклонения. Что было то было, и никакие «если бы» силы над ним не имеют. И все–таки... А если бы тогда дядя не пошел вслед за мной? И оборвала бы вьюга тонкую нить жизни.
...Жуткие боли в животе приковали к постели меня, семилетнего пацана, на 22 дня. Обессилел так, что ноги не держат. Отвезли в районную больницу. Мама на руках отнесла меня в приемное отделение, а там не берут — нет направления из ФАПа.
Раннее утро. Сидим на скамейке в больничном дворе. Мама от отчаяния плачет. А мимо проходят медработники, спешат на службу. И никому нет до нас дела.
«Что случилось? Почему вы плачете?» — с участием спрашивает у мамы мужчина, явно доктор. Мама объяснила. «А ну, идемте со мной!» Видя, что идти я не могу, вызвал санитаров с носилками. Это был главный врач больницы. Осмотрев меня, он произнес непонятное слово «перитонит» и обратился к маме: «Нужна немедленная операция. Но за исход ее я не ручаюсь...» Он спас мне жизнь. Так как же можно утверждать, что сам сделал себя, когда без участия людей в твоей судьбе тебя просто не было бы на свете!
Мой отчим Григорий Захарович Швачко был знаменитым комбайнером. В 1951 году он прославился на всю Новосибирскую область: по намолоту пшеницы занял первое место. А 1952 год выдался на редкость неурожайным. Пшеница поднялась на каких–то 15 см. Что тут намолотишь! Сколько ни ругай матушку–природу за неурожай, ей от этого ни жарко ни холодно. А вот людей можно всегда обвинить в злостных намерениях. Очевидно, отчим в ответ на несправедливую критику сказанул то, чего говорить не следовало. И сгустилась над нашей семьей темная туча...
Главный инженер МТС посоветовал отчиму уезжать из Павловки. Подальше от беды и как можно скорее. Что–то распродали, что–то раздарили родичам и соседям — и нет хозяйства. Ехать решили к дальним родственникам на Кубань в станицу Красноармейскую. Но работы там не оказалось. Взяли отчима трактористом в МТС, которая располагалась между станицей Новониколаевской и хутором Лебеди. Под жилье выделили нам амбар. В одной половине помещалась семья, а в другой — живность (свой дом мы построили только в 1961 году).
Наш путь из одного конца страны в другой длился две недели. Но ни у кого не возникло ощущения, что мы едем на чужбину. И пусть не везде и не во всем царили гладь да благодать, но это была одна держава. Одна на всех наша великая Родина. И мне искренне жаль, что не стало той небывалой страны. Никогда и нигде подобной ей больше не будет...
Отслужив в танковых войсках в Грозном и Анапе (я был механиком–водителем, командиром танка), решил поступать в Минский радиотехнический институт. Он только открылся. Меня совершенно не смущало, что в Минске нет ни одного знакомого человека. И вообще я здесь никогда не был. Но и Беларусь была моей Родиной...
Выдержав серьезный конкурс (17 человек на место), я стал студентом факультета автоматики и вычислительной техники (1964 г.). А на втором курсе меня избрали секретарем комитета комсомола факультета. Утвердили комиссаром студенческого строительного отряда «Импульс». И летом 65–го отправились мы в Уральскую область. В совхозе «Миргородский» строили кошары.
Это был судьбоносный отряд: он построил мое личное счастье. Врач отряда, студентка 5–го курса Минского мединститута, стала моей женой. И вот с того прекрасного лета уже 53 года шагаем мы с Ниной Александровной по жизни вместе...
Трудовой семестр–66 был тоже целинным. В совхозе имени Героя Советского Союза Маншук Маметовой бойцы стройотряда «Огонек» построили 10 домов.
Целую улицу! А поначалу приняли нас весьма недружелюбно. Директор совхоза Мурат Насимулин на первой же планерке, когда я потребовал обеспечить фронт работ, раздраженно заявил: «Да знаю я ваши отряды! Прошлым летом были у нас студенты. Спите до десяти часов. Ничего делать не умеете. Одна морока с вами...» На что я резонно ответил: «То были из другой республики, а мы — белорусы». Вскоре раздражение директора сменилось удивлением, а потом — и уважением. Проверяя качество работ, директор легонько постучал молотком по штукатурке. Держится. Ударил посильнее — не отваливается. «Да, командир, ты прав, — сказал он с чувством. — Белорусы — настоящие мастера». Эти слова были для меня как награда. А весной он прилетел специально в Минск просить, чтобы меня с отрядом опять направили в его совхоз. Но я уже возглавлял зональный целинный стройотряд. Следующая ступенька — командир Минского областного студстройотряда. Им я стал, когда был студентом 4–го курса. Вот так стройотряды испытывали и закаляли будущих командиров производства. И когда меня распределили на завод имени Вавилова, было такое ощущение, будто у меня за плечами — академия жизни. Я знал, как надо работать с людьми. Умел решать неотложные проблемы, невзирая на их сложность и масштаб.
Но не пройдет и четырех лет, как судьба вновь призовет меня под стройотрядовские знамена. И скажу честно: я благодарен ей за это. Два трудовых семестра возглавлял сводный студенческий строительный отряд имени Героя Советского Союза Т.П.Бумажкова. В знаменитой Рудобельской республике, ставшей символом мужества и героизма белорусского народа, красное знамя было поднято сразу после свершения Октябрьской революции в Петрограде. Не опускалось оно и в годы немецкой оккупации...
Шефствуя над Октябрьским районом Гомельской области, бойцы сводного студстройотряда строили жилые дома и животноводческие помещения. Работали на мелиорации. Каждое лето они выполняли четверть всех строительных работ, осуществляемых в районе за год. После Рудобелки еще пять лет был командиром Республиканского студенческого строительного отряда.
Имея солидную практику, мне было просто и естественно перейти на работу в партийные органы. В райкоме, горкоме, обкоме партии должности были разные, но одинаково высокой оставалась ответственность за каждое слово, за каждое дело, за каждый свой поступок. Потому что партийная работа — это служение человеку. А труд не для себя, а для других, по словам Д.И.Менделеева, оставляет след долгой радости. Вот такой же след радости оставили в моей душе и студенческие строительные отряды.
Фото автора.
