Самый красивый космос — в Лунинце
Дом, принявший меня после рождения, стоит на Гагарина, 126. Если бы это произошло раньше, я родилась бы на улице Церковной. Само собой, что на ней возвышается церковь — Крестовоздвиженская. Красная, с серебряными куполами. Может, потому в моем детстве было так много красных георгинов. Спрашивала у бабы Нади:
— Почему «вяргiня» так называется?
— Это, — говорила бабушка, — оттого, что «вера гiне».
— А почему же ты всегда только «вяргiнi» высаживаешь, ведь столько других цветов красивых?
— Чтобы «вера не загiнула».
Парящий город
Лунинец — город, который парит («лунае»). Город, не приземленный ни по названию, ни по ощущениям. На Привокзальной площади в Лунинце памятник в честь освоения космоса — окрашенная в серебряный цвет женщина с протянутой в небо рукой, а в ней — шар с лучами. В детстве я всегда удивлялась, почему в руке не серп или молот и что это за фантастически серебряная работница или крестьянка? А потом поняла, что ничего удивительного нет — в Лунинце хочется летать. И цветы космеи (научное название — космос) — самые красивые в Лунинце.
Между шептухой и гадалкой
Март. Дрова. Найденная и положенная в карман пальто мертвая пчела. Чудо — и она оживает. И чудо — кусает тебя за палец. Но во дворе есть еще одно чудо — глубокий колодец с журавлем, не улетающим на зиму. Чтобы было легче, я постоянно окунаю руку в ледяную воду. Боль утихает, рука все больше и больше краснеет, становится пухленькой и красивой. Но оказывается — у меня рожа. Болезнь не для медицины. Но есть же соседка баба Марина — шептуха, и меня ведут к ней. Все, как в сказке: без таблеток и уколов через три дня рожи как не бывало. И я бегаю, высматриваю, кто пошел к другой соседке — гадалке Надежде. Кто захотел обнадежиться, у кого проблемы в жизни... У меня их еще нет, а когда они возникли — не стало гадалки Надежды.
Свадьба каждый год
Лунинец — город, в котором земля ежегодно выходит замуж за небеса. А фата у нее — из цветов клубники. Свадьба эта тем отличается от остальных свадеб, что на ней никого не угощают. И только после медового месяца гости–лунинчане и гости–туристы могут полакомиться красным угощением на зеленых блюдцах. И не просто полакомиться, а набрать с собой, чтобы сварить варенье, джемы, компоты, наморозить на долгую зиму.
А после свадьбы и угощений начинается тяжелая семейная жизнь, требующая бесконечной прополки. Но ты же знаешь, что вскоре снова свадьба и угощение.
Достойная памятника
В Лунинце жила самая красивая корова, которую я только видела. Она была королевой стада, всегда идя впереди, как будто отдельно. Она даже не шла, она себя несла. От ее величественности иногда бывало не по себе. Казалось, что она из какой–то легенды, предания. К ней было страшно подойти, а не подойти было невозможно, поскольку синева ее глаз напоминала глубокие озера Беларуси, а плавать я не умела. Как метроном, отбивал такт ее хвост, отгоняя ненасытных мух и слепней.
Я училась считать по кругам на ее рогах и постепенно дошла до 15. У нее было наивкуснейшее молоко, которое я когда–либо пила, и бабушка никогда не сдавала его в колхоз, говорила: «Пусть лучше люди добрые выпьют» — и желающих всегда было много. Парное молоко и простокваша, сметана и масло, творог и сыр — в них чувствовался неповторимый аромат трав Припяти с ничем не объяснимым привкусом шиповника.
Она, видно, когда еще только родилась, напоминала будущую королеву, и ее назвали Роза, потому что всех остальных коров бабушка называла Лыска, Зорка, Цеба...
Строчка Андрея Вознесенского «Роза черная коровьего навоза» тоже была о ней. Мама рассказывала, что в первый раз, когда я увидела их, у меня только и вырвалось: «О–о–о!!!» И я с гордостью думала: «У нашей Розы самые большие и красивые розы». Их невозможно было перепутать. Там, где она прошла, оставались следы необычных цветов.
Я спрашивала у мамы, почему не осталось ее фотографии, и мама, как о человеке, сказала: «Она не любила фотографироваться».
Если бы она жила в Индии, ей бы обязательно поставили памятник, но в моей памяти она и так как памятник детству, красоте, дочернобыльскому Полесью.
Кем любуется Кассиопея
Для самой красивой коровы нужно душистое сено. И конечно же, оно было. Участки выделялись около Припяти. Когда дед Микола с отцом косили, для меня был сплошной отдых — поиски клубники, кувшинок, в которые можно было положить сладкие ягоды, как в мисочки, концерты кузнечиков, игра «в дурака» под дурман сенокоса. А сгребать, как подросла, доводилось и мне. С Припятью и сеном связан и мой первый заработок — 15 рублей, на которые я купила для мамы в подарок перламутровый, как припятские жемчужницы, сервиз. Сервиз был постепенно разбит на счастье в 90–е годы XX столетия. Коров не стало сил держать не только у деда с бабой, но и у большинства лунинчан. Исчезло огромное количество лунинецких стожков и стогов, над которыми так уютно было Стожарам. Кассиопея уже изредка любуется теми, кто косит. А у Малого и Великого Возов (Малой и Большой Медведиц) остается звездная мечта — перевозить припятское сено.
Два в одном
Как только пришло время идти в школу, жизнь моя разделилась на две части: школа–Минск и каникулы–Лунинец. Кто не мечтает о каникулах, а тем более о каникулах в деревне. Деревней был для меня Лунинец — дом деда и бабы с подворьем, огородом, садом, сараями и курятником. Ох как обижались лунинецкие подруги, когда я говорила, что Лунинец — деревня. А я же искренне была уверена — чудесная любимая деревня. В моем детстве даже асфальта на улице перед домом не было. Да и сами подруги жили в собственных домах и ходили гулять в город — на вокзал. Так получалось два в одном — деревня и город в одном Лунинце. В «городе» можно было купить мороженое в бумажном стаканчике с деревянной палочкой (и теперь никакая яркая упаковка для меня недостойна того стиля минимализма). А в «деревне» можно было добавить к нему клубники или вишен. Главное — добежать, пока мороженое не растаяло. И стаканчики нужно было сжечь на счастье. Посуда либо бьется на счастье, либо горит. Ну невозможно съесть вафельный стаканчик на счастье!
Путь от белого к солнечному
В Лунинце на грядках у нас никогда не росли кабачки. Мое детство прошло с «гарбузамi», тыквами, наполненными солнцем и семечками. Впрочем, и кабачки наполнены солнцем и семечками. Но солнце в них чересчур вытягивается, а семечки никто не лузгает...
Кроме белых семечек, Лунинец для меня — белые или солнечные блины, которые макаешь в жареное сало, также прошедшее путь от белого к солнечному. Как что–то сказочное из детства — сковорода, в которой жарилось сало, на припечке и в ней — мышонок (хотела написать маленький, серый, но какой же еще может быть мышонок?). И еще в кладовке — бочка, а в ней желтое сало и соль, соль, соль... Еда не для детства, а для воспоминаний.
Кошиковая вселенная
Долгими зимними вечерами мой дед Микола создавал из лозы кошики (словарь дает, что «кош» по–русски «корзина», «лукошко», но дед плел именно коши). А в доме постепенно создавалась кошиковая вселенная. В кошике хорошо и кукле, и бульбе, и клубнике, и грибам. Трудно представить Лунинец без кошиков, маленьких и больших, с крышками и без. Кошик можно взять в дорогу, а можно дать в дорогу. Кошик — не сумка. Невозможно нести на себе 5 кошиков. Только два — для равновесия: с яйцами и салом или с луком и помидорами. Главное — не забыть положить на дно «пляшачку» (от этого кошики тяжелее не становятся).
Лучше — на канаву
Живу с младшей сестрой у деда с бабой в Лунинце. Рядом — ни речки, ни озера (Припять все–таки за 15 километров), только бесконечное количество канав. Отец отдыхает в Гагре. Как–то сестра мечтательно говорит: «Поеду к папе на море», но, чуть–чуть подумав, добавляет: «Нет, лучше я пойду с дедом на канаву». Это и стало нашим с ней жизненным паролем. Который возможно и невозможно понять...
Когда существует только рай
А недалеко от нашего дома было Срай–болото. И болота там не было — одно название. И не из рая, как мне сначала казалось, оно было... А может, это я сейчас ошибаюсь, как и все остальные, может, все–таки рай...
Остается Надежда. И не одна
У моей прабабки была дочь Надежда. Потом прабабка родила тройню и назвала девочек — Вера, Надежда, Любовь. Вера и Любовь умерли маленькими. Остались две Надежды.
Мне кажется, что и Лунинец — город надежный. Он не выбрасывает тебя в открытый космос, но ждет тебя в нем.
Заметка краеведа
Лунинец — город в Брестской области, центр Лунинецкого района. Расположен в 240 км к востоку от Бреста и в 250 км к югу от Минска. На 2000 г. — 24,2 тыс. жителей. Важный железнодорожный узел. Статус города получил в 1940 году. Впервые упоминается в исторических источниках в 1449 году как деревня Малый Лулин. Принадлежал Немировичам, с XVI века — полоцкому воеводе С.Давойне. В 1622 г. подарен Дятловицкому мужскому монастырю. Развиваться начал в связи со строительством Полесской железной дороги. Действуют заводы «Полесьеэлектромаш», ремонтно–механический, молочный, деревообрабатывающий комбинат, локомотивное депо. В окрестностях города встречается уникальное растение — лобелия Дортмана, изображенное на его гербе.
Аксана Спрынчан.
