МАСТЕРСКАЯ о графике и живописце говорит многое. В большом светлом помещении, обтесанном временем, все заставлено полотнами. Здесь мы и встречаемся с Георгием ПОПЛАВСКИМ в канун его 85-летия. Несмотря на годы, он по-прежнему молод душой, бодр и неутомим. С юбилеем художника поздравил Президент: «Вы внесли значительный вклад в развитие и обогащение традиций станковой и книжной графики. Благодаря Вашему яркому таланту родились настоящие шедевры, которые завоевали признание в Беларуси и за ее пределами», — говорится в поздравлении. Один из признанных лидеров национальной школы графики, Георгий Поплавский воспитал несколько поколений художников, имена которых — гордость отечественного изобразительного искусства. Президент пожелал юбиляру, чтобы и в дальнейшем его многогранная деятельность и активная гражданская позиция служили хорошим примером для талантливой молодежи.
Его творчество вбирает в себя целую эпоху: Великая Отечественная война, крестьянский быт в эпоху соцреализма, освоение СССР космоса, Чернобыль. Работы Поплавского — в Национальном художественном музее Беларуси, фондах Белорусского союза художников, Третьяковской галерее и других музеях России, США, Швейцарии, Польши, Индонезии и Украины.
«В мастерской я отдыхаю, — признается мне Георгий Георгиевич. — Когда друзья приезжают, остаются ночевать именно здесь». Завсегдатай творческой обители и внучка мастера — Маше в этом году исполняется 10 лет. У нее уже три «красные книги». Так Георгий Георгиевич называет внушительные папки необычных акварелей Маши: «Дал ей кисти, краски, бумагу, книги. Пару раз поставил кувшин, цветы в вазе нарисовать с натуры, так ей скучно стало. Я не вмешиваюсь. Не пойдет по моей стезе, и ладно — хватит в семье художников: жены, дочки и меня».
Органично смотрятся в мастерской и разные предметы, привезенные из разных частей света — США, Индии, Китая, арабских стран, Австралии… Чувствуешь себя как в музее. Самый редкий экспонат — ус синего 36-метрового кита, который убит с разрешения ЮНЕСКО для одного из музеев во Владивостоке. Здесь есть и гнездо птицы ткач из Индии, полуметровая амазонка из Эфиопии. «Наверное, по генам я цыган. Меня с детства на месте не удержать, и знакомые говорили: ну какой он белорусский художник, его за хвост не ухватишь. Сейчас я на подписке о невыезде, — шутит. — По состоянию здоровья дальше Болгарии не пускают».
— Георгий Георгиевич, а есть здесь у вас картина, которую вы никогда никому не продадите?
— Есть одна работа — «Вид на предместье со стороны Старослободской улицы» 1962 года. До того как получил квартиру в доме для художников, 9 лет жил в бараке, который стоял на склоне между улицами Мопра и Старослободской, уже таких нет. Это место в историческом центре, где сейчас на набережной высится белый дом. На картине видно Троицкое предместье...
ПО ПАСПОРТУ день рождения у Георгия Георгиевича 10 февраля. А во многих источниках указано 15-е. Сам он родился в Украине. Но семья считалась русской. Была старообрядческой и мигрировала туда со времен реформы Никона. У дедушки художника была своя кузница, так он настолько преуспел, что за мастерски изготовленные кареты в 1900 году на выставке в Париже ему дали даже бронзовую медаль. Кузница досталась отцу, но в годы раскулачивания семья ее бросила и уехала в деревню Бортники под Бобруйском. «Родился я на самом деле 15 января 1931 года, — говорит Георгий Георгиевич. — После войны никаких документов не осталось. Нужно было оформляться в школу, и в метрике допустили ошибку. С тех пор так и праздную два дня рождения».
С самого детства маленький Жора любил чирикать, как он говорит, что-то карандашом. В школе рисовал в стенгазету, плакаты к праздникам. А судьбоносной встречей стало для него знакомство с Борисом Федоровичем Беляевым — преподавал в студии при Доме пионеров в Бобруйске художественное искусство. Он-то и заразил его любовью к этому виду творчества. В 1947 году Георгий поступил в Минское художественное училище, объявившее как раз первый набор: «Там повстречал и мою будущую жену. И «стариков», которые оказались на первом курсе, — Савицкого, Громыко».
Как началась карьера графика? В 1951 году пошел в армию, где, выполняя задания, рисовал на агитационную тематику. Во время службы женился, а после нужно уже было содержать семью с ребенком, учиться в институте. Живописью особо не заработаешь. Частных покупателей, как сегодня, не было. Чтобы получать заказы, следовало быть как минимум членом Союза художников БССР. Тогда предложил свои услуги редакциям журналов «Вясёлка», «Бярозка», «Маладосць», «Нёман», издательствам. «Помню, первое произведение, которое мне поручили проиллюстрировать, — «Смок Беллью» Джека Лондона. Меня так это вдохновило! Потом опять книга, и так увлекся, что не остановить, — смеется. — Уже студентом участвовал во всесоюзных выставках. А как окончил институт, меня сразу приняли в Союз художников БССР без кандидатского срока. По тем временам редчайший случай».
— А есть у вас любимая книга из тех, с которыми работали?
— К каждому литературному произведению невольно подходишь с трепетом. К примеру, Шекспир. Я работал с такими, как «Сон в летнюю ночь», «Двенадцатая ночь», «Укрощение строптивой». «Сон в летнюю ночь» — там нет страны, но есть эпоха, стиль. Быков, военная тема — конечно это мое. «Новая зямля», «Сымон-музыка» Коласа — люблю Полесье, крестьянский быт. К тому же у меня был дом на хуторе Ратини, около деревни Масковичи (Браславщина), где я жил каждое лето, лет 50 подряд.
Возникали ли творческие споры с белорусскими классиками? Конечно, признается художник и шутит: с Шекспиром не поспоришь, а с живым писателем — пожалуйста. Сохранились у Георгия Поплавского воспоминания и о Быкове, Адамовиче, Кулешове, Мележе, Шамякине. Некоторые из них часто приходили именно сюда, в мастерскую. Рассказывает:
— Все они были свойскими людьми. Ни в ком не было «фанабэрыстасці». Приезжает друг в гости к Адамовичу. В ресторане не поболтаешь, на кухне тоже. Он жил в хрущевском доме на первом этаже. А вот в мастерской у Поплавского — да. Подолгу заседаем, шутим. Адамович мне был близок еще тем, что я из-под Бобруйска, а он в оккупации жил в поселке Глуша. Немцы выгоняли нас чистить слуцкую дорогу, и я ходил вместо мамы. Мне было 12—13 лет, ему более 25. Мы шутили, что могли встретиться лопатами, ведь, получается, чистили по направлению друг к другу. Потом этот момент вошел в его автобиографическую дилогию «Партизаны» — одна из первых книг, над которой я работал. Он хотел сделать это как репортаж, и нужно было найти четкий стиль. Что и связало нас творчески. Я сделал целый цикл на эту тему — «Читая Алеся Адамовича». Потом ездил на съемки фильма «Иди и смотри», сделал портреты трех мэтров, которые о войне сказали больше, чем целая плеяда писателей, — Элема Климова, Алеся Адамовича, Василя Быкова.
Быков жил в Гродно, и мне поручили оформить его книгу. Поехали с семьей к писателю. У меня была собака Гоша. Быков забронировал нам гостиницу, и нас по его просьбе поселили в советскую гостиницу с собакой, что неслыханно на тот момент. Потом он нас возил в Прибалтику на Белое озеро, где любил писать. Близок он был мне и тем, что еще подрабатывал в Гродно как художник.
Сейчас творческие союзы очень разъединены. У каждого своя ниша. А тогда были какой-никакой комсомол, клубы творческой молодежи, которые объединяли писателей, художников, киношников, артистов, архитекторов. Едем, к примеру, на семинар на Свитязь, потом на Нарочь. Представляете, какая богема! К нам приезжают асы своего дела и чему-то учат. В Болгарии был даже организован международный клуб творческой молодежи, и мы заседали в нем с Бюль-Бюль оглы, Беллой Ахмадулиной. Общение было важно для нашего творчества. Бурлила культура. Хотелось бы, чтобы в Год культуры придумали, как свести творческих людей, познакомить друг с другом.
— Георгий Георгиевич, вы приверженец сурового реализма. Почему?
— В эпоху зрелого соцреализма был такой лакированный стиль. Если ударница, так ее надо сделать покрасивее, тракториста — в чистом, без единого масляного пятнышка на комбинезоне. Еду на целину и вижу, как он пьет из ручья, весь в поту. Тот же соцреализм, только суровый, настоящий.
— В советские времена наверняка было время, когда приходилось выбирать между творчеством и партией?
— Мы были в хороших отношениях с заместителем министра культуры БССР Арсением Ваницким. И он ко мне по-дружески обратился сделать что-то о брестских героях. Я сказал, что сделаю, но свое. На картине написал: «Ваши подвиги и ваши имена для Родины бессмертны». Взъелись тогда, мол, какое имею право придумывать лозунг. Меня потом Арсений вызывает и говорит, что я его подвел. Снимали работы прямо с выставки. Как-то делал иллюстрацию по «Волчьей стае» Быкова. Там есть персонаж Грибоед, он с Левчуком вышел из болота, разулся, ноги вдыхают влагу родной земли. Секретарю ЦК Кузьмину, который дружил с Быковым, видимо, донесли: как это — партизан, а босиком сидит! Пришел и сказал снять. Выставка уже открыта, и на замену я несу белорусскую жнею в лаптях.
У молодежи сейчас, казалось бы, возможностей — работай не хочу. Но ситуация непростая для нее. Допустим, в советское время всегда знал, что мои работы купят. Художественный фонд БССР, СССР, министерства культуры. Сотрудничал с издательствами и никогда не сидел без договора. Сейчас же молодежь должна угождать, например, бизнесмен любит это, поучать, как и что. Я бы посоветовал начинающим художникам для начала все же не искать рынки сбыта работ, а познать себя, чтобы потом не жалеть. Если ты талантлив — непременно оценят! Не хочу осуждать тех, кто уехал за рублем за границу. Но это не наше, не белорусское, не родное, там можно лишь черпать вдохновение.
Я делал так, чтобы не было стыдно ни перед партией, ни перед друзьями. Чтобы не говорили, что прогибался перед ЦК. Показывал войну не как триумф победы, а такой, какой была. Я сам видел оккупацию, Бобруйский котел. Мой отец солдатом был. Какое карате тогда было, а в кино показывают. Коробит меня сегодня то, что молодежь берет сюжеты из книг, компьютеров, не стремится познать реальный мир.
Одна из самых любимых тем Георгия Поплавского — белорусская деревня. У него сохранилось много зарисовок, которые он набрасывал в своих путешествиях по глубинке: селянка в национальном костюме, крестьяне за работой на сечкарне, за пряжей шерсти. Теперь, когда вояжировать много не получается, можно доводить до ума старые задумки. Недавно нарисовал родителей своего друга, которые перебирают рыболовную сеть на Браславщине.
Ну а секрет долголетия прост — любимая работа: «60 лет и полно? Не надо себя угнетать. Я до сих пор не считаю себя пенсионером. Художник и в старости творец».
— Спасибо, Георгий Георгиевич, за интервью. Примите от нашего коллектива самые искренние поздравления с юбилеем!
korshuk@sb.by
