С договором или по-английски?

В Лондоне демонстрация, требующая проведения повторного референдума по брекситу, собрала 700 тысяч человек — в семь раз больше, чем ожидали. Последний раз такое случалось в 2003 году, когда британцы протестовали против войны в Ираке. Тогда правительство Тони Блэра к мнению народа не прислушалось, а много лет спустя бывший премьер-министр признался, что на него давили союзники из Штатов — и Великобритания в войну ввязалась, о чем сейчас жалеют и страна, и сам Блэр. Но как и тогда, сегодняшняя премьер-министр Великобритании Тереза Мэй людей, вышедших на улицы, слушать не хочет. “Второго референдума не будет”, — повторяет она, как заклинание. “Вы украли у меня будущее”, — несут плакаты молодые люди, которые два года назад были слишком юны, чтобы голосовать. Брексит — это в том числе про разницу поколений. Это еще много про что: про восстание провинций против столицы, про антимигрантские настроения, про столкновение интересов рабочего класса и столичной элиты. Но больше всего про разницу поколений. Одно помнит жизнь “до ЕС” и хочет туда вернуться — как будто возвращение в молодость возможно, другое помнит себя только в ЕС и не обзавелось “островной психологией”. Как показывают социологические опросы, в августе 53% опрошенных высказывались за то, чтобы в ЕС остаться. Но на второй референдум нет не только желания правящей элиты, но и времени: в Великобритании на подготовку референдума отводится десять недель, а соглашение с ЕС должно быть подписано в ноябре или в крайнем случае в декабре. Выход Великобритании из ЕС состоится 29 марта 2019 года. 

Идею повторного референдума поддерживают бывшие премьер-министры Джон Мэйджор (которого упрекают в том, что это он ведь во всем виноват — подписал, мол, в 1992 году Маастрихтский договор, втянул нас в ЕС) и Тони Блэр (тот самый, что игнорировал глас народа перед войной в Ираке) и бывшие заместители премьер-министра Майкл Хезелтайн и Николас Клегг. Но Тереза Мэй тверда, как “железная леди”: второго референдума не будет. Кстати, во время подготовки первого она была в лагере тех, кто агитировал за то, чтобы Великобритания в ЕС осталась, но превратностями политической судьбы стала премьер-министром “выхода”. Сегодня Тереза Мэй сражается не только за хорошие условия выхода для своей страны, но и — может быть, в первую очередь — за свое политическое будущее. Не многие верят в то, что оно у нее есть, а бывший министр иностранных дел Борис Джонсон не скрывает премьерских амбиций. 

Сторонники жесткой линии внутри Консервативной партии требуют, чтобы Великобритания покинула таможенный союз ЕС и единый рынок. Но Мэй пообещала Брюсселю, что между Северной Ирландией, которая является частью Великобритании и вместе с ней выходит из ЕС, и Ирландией, которая в ЕС остается, не будет формальной — “жесткой”, как принято говорить — границы. Это означает, что Северная Ирландия должна остаться в ЕС если не де-юре, то де-факто. А это, в свою очередь, означает, что таможенная граница должна появиться уже внутри самой Британии. Против чего категорически выступает правительство Мэй: мол, не может быть границ внутри одной страны. Но если границ внутри Британии быть не может, а одна ее часть должна остаться в таможенном союзе с ЕС, значит, и вся Великобритания в этом союзе останется. Тогда о каком брексите идет речь? 

К тому же, если восстановить границу между Северной Ирландией и Ирландией, это поставит под угрозу подписанное в 1998 году Соглашение страстной пятницы, положившее конец длившемуся десятилетиями кровопролитию. 

Что будет, если Великобритания и ЕС не договорятся? Экономический хаос, причем для всех. Вот в Чехии подсчитали, что ВВП страны может потерять на брексите 1,4% ВВП, потому что Великобритания — один из крупнейших рынков для произведенных в Чехии автомобилей. 

ЕС предложил Лондону продлить на год “переходный период”, чтобы смягчить боль ухода. Но пока самой вероятной опцией остается уход по-английски, то есть без какого-либо соглашения.

plesk@sb.by