Рассвет над Полесьем, или Записки из сельского дневника

Редакционное задание поехать на недельку в деревню да пожить там, пропитаться духом глубинки, разузнать о проблемах села, что называется, изнутри обрадовало и огорчило меня одновременно.
Редакционное задание поехать на недельку в деревню да пожить там, пропитаться духом глубинки, разузнать о проблемах села, что называется, изнутри обрадовало и огорчило меня одновременно. Обрадовало, потому что я искренне люблю деревню, с которой связаны мои детские годы. Огорчило, потому что хорошо представляла, какая сложная задача стоит передо мной, - за несколько дней вжиться в деревню, начать думать и ощущать жизнь, как истинный сельчанин.

- Куда направляешься, деточка? - старичок поерзал на неудобном деревянном сиденье, плотнее укутался в толстый, слегка засаленный кожух - он явно искал себе разговорчивого попутчика перед долгой дорогой.

- В деревню, в Лунинецкий район, - охотно ответила я.

- К бабушке, дедушке? На каникулы?

- Жить, - честно призналась я.

- Да-а... Не то место ты себе выбрала. Ну давай-давай, - разочарованно протянул старик, нахлобучил на глаза меховую шапку и, отвернувшись к окну электрички, мерно засопел. Он решительно потерял ко мне всякий интерес.

Честно говоря, перед поездкой я рассчитывала на подобный разговор в поезде - надеялась еще до прибытия на место запастись интересными впечатлениями. Но я никак не ожидала такой реакции!

Допустим, променять город на глубинку сегодня расценивается как невиданное сумасбродство. Но неужели болезни сегоднешней деревни, о которых разве что ленивый не говорит, необратимы настолько, что можно спокойно спать: мол, чего суетиться, результат ведь и так известен. Вопрос времени... Лично я с таким подходом не согласна, потому и поехала в самую что ни на есть глубинку...

Вот моя деревня

Ранний зимний вечер. Желтые блики фонарей сверкают в мутных лужах привокзальной площади Лунинца. За день сотни пар ног, снующих туда-сюда, превратили снег в жидкую липкую кашу. Стоять на улице зябко и неуютно, но все же лучше, чем дышать спертым воздухом в зале ожидания. Благо ждать мне недолго. Позади две трети пути: на электричке от Минска до Барановичей, оттуда до Лунинца - на дизельном поезде. Впереди - последний марш-бросок. Всего-то полчаса на дизеле до Дребска, а там километра 4 пешочком, и я дома: здравствуйте, бабушка! здравствуйте, дедушка!

...По громкоговорителю объявили посадку.

Дизельные поезда - самый популярный, если не сказать основной, вид общественного транспорта в глубинке. В отличие от автобусов, курсируют они ежедневно, без опозданий, да и билеты недорогие.

Останавливаются на каждом полустанке, там, где испокон веку скоростные поезда даже не притормаживали, а проводники пассажирских не всегда открывали двери вагонов, куда электрички не ходят вовсе. При всем при этом дизель - самый демократичный поезд на железной дороге. Никаких СВ, купе, плацкартов. Все вагоны - общие. Поэтому здесь одновременно пахнет апельсинами и чесноком, французским парфюмом и давно немытым телом. Здесь "че" на русский манер заглушается грубоватым, но выразительным "що". Здесь читают Ремарка и из горла хлещут дешевое "чернило". Только в дизелях на узком сиденье пытаются уместиться, невольно прижимаясь друг к другу, припудренная дама в дубленке и нечесаный мужик в замусоленной фуфайке. В тамбуре не успевает выветриваться едкий запах "Примы" и сладковатый - "Ротманса", а предупредительная надпись "За курение штраф 0,5 мин. з/п" закопчена и едва читается. Мне нравятся дизель-поезда. Потому что здесь все открыты, естественны, искренни, каждый пассажир, словно раскрытая книга. Достаточно молчаливого наблюдения, чтобы понять, чем живет, чем мается белорусский народ.

Выйдя на станции Дребск, я с сожалением оглянулась на уходящий в темноту поезд Лунинец - Житковичи и торопливо потопала по проселочной дороге к деревушке Цна.

Тут следовало бы пояснить читателю, почему именно это место я выбрала себе в качестве "плацдарма". Причины две. Во-первых, с этой деревней я знакома с младенчества - отсюда родом моя мама. Я могу сравнивать, какой была Цна лет 10 - 15 назад и что она представляет собой нынче. Во-вторых, деревушка эта - самая что ни на есть типичная, средненькая, коих большинство в россыпи глубинных населенных пунктов Беларуси: пять улиц (две из которых "обязательные": Мира и Заречная), 256 дворов, 682 жителя, магазин, клуб, ФАП, базовая школа и почтовое отделение. На территории Городокского сельского Совета, не считая трех хуторов, где в общей сложности живет полсотни полешуков, Цна - самая маленькая. Дребск и Кожан-Городок - на порядок-два больше. От деревни до райцентра - с полтора десятка километров, до ближайших крупных городов - Бреста, Гомеля, Минска - более двух сотен. Кожан-Городок, центральная усадьба бывшего колхоза "Маяк коммунизма" (нынче СПК "Городокский"), - в 7 километрах. До железнодорожной станции - не меньше 4 километров. Рейсовые автобусы оставляют Цну далеко в стороне. Но местные жители привыкли обходиться своими силами: где на колхозном автобусе подъедут, который возит по утрам в контору бухгалтеров, где на велосипеде, а то и коня могут запрячь. Но основной для них "транспорт" с сугубо индивидуальным расписанием маршрутов - собственные ноги: ни от кого зависеть не надо, ни под кого подстраиваться.

Местные жители и сами толком не знают, откуда у Цны такое причудливое название. Возможно, и скорее всего позаимствовано оно у одноименной речки, которая разрезает деревушку на две неравные части. Но им приятнее думать, как думал их земляк, писатель-самородок Николай Калинкович, которому судьба отмерила слишком мало времени, чтобы стать литературным символом полесской глубинки. А думал он так: когда-то давно заселили эти земли добрые, искренние, дружные, трудолюбивые люди - "цнатлiвыя палешукi". Отсюда и название деревни - Цна - как признак непорочности, душевности и трудолюбия живущих здесь людей.

(Продолжение в следующем номере.)
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter