Летопись простой семьи, в которую вместились город, страна и эпохаХотите, подскажу эффективное средство от хандры? Действует безотказно. Разбудите в себе исследователя. Займитесь изучением собственного прошлого. Фамильного и, скорее всего, малоизученного. Захватывающие дух открытия гарантирую если не в первом, то уж во втором колене точно.
Сейчас на рабочем столе минчанки Ларисы Лесникович лежат пухлые папки семейной истории. А началось это семейно–детективное расследование с двух круглых дат.
— Моему дедушке в этом году исполнилось бы 125 лет. Так же, как Якубу Коласу и Янке Купале. Он, конечно, не оставил яркого следа в литературе. Был простым, скромным человеком. Но достоин того, чтобы мы, его семья, сохранили добрую память о нем. Я стала расспрашивать родственников, изучать архивные документы и справочные материалы. Так постепенно появилась еще одна круглая дата: оказывается, наша семья вот уже 100 лет как минчане.
Странички жизни простой семьи стали дополняться картинками из жизни города. И вот уже не просто судьба маленького человека Иосифа Душкевича стала проявляться на страницах семейной саги — судьба целой эпохи, большого количества людей, города, страны.
Картинка для фона.
В 1909 — 1910 годах в Минске жило около 110 тысяч жителей, из них — 87 врачей, 200 — полицейских. Провинциальный, но не захолустный город. Работали электро– и телефонная станции, водопровод, электрокинотеатр «Эден». Центр — Соборная площадь, Захарьевская улица и Губернаторский сад — освещался газовыми фонарями, был вымощен булыжником. Все больше в городе появляется доходных домов. В них сдавались квартиры и комнаты. В 1911 году «Минские врачебные известия» писали: «Жилищная нужда в Минске столь же велика, как и в самых крупных центрах. Цены квартир здесь не ниже, чем в Берлине или Париже».
Железный Феликс любил музыку
...Эти эмоции сложно облечь в словесную форму: всю ту бурю чувств, что кипит в душе, когда прошлое наконец начинает говорить. Да еще родными голосами. Голосами людей, которых никогда не видел, но они бесконечно для тебя дороги. И самые простые сюжеты кажутся неповторимыми: о том, как они жили, любили, надеялись.
Иосиф Душкевич приехал в Минск из местечка Першаи в самом начале XX века. Устроился работать конюхом в дом губернатора Якова Эрдели, там и невесту себе присмотрел — дочку сновского мельника, работавшую в губернаторском доме «пакаёўкай». Когда началась Первая мировая война, Иосифу было уже 32. Сражался он на Западном фронте рядовым, попал в плен. Оттуда, из Кельнского лагеря, бежал домой, в Минск.
— Поколение, к которому принадлежал мой дед, Ремарк называл потерянным. Первая мировая война безжалостно переменила их довольно благополучную жизнь. Но лишить смысла не смогла, — Лариса Александровна не сверяется с рукописями. Историю своей семьи она знает наизусть. — С котелком в руках в революционном 1917–м дедушка разыскал семью. Бабушка с дочерью, моей мамой, эвакуировалась в Москву. Они жили на квартире, в переулке, который переименовали в Безбожный. Бабушка шила солдатское белье, за это давали осьмушку хлеба или вяленую воблу в день. Тем и кормились. Полегче стало только тогда, когда дед устроился на работу в ВЧК. Семья переехала на новое место жительства — в особняк на улице Герцена. Тот самый особняк, который был воспет советскими писателями в произведениях о революции. Там работали чекисты, бывал Дзержинский (хотя с весны 1918 года его ведомство находилось на Лубянке. — Авт.). В ту пору все были политизированные. Даже дети. Мама часто вспоминала один эпизод из детства. Ей было около 10 лет. Как–то вечером она бренчала на расстроенном рояле, оставшемся здесь от прежних хозяев. Вдруг заметила, что за ней наблюдает Дзержинский, прислонясь к дверному косяку. Стоит ли говорить, что даже она, маленькая девочка, знала его в лицо. Настолько в ту пору все интересовались политикой. Мама вспоминала: знаменитый прищур «железного Феликса» сильно ее напугал. Она убежала...
Картинка для фона.
Крестьяне, подавшиеся в город, имели право на бесплатное обучение в 4–летней начальной школе. Дальнейшая учеба в гимназии стоила денег и большинству была не по карману. Привычное меню горожанина в первом поколении, переехавшего в Минск: сало, присланное из деревни, картошка, постные щи. По выходным семья могла позволить себе обед в трактире: суп, селедочка с картофельным пюре, чай. Всего — 20 копеек. Основная часть новых жителей города жила на съемных квартирах в доходных домах или частных домовладениях. В 1912 году в городе сдавалось внаем более 25 тысяч квартир. Жилье с отдельным входом из двух–трех комнат стоило от 150 до 300 рублей в год.
Ранетки из хозяйского сада
Вскоре семья смогла вернуться в Минск. Сняли меблированную квартиру в частном доме в Коломенском переулке (сейчас это улица Свердлова, недалеко от железнодорожного вокзала. — Авт.). Соседнюю квартиру снимает француженка Эмилия д’Альбаре с детьми Мадлен и Жаном. В ту пору в Минске это было обычным явлением, в городе жило немало иностранцев. Здесь, в доме в Коломенском переулке, у семьи наступает период благоденствия: живут дружно, появляется относительный достаток. Хозяин дома угощает детей квартирантов ранетками из собственного сада, а по вечерам семьи собираются на террасе, выходящей в сад, у большого самовара. Вскоре в семье Душкевичей появляется еще одна дочь — Вера. Спустя три года умирает мать, Степанида Иосифовна. Иосиф Душкевич остался вдовцом с двумя детьми на руках. Ему был 41 год. Многочисленные попытки найти детям мачеху не увенчались успехом: одна кормила сирот солеными огурцами, другая — испорченной сметаной. А может, это сам Иосиф был слишком требователен к новым хозяйкам? Так или иначе, а поднимал он дочек один. Благо слыл лучшим столяром в округе, от заказов отбоя не было. Про детский дом, о котором не раз пытались завести разговор инспектора Наркомпроса, он даже слышать не хотел. Несмотря на все житейские трудности, построил для семьи дом в районе нынешнего Старовиленского тракта.
— Минск — огромная часть жизни нашей семьи, наша судьба, — Лариса Лесникович говорит об этом очень искренне. — Все было: две эвакуации с узелком в руках, возвращение в разоренный город, жизнь заново, с нуля. Но утраченного не жаль. А вот о чем всегда буду горевать — это о погибших фотографиях. Тех, на которых молодые минчане начала прошлого века — мои бабушка и дедушка. Я ведь их так никогда и не видела...
Картинка для фона.
В 1933 году Минский горсовет принял постановление о выдаче паспортов гражданам в связи с постановлением ЦИК и СНК СССР «О введении единой паспортной системы». В то время в Минске проживало 180 тысяч человек. Город начинает перестраиваться. В кварталах старых домов прорубаются новые улицы. Были построены БГУ, здания Дома правительства, Дома Красной Армии (офицеров). На Троицкой горе, где прежде шумел базар, начато возведение оперного театра.
— Дом на Старовиленском был снесен только в начале 90–х годов прошлого века, — вздыхает Лариса Александровна. — Но и моя мама, и тетушка, которая еще жива (ей 87 лет), с теплом вспоминали тот старый минский домик в Коломенском переулке, где жила семья после революции. Где в палисаднике цвела сирень, где все были счастливы. Где все были живы... Дедушки не стало перед самой Второй мировой.
В память о нем остались только две фотографии, брошенные в сумочку в первый день войны кем–то из дочерей. И еще — любимая его фраза. Он часто повторял ее дочерям. В семье и сегодня считают ее главной формулой душевного спокойствия: «Не делайте плохого ничего, не будете бояться никого».
