У Константина Паустовского есть пронзительные слова, мгновенно западающие в душу. Очевидно, были они произнесены в минуты тяжелых утрат, которые всегда кажутся безвременными: «Природа, несмотря на свое кажущееся совершенство, сплошь и рядом ошибается. Есть люди, на которых ей надо запретить поднимать руку».
Если бы это было возможно... Не стало на свете Григория Васильевича Булацкого, легендарного декана факультета журналистики Белгоуниверситета, и сами по себе из сердца выплеснулись горькие слова: «5 мая у Григория Васильевича день рождения. Рука тянется к телефонной трубке, но... туда не позвонишь. Такое ощущение, будто с уходом этого человека ушла навеки под воду часть материка под названием Журналистика. И загладить его рваные края не под силу времени. Так и будет.
Да, все мы, как из гоголевской шинели, вышли из человеколюбия Григория Васильевича. Все годы общения с ним — непрерывный урок доброты. Он обладал неимоверным запасом этого бесценного капитала и щедро делился им с каждым. Но всепрощающим Григорий Васильевич никогда не был. Он не прощал подлости и обмана. И неудивительно, что больше всего рубцов на его сердце было от людской подлости. Однажды он поведал мне горькую историю о ревизии его легендарной фронтовой биографии. Об унизительных вопросах чиновника из контрольного комитета, подвергшего сомнению его боевое прошлое. Как сейчас вижу глаза Григория Васильевича и слышу его тихий голос: «За что они меня так жестоко? Я делал людям только добро».
На фестивале белорусской журналистики «Золотое перо–95» мне, в то время председателю Белорусского союза журналистов, выпало счастье вручить Учителю диплом, премию и лауреатский знак БСЖ. За выдающийся вклад в развитие национальной журналистики, воспитание и подготовку многих поколений белорусских журналистов. Ведущая обратилась в зал со словами: «Кто считает себя учеником Григория Васильевича Булацкого, пожалуйста, встаньте».
Зал всколыхнулся, как от единого дыхания. Встали все. Я обнял моего Учителя и увидел в глазах этого мужественного человека слезы. Такие мгновения, наверное, и называют звездными. Когда, будто при вспышке молнии, человек осознает, для чего он живет на свете...
На втором курсе меня избрали секретарем комитета комсомола факультета журналистики. Общественные дела довольно часто приводили меня в его кабинет. И как бы ни занят был декан факультета, у него всегда находилось время выслушать, дать совет или тут же принять решение.
Приходилось мне обращаться к Григорию Васильевичу и с просьбами, которые требовали от меня и некоторого мужества. После сдачи сессии кого–то обязательно лишали стипендии. Сельским парням, особенно тем, кто отслужил в армии и уже успел поработать в «районках», конечно же, учиться было труднее, чем вчерашним выпускникам школ, да еще медалистам. Григорий Васильевич молча выслушивал мою пылкую речь в защиту «лишенца» стипендии. Какое–то время о чем–то размышлял, а потом обычно произносил: «Сельский парень, говоришь? Интересное дело... Ладно, подумаем». А «подумаем» означало одно: будет стипендия. Будет место в общежитии. А случалось, и возможность учиться дальше. Всякое бывало...
Как же умел он спасать и бороться за своих студентов! Особенно тех, из которых получатся журналисты. А на это у Григория Васильевича было поразительное чутье. А вот к ловкачам, приспособленцам, откровенным карьеристам, пусть и круглым отличникам, у него было презрительное отношение. О таких, прищурив глаза, он обычно говорил: «Ишь ты, публицист международного класса...»
Однажды, пригласив меня в кабинет, Григорий Васильевич взял со стола обыкновенную папку для бумаг и, развязав белые тесемки, протянул ее мне: «Посмотри». В глаза бросилась фотокопия телеграммы: «Лейтенанту Ульянову, младшему лейтенанту Булацкому и старшему технику–лейтенанту Петрову. Благодарю за работу в военно–воздушных силах Красной Армии. Ваше желание будет исполнено.
Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза И.Сталин».
— После окончания мелитопольского летного училища штурманов большинство курсантов–выпускников направили на Дальний Восток. В их числе был и я, — поведал мне Григорий Васильевич. — Конечно, мы рвались на фронт. Но все наши рапорты оставались без движения. И тогда я предложил друзьям: «А что если купить свой самолет...» Собрали нужную сумму. Правда, пришлось продать даже свой баян. И вот в Кировабаде нам вручили самолет «Бостон». В те времена это был лучший бомбардировщик. Летали на личном самолете. Громили врага. Пока не получил тяжелое ранение...
«Вот о ком бы написать», — подумалось мне. (В университете готовилась книга о преподавателях–фронтовиках. Авторами материалов были и студенты старших курсов журфака.) Но смогу ли я сделать достойный материал? Я не решился. И до сих пор жалею об этом...
Планку своей жизни Григорий Васильевич поднял на немыслимую высоту. Благодаря ему отделение журналистики стало факультетом. Известный ученый, он создал школу белорусской журналистики. Своей высотой открыл мир новых нравственных измерений и возможностей человека.
Сегодня Григорию Васильевичу Булацкому исполнилось бы 90...
