О жизни на хуторах и массовом переселении в деревни спустя пятьдесят лет вспоминают жители Глубокского района. И сравнивают их с сегодняшними новостройками...
НА ЧЕРНО-БЕЛОЙ полувыцвет- шей фотографии — старая, слегка покосившаяся изба, крытая соломой. Под этим снимком — другой, с недостроенным новым домом, и подпись: «Это последний хутор в Мойсеенках, а в Шипах уже почти готов дом, где будет жить семья Амбрасовичей». Рядом с хатой на фотографии — молодая еще женщина (и сорока нет) Ульяна АМБРАСОВИЧ, хозяйка. С того момента, как был сделан этот снимок, прошло почти полвека, но Ульяна Ипатовна хорошо помнит те времена.
— Да, это наш старый дом. Строил его еще мой батька, меня тогда и на свете не было.
Мы с Ульяной Ипатовной листаем старый альбом, своеобразную летопись бывшего колхоза имени Кирова Глубокского района, а нынче филиала «Короли» ОАО «Глубокский мясокомбинат». Женщина продолжает:
— Когда переселялись в Шипы, наш дом был уже ветхий, оконные рамы прогнили, латать-чинить было бесполезно. Даже сарай из старых бревен не получилось построить, так почти весь дом на дрова и ушел.
Беседуем мы с Ульяной Ипатовной о переселении жителей хуторов в деревни. Коллективизация на земли Западной Белоруссии пришла в основном уже после Великой Отечественной войны. А в Глубокском районе выселением хуторов активно занялись лишь в середине шестидесятых годов прошлого века.
Вот что писал в материале «С добрыми соседями вместе» 12 июля 1964 года литработник «Сельской газеты», а в будущем известный белорусский писатель Павел Мисько: «Несколько дней — и сруб готов, еще через день — накрыт. Остается только настлать полы, сложить печь. Но и за этим дело не станет. Новые дома в колхозе имени Кирова растут, действительно, как грибы. В этой же деревне Обруб колхозная строительная бригада возвела новые дома Дмитрию Ефимову, Семену Евстафьеву… А в деревне Шипы справили новоселье былые хуторяне Николай Пискунович, Александр Ивко, Пелагея Сыроватко.
— Да и как же не переселяться, — говорит Пелагея Сыроватко. — В поле только ветер свистит, а здесь с людьми станем жить. Будет электричество, радио в хате, как у всех. Да и на работу отсюда рукой подать».
Примерно те же чувства испытывала сорок восемь лет назад и Ульяна Ипатовна. Для нее воспоминания о родном хуторе — это тяжелый труд с рассвета и до заката. Двенадцать гектаров земли, которые приходилось возделывать без хозяина — отец умер, когда Ульяне не было и года. Хозяйство легло на плечи матери и шестерых детей.
— Мне было лет двенадцать, а я уже на равных ходила жать вместе со старшими. Всходит солнце — мы уже в поле и работаем до самого захода. А еще коровы две-три всегда были, овцы с ягнятами… Тяжело. Но нанимать работников у нас не было возможности, со всем сами справлялись, — вспоминает она.
После войны вышла замуж. Дети родились тоже на хуторе. В деревне в те времена уже была цивилизация, а на хуторе — ни электричества, ни радио.
Поэтому, когда речь зашла о переселении, Ульяна Ипатовна только порадовалась. Как только въехали в новый дом, сразу купили и провели радио. Все было в новинку: только что отстроенные дома, множество людей вокруг… Клуб из окна виден. После работы — вечеринки, танцы, концерты, елка на Новый год.
Не было ей жалко ни земли, ни скотины — все равно некому за всем этим смотреть. Тем более что кур да пару свиней она в новый дом перевезла. Правда, остальную живность пришлось сдать в колхоз.
Трудилась здесь же, в колхозе, полеводом. Муж, Михаил Максимович, работал на железной дороге. И дети далеко от родных мест не уехали. Сын Михаил работает водителем в ОАО «Короли», дочь Евгения в соседнем хозяйстве в магазине. Подарили Ульяне Ипатовне троих внуков и пятерых правнуков.
Так же быстро, как и Шипы, года за три-четыре, отстроилась деревня Обруб, сегодня — агрогородок Обруб Ластовичский. Поначалу, вспоминают местные жители, здесь было дворов пять, не больше. Но в одночасье вся деревня превратилась в одну большую стройку.
Бывшим хуторянам выделялась земля под строительство и приусадебные участки — 25 соток. Дома на прежних местах разбирались и перевозились на колхозных машинах на новое место, где заново собирались. Если старый дом был ветхим, строили новый. Стройматериалами помогал колхоз, как, собственно, и рабочими руками — для переселения хуторян создавались колхозные строительные бригады. Работа спорилась, машины, которых в колхозе было всего две, возили бревна и днем, и ночью, поэтому деревни выросли быстро. Так что сегодня и в Шипах, и в Обрубе почти все жители — потомки былых хуторян.
Глядя на свежеокрашенные аккуратные дома деревенских улиц, на веселые разноцветные наличники, то и дело попадающиеся стеклопакеты, вставленные в деревянные срубы, никогда не подумаешь, что эти дома отслужили людям уже с полвека.
МЫ С ПРЕДСЕДАТЕЛЕМ Обрубского сельсовета Анатолием СЛОВЕЦКИМ и директором филиала «Короли» Михаилом ПИСКУНОВИЧЕМ в агрогородке Обруб Ластовичский, в гостях у участников событий полувековой давности, Михаила Макаровича и Марии Игнатьевны ШЕВЧОНКОВ. К ним на огонек зашла и Фаина Ивановна КОЗЛОВСКАЯ, которая хорошо помнит как жизнь на хуторе, так и переселение.
В восемнадцать лет Фаина Ивановна вышла замуж за хуторянина Эдуарда Антоновича. До этого жила в деревне Подгаи, поэтому хуторская жизнь показалась ей скучной и однообразной. Работницей она была хорошей, с хозяйством справлялась, а вот отшельничество переживала с трудом: страшно было, считай, одной, в чистом поле. Но уже через год после свадьбы семья переехала в деревню, о чем Фаина Ивановна не жалеет: любит она, когда люди вокруг, — и поговорить можно, и в гости заглянуть.
В одной деревне с Фаиной Ивановной жила до замужества и Мария Игнатьевна. Так случилось, что о свадьбе они с Михаилом Макаровичем задумались, когда уже активно шло переселение с хуторов. Поэтому молодые сразу решили строить дом в деревне, чему Мария Игнатьевна была несказанно рада:
— Я бы ни за что на хуторе не жила!
Однако муж ее, как человек, не понаслышке знающий цену земле, не столь однозначен.
— Конечно, работать приходилось очень много. Нагрузка ложилась в основном на старшего. Только восемь коней запрячь да землю взбороновать чего стоило! — вспоминает он. — И младшие дети без дела не сидели. Работали постоянно. Помню, повестка мне в солдаты пришла, а я как раз в поле был, недалеко от деревни Бараны. Как скинул хомуты на поле, так и пошел прямо оттуда в армию. А хомуты уже потом малец, младший брат мой, забирал. На батьку да на него, пока меня не было, вся работа и легла. Тогда работали в любом возрасте: и старый, и малый. Это теперь пенсия — и все, а тогда трудились, пока могли, пока в борозде не повалишься…
Чтобы заработать на свой кусок земли, люди по нескольку лет проводили за границей: ездили в Англию, Америку, трудились на шахтах и лишь по возвращении могли купить себе землю, скот, построить дом, обзавестись семьей. Частенько это происходило, когда мужчине было уже далеко за тридцать.
Еще раз перечитываем фамилии хуторян, указанные в «Сельской газете» 1964 года. Все знакомые, местные, но, увы, никого из них уже нет в живых. Помнят здесь бригадира строительной бригады Владимира ШАРАБАЙКО. Давно умер и первый председатель колхоза имени Кирова Николай ПРОШКОВИЧ. Сельчане говорят о нем только хорошее.
— Нам помощь колхоза была не положена. Переселялись с хутора родители мужа, а мы считались просто молодой семьей, которая хочет иметь свой дом. И поначалу жили очень скромненько: зимовали вот в этой пристройке, а в остальных помещениях скотину разместили. Здесь, где кладовка, свиней держали, в этой комнате — корову, — показывает дом Мария Игнатьевна. — Всей мебели: кровать, «шкапик» да стол самодельный. Деревяшки крест-накрест сбили, на них пару досок положили — вот тебе и стол…
Но однажды к молодым животноводам домой зашел председатель. Посмотрел на их житье-бытье и возмутился: мол, что ж вы это делаете? Быстро на пилораму, берите лес, дом нормальный стройте. Как же в колхозе работать будете, если жить негде, условий нет.
Так и построились. За хату колхозу быстро выплатили, примерно за год: оба работали, покупок никаких не делали, каждую копейку отдавали — не привыкли быть в долгу.
— А теперь какие дома молодежи дают — загляденье! — вновь включается в разговор Михаил Макарович. — Так находятся и недовольные: то обои не те им поклеили, то гвоздь не в том месте прибили… Не все теперь умеют трудиться так, как это делали мы. У нас, стариков, до сих пор какая-никакая живность дома. В прошлом году еще и корова была. Раньше только в Обрубах больше ста коров было. Нынче — 84 на весь сельсовет. Выводы делайте сами…
ЕСЛИ выйти из дома Ульяны Амбрасович во двор, вдалеке, у горизонта, можно разглядеть огромную старую грушу — напоминание о хуторе, где она жила пятьдесят лет назад. Мы подъехали туда вместе с директором филиала «Короли» Михаилом ПИСКУНОВИЧЕМ. Рядом паслись коровы. Над лугом величественно возвышалась старая груша, цвели яблони. Поросший травой холм выдавал место, где когда-то стоял хозяйский дом.
До сих пор в Глубокском районе посреди луга или молодого лесочка, а то и вдоль дорог можно встретить вот такие островки, которые безошибочно указывают на места былых хуторов. Здесь когда-то стояли дома, цвели сады, трудились люди.
И сегодня сельчане в разговорах частенько упоминают места, не обозначенные ни на одной карте, но всем местным знакомые. Иду, мол, где Козловский жил. Или на Макарово поле — то есть туда, где когда-то хутор Макара стоял.
Человек силен своей памятью…
Юлия БОЛЬШАКОВА, «БН»
Фото автора
