Ответный ход: журналисты против артистов

Совсем недавно в рубрике «Внутре шоу–бизнеса» наши исполнители высказались по поводу того, что их не устраивает в работе с журналистами...

Совсем недавно в рубрике «Внутре шоу–бизнеса» наши исполнители высказались по поводу того, что их не устраивает в работе с журналистами. Эти тактичные люди обошлись без конкретных имен, констатировав в общем, что уровень белорусской музыкальной прессы низок и настоящих профессионалов в ней, как говорится, днем с огнем... Настал черед «обвиняемых» сказать свое слово, дать отлуп бывшим героям публикаций и предостеречь потенциальных от того, чтобы те не злили их пустыми ответами на заковыристые вопросы. К чести тружеников клавиатуры и «мышки», некоторые из них частично признали вину коллег. Журналисты — они ведь те еще «артисты». А потом обижаются, почему с ними не горят желанием общаться...


Александра Рогач, пиар–менеджер: «Журналист в общении с артистом не должен быть артистом. Скорее, он должен быть... фотоаппаратом: уметь запечатлеть предоставленного ему в конкретное время творца в конкретном настроении — как сиюминутном, так и на глобальной линейке собственной жизни. Публичные персоны — люди с непростой судьбой и в большинстве случаев (издержки профессии) — с необычным мозгом. Что это значит? Что журналист может ожидать от них чего угодно. Поэтому его основная задача — насколько возможно объективно фиксировать в своей статье то, что «досталось» в конкретную минуту именно ему. Безусловно, поведение музыканта меняется в зависимости от поведения репортера! Но тот должен оставаться самим собой. И тогда материал будет таким, каким ему предначертано.


Когда я работала корреспондентом, с белорусскими исполнителями не возникало сложностей вовсе — они для меня были легендами, к интервью я готовилась тщательно, и все оставались мной довольны, мне кажется. Из музыкальной журналистики я ушла, когда закончились вопросы. Смотришь на артиста на сцене — и все понятно.


Приезжала к нам как–то Чичерина. Интервью никому не давала, но Максим Югов — в тот период организатор мероприятий — договорился с ней, что мы проедем от концертной площадки до гостиницы, и я смогу задать Юле несколько вопросов. Она отвечала односложно «да», «нет», даже «не знаю...». Я себя чувствовала очень плохо. Вышла из машины и подумала: зачем? Если не хочешь общаться и при этом не должен (бывают случаи исполнения обязательных договоренностей промоутеров, например), то стоило ли мучить себя и собеседника? Уверена, что если бы мы просто молча ехали, а я бы потом описала, что происходило вокруг, было бы лучше».


Сергей Андрианов, газета «Комсомольская правда в Белоруссии»: «Как правило, артисты сами прекращают контактировать, обижаясь, что не ту фотографию поставил, зачем правду написал. Но я придерживаюсь знакомого каждому принципа: «служба — службой, а дружба — дружбой». Лично я ни с кем из исполнителей российской, белорусской или украинской эстрады общения не прекращал.


Тяжело разговаривать со звездами, принимающими во время интервью решение за меня: что писать, а что не надо. Первый аргумент, который слышу от них в подобных ситуациях: это будет неинтересно читателю! То есть получается, артист — журналист?! Категорически не согласен! Поэтому как автор своей публикации настаиваю на своем или вообще не пишу.


Я всегда прошу наших музыкантов быть открытыми. Не бояться событийности! Или, как в Москве молвят, пиара. Не важно, белый он или черный — о тебе все равно будут говорить «из утюгов». Ставлю в пример Солодуху, Тихановича, Сашу Немо, которые, если «натворили делов», удар держат. Также нет желания делать материал с «одноклеточными звездульками». Просто неинтересно».


Сергей Малиновский, главный редактор еженедельника «Антенна»: «Не общаюсь с Ольгой Плотниковой. Я высказался по поводу рекламы прокладок, что не дело это певиц — заниматься такой рекламой. Они с мужем, композитором Геной Маркевичем, на меня обиделись.


Отказывали ли мне в интервью? Уж и не помню. Обычно наоборот: приходится говорить артистам, что моей газете эта тема неинтересна. Несколько раз срывались или с трудом давались интервью с россиянами, особенно со стареющими «секс–символами». Встречаются среди них персоны, которых лучше любить по телевизору, никогда не соприкасаясь в жизни. Уж очень от них яркое сияние исходит — ослепнуть можно. Ну и российская пресса, куда менее деликатная, нежели белорусская, настраивает их на агрессивный тон и защиту своего личного пространства.


Журналист в разговоре с собеседником должен быть подготовленным. Ну и уметь попасть в его настроение, что называется «отзеркалить», чтобы расположить к себе. Недавно наблюдал, как интервью журналистки закончилось на первой же фразе: «Расскажите о своем детстве». Артист ожидал совсем другого — хотел дать интервью о том, что у него происходит сейчас. Он тут же потерял интерес к корреспондентке. Она, как школьница, задавала один за другим заготовленные вопросы, а он методично ее отфутболивал, не желая раскрываться. Хотя можно было начать с того, что волновало его, а потом уже задавать те вопросы, которые были нужны газете».


Екатерина Честнова, журналистка: «Неприятно работалось с людьми, дававшими понять, что ты им чем–то обязан и должен быть счастлив, что тебе позволили задать вопрос. Благословили написать, допустили, так сказать. Но с любым человеком, даже если он самый капризный на свете, общий язык найти можно, просто иногда сложно. А взаимные разборки между журналистами и артистами существовали всегда. Всегда были и те и другие, которые: а) не готовы слышать любое мнение кроме своего, б) не находят нужным воспринимать вообще все мнения. Когда они начинали соревноваться между собой, то оба выглядели смешно. Были исполнители, перестававшие здороваться со мной после рецензий, которые я считала положительными. То есть все, что могла хорошего, доставала из того, что они сделали. Были музыканты, не представлявшие для меня никакого интереса ни с личной, ни с творческой точки зрения, но, если я с ними работала, пыталась вникнуть максимально внимательно, разобраться вне зависимости от субъективности. Что–то по пять раз переслушивала, придушивая идиосинкразию.


Вспоминается такой случай. Второе или третье интервью в моей жизни. Я — юный, совсем начинающий автор — поехала к уважаемой группе вычитывать интервью с распечатанной бумажкой (не было у всех тогда интернета). Человек почитал текст и сказал что–то в духе «мне формулировка не нравится, я пойду покурю, а ты перепиши ее нормально». Я запомнила на всю жизнь, это произвело на меня неизгладимое впечатление! Музыкант не может править журналиста ни в чем, кроме фактических ошибок.


Мне крайне неприятно было выполнять такие редакционные задания, которые касались не творческой, а личной жизни. Когда необходимо узнавать, сколько бутербродов съел человек, приехавший на концерт, какие носки он привез с собой и правда ли, что участница проекта беременна. Честно признаюсь, последнее я и не пыталась выяснить. Из–за подобных поручений и перестала заниматься этой темой: странным кажется задавать посторонним людям вопросы, которые я не задаю близким друзьям.


Насколько журналист должен быть артистом... Артистом должен быть артист. Довольно глупо выглядит, когда из интервью очевидно, что известная личность бодается репликами с журналистом, считающим себя не менее популярным. А читатель или зритель вообще не понимает, что происходит».

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter