В эти глаза – умные и добрые – мне уже приходилось смотреть. В брестской мастерской, где в девяностые годы прошлого века совершалось таинство воссоздания утраченной национальной святыни – Креста Преподобной Евфросинии Полоцкой. Тогда и посчастливилось познакомиться с талантливейшим художником Николаем Кузьмичем, который возродил забытую технику древневизантийской перегородчатой эмали. Человеком удивительной искренности и богатой души. Спустя полтора десятилетия я ехала в небольшую деревеньку Вулька Антопольская, что на Дрогичинщине, чтобы увидеть места, в которых мастер черпал вдохновение, зайти в дом, где он рос, поговорить с самым главным в его жизни человеком – мамой Ниной Трофимовной. И снова увидела эти глаза – умные и добрые. И поняла: у Николая – мамины глаза.
Аккуратный скромный домик на окраине деревни встретил теплыми красками осенних цветов. Хозяюшка, хрупкая 83-летняя женщина, оставила свою важную работу — Нина Трофимовна укрывала на зиму урожай выращенного на подворье картофеля. И, напрочь отказавшись от помощи, радушно улыбаясь, гостью с дороги прежде всего пригласила пообедать.
— Так много у вас цветов! — не могу сдержать восхищения.
— Да что вы, это то, что осталось — ухаживать уже силы не те. А цветы я любила всегда. Каких только у меня не было!
Рисовать любила всегда
Любила не только выращивать цветы, но и рисовать. Цветы были главным сюжетом, который Нина Трофимовна, сколько себя помнит, переносила на бумагу — украшала иконы для односельчан, вырезала узоры для окон... Это потом появилась в деревенских хатах тюль. А раньше Нина Трофимовна даже расписывала стены букетами сирени.
...В войну, когда односельчан угоняли в Германию, ее спас не сильно подходящий возраст — 13 лет. После войны где-то раздобывали краски в пакетиках — анилиновые красители для ткани. Трафарет вырезали из картошки — и на нехитром холсте появлялся чудесный узор.
— Однажды, помню, пришел к нашей хате на костылях инвалид войны, спрашивает: а кто это у вас художник? Мама говорит — дочка — художник. Я подумала, что обо мне худо сказали — такого и слова я тогда не знала. Почитала учебник: тракторист пашет, художник — рисует. Нет, поняла, сказали хорошо.
Она окончила всего два класса послевоенной школы. В школу ходила босиком — обуть было нечего. Потому училась только до холодов. Зато на уроках рисования успевала не только свое задание с блеском выполнить, но и всем ребятам. Если бы она стала учиться любимому делу, то, наверное, ее имя звучало бы на всю страну. Но учиться тогда у деревенской девочки не было возможности.
И вырос великий мастер
Только прежде чем о себе рассказывать, Нина Трофимовна поведала о сыне:
— Когда Коля был маленький, ему все молоточком хотелось стучать. Трехлетнему внуку дедушка — мой свекор — смастерил деревянный молоток. А он сказал — это “цяця” и потребовал настоящий. И тем настоящим стучал по чем попало. Дедушка говорил: вырастет из хлопца или великий жулик, или великий мастер.
Колей мама стала гордиться уже в школе — там он не только писал плакаты, но и рисовал для самодеятельности сюжеты самые разные. И во время службы на Северном флоте был незаменимым художником — оформлял боевые листки. Маме в Вульку командование даже благодарность за сына отправило. Потом он учился в Минском художественном училище. Вручая диплом, директор пожал ему руку и сказал: “Таких, Кузьмич, у нас еще не было!”
Николай рос очень шустрым ребенком. Но помогал маме во всем. Единственный в семье мужчина рано научился пахать. Да и потом старался обеспечить маму всем, чтобы она не нуждалась ни в топливе на зиму, ни в продуктах...
Он звонит каждый вечер, бывает, даже и очень поздно. “Мама, — говорит, — я весь в тебя — только с работы вернулся”.
Как подсказывает сердце
С Петром Никифоровичем они прожили жизнь недолгую, но в уважении друг к другу. О высоких романтических чувствах тогда речи не было. Тетя будущего мужа, которой понравилось, как Нина из соседнего села Именин жнет жито, сказала: “Як наш Петя будэ жынытысь, той мы эту дивчыну посватаем”. Ей писали письма из армии знакомые хлопцы, а Петра из Вульки она совсем не знала.
В поисках лучшей жизни они всей семьей, в которой уже подрастало трое деток, уехали в Россию. Там прожили девять лет. Тогда Нина Трофимовна и похоронила мужа, в 41 год оставшись вдовой. Потом решила вернуться на родину.
Детей на ноги ставить пришлось одной.
— Чему ребятишек учили прежде всего, Нина Трофимовна?
— Мне их воспитывать некогда было — они воспитывались работой. А главное, я им наказывала, чтобы ни в какую шкоду не попали, чтобы мне за них стыдно не было.
Маме не пришлось краснеть ни за кого.
— А насколько семья важна для человека?
— Я всегда кажу детям: чтоб в семье было все в согласии — только в согласии и с Богом. Я думала, тяжело с детьми, потому что они малые, а потом, как ушли от меня, поняла: тут и начинаются все переживания.
Потом, когда дети выросли и создавали свои семьи, она никогда лишних советов не давала, говорила только: поступайте так, как подсказывает сердце.
“В своем куточку”
Если не считать швейной артели, в которой молоденькая красавица Нина трудилась после войны, всю жизнь она доила коров. Это теперь профессию называют красиво — оператор машинного доения. А тогда никаких машин не было, все приходилось делать руками. И теперь, натруженные, они не знают покоя.
Впрочем, ей было не привыкать. В родительской семье она была старшей из пятерых детей. Отец умер рано. И с малых лет пришлось трудиться на земле, которой было аж пять гектаров, да еще живность.
...Бывает, в скромную родительскую хатку съезжаются семьи сына, дочерей — семь внуков, два правнука. Тогда у Нины Трофимовны настоящий праздник. А в молодости о праздниках ей и думать не приходилось. Говорит, “якось обыходылись”. На столе всегда были хлеб, картошка и даже сало.
— Помню, подоила коров и кажу заведующему фермой: за что дома браться — не знаю: и хозяйство, и дети. Он говорит — прежде всего за обед.
Главным обеденным блюдом был каплун — быстро и вкусно: кипяток “засмачивался” жиром и луком, добавлялся хлеб. Готовить особо было некогда: первая дойка в пять утра, вторая в обед, третья вечером. Домой мама возвращалась ближе к полуночи. Нелегкий труд в итоге был увенчан званиями “заслуженная колхозница” и “ветеран труда”.
Да и сегодня по хозяйству работы хватает: огород, куры...
— Вот как сижу в хате — кажется больная, а выйду и за работу возьмусь — здоровье появляется. До морозов еще чеснок посадить надо. Раньше вечерами я любила вязать, даже внучкам навязала кружевных салфеток, теперь вижу не очень хорошо, — Нина Трофимовна показывает салфетку своей работы.
Такие салфетки, те, что она еще не раздарила, и теперь украшают дом. Тонкая, изящная работа.
Дети зовут маму в Брест. Но “в своем куточку” она чувствует себя, как нигде, комфортно: в городе, говорит, даже воздуха не хватает.
...В Вульке нет уже ни школы, ни магазина. Немногочисленных ребятишек возит в Антополь школьный автобус, дважды в неделю в деревню приезжает автолавка. Ее услугами, правда, Нина Трофимовна не пользуется: дети привозят и хлеб, и к хлебу. А главное — приезжают сами. И дочери, и сынок. Помогают маме по хозяйству. В детях вся ее радость.
