Вальтрауд Бартон.Когда придя на встречу с Вальтрауд Бартон, основательницей фонда IМ-МЕR («Инициатива Мальвине»), я сказала, что успела побывать на выставке, она воскликнула: «А моих, моих видели?» Когда передвижную экспозицию дополняли местными, австрийскими, материалами, там оказалась история родственников Вальтрауд — Виктора, Розы и Герты Ранценхофер и Мальвине Бартон. Неудивительно: вся эта история с Малым Тростенцом для Австрии началась именно с них. Мы, журналисты, любим такие истории: когда один человек оказывается способным не то чтобы сломить систему (в случае с Бартон ничего ломать не нужно было), но объединить, без преувеличения, миллионы людей и вернуть из забытья тысячи имен. В случае с IМ-МЕR и Вальтрауд Бартон произошло именно это.
Она начала составлять фамильное древо для своих сыновей и неожиданно поняла: в семейной истории есть белые пятна. И, пытаясь их заполнить, она подняла на ноги чуть ли не всю Австрию, включая нынешнего Президента Александра Ван дер Беллена и его предшественника, бывшего Президента Хайнца Фишера, у супруги которого, Маргит Фишер, в Тростенце погибли родственники. Есть сделанная в прошлом году фотография, на которой супруги Ван дер Беллен и Фишер стоят, склонив головы, а рядом с ними — Вальтрауд Бартон. Не будь ее, возможно, и Президентов в Тростенце не было бы. Сегодня она говорит: «Я не выбирала Малый Тростенец, это Малый Тростенец выбрал меня».
— Мы — протестантская семья, — рассказывает Вальтрауд. — Я даже не знала, что у нас в семье были родственники-евреи. Это что-то вроде семейной тайны, табу. Но когда я начала составлять семейное древо, то обнаружила, что в семье моей матери на фамильном древе есть несколько имен, напротив которых — крестик, который означает, что этот человек умер, и дата смерти: 1942. Ничего больше. И еще один человек в семье моего отца — Мальвине Бартон. И тогда я начала исследование, чтобы узнать, что с ними случилось.
Нашла, как часто в наше время случается, в интернете: «Сейчас там можно найти все, что вам нужно». Начала расспрашивать и узнала, что неизвестные ей до сих пор родственники были депортированы из Вены в Минск.
Музей «Дом австрийской истории», в котором проходила выставка «Лагерь смерти Малый Тростенец. История и память» открылся только в прошлом году.— Это не заняло много времени, чтобы узнать, что их отправили не в гетто, а убили в Малом Тростенце. Найти это было очень легко. Я думаю, что каждый здесь, в Австрии, кто хотел знать…
— … мог это сделать.
— Именно.
— Но люди не знают или не хотят знать?
— Именно: не хотят.
— Но почему?
— Я думаю, так проще. Ведь все в Австрии знали, что евреев куда-то отправляют. Их отправили, чтобы у них была другая жизнь где-то на востоке. Думать так комфортнее. Потому что, если вы точно знаете, вы обязаны что-то сделать с этим вашим знанием. Поэтому проще не знать. Это ведь не было секретом. В Австрийском национальном архиве я нашла список депортированных, и посмотреть эти списки было очень просто. Это не было секретом.
— И что произошло с вами, когда вы узнали?
— Сначала я была в шоке, когда обнаружила, что это случилось не только с моими родственниками. Их было четверо, а из Вены депортировали 10 тысяч. Но когда я осознала, что в Вене ничего об этом нет, и в Малом Тростенце тоже ничего… вот тогда я действительно была шокирована. И захотела, чтобы Австрийская Республика что-то сделала — что-то вроде надгробия, большой мемориал.
— И тогда у меня появилась идея. Я осознала, как важно, чтобы эти имена были выбиты в камне, потому что это ведь именно то, что мы делаем для умерших. Мы хороним их и ставим надгробие. Так мы показываем, что они — часть нашего общества. Это самая-самая важная вещь в ассоциации IМ-МЕR, именно это мы делаем — заботимся о мертвых. Они были выброшены из общества, из Вены и Австрии, а мы должны включить их снова, дать им могилы с надгробиями. Это единственное, что мы можем для них сделать. И мы начали устанавливать таблички в Благовщине.
— На деревьях.
— Когда я основала ассоциацию IМ-МЕR, многие другие родственники захотели со мной поехать. Сейчас они приезжают из Австралии, Канады, Чили, отовсюду. Это не еврейская группа. Потому что я, например, не еврейка, но у меня есть родственники-евреи, в Вене такое часто встречается. Это смешанная группа, мы делаем это вместе — устанавливаем таблички, чтобы вернуть погибших в наше общество. Из Австрии в Малый Тростенец отправляли только евреев. Но если бы они были цыганами, мы заботились бы о цыганах. Мы не хотим, чтобы кто-то разделял общество. Мы говорим: мы должны снова сделать этих людей частью нашего общества, даже если они были убиты почти 80 лет назад. Потому что сделать это никогда не поздно. Сначала я думала, что мы должны построить мемориал, что-то вроде большого надгробия. Это первый шаг. Второй — сделать монумент, говорящий: подумай о том, что произошло! И, может быть, третий, говорящий: никогда не делай это снова! Но прежде всего мы должны похоронить наших людей.
— Теперь у вас есть монумент «Массив имен». Удовлетворены ли вы?
— В некотором смысле да. Когда его только установили, мое первое желание было взять камни — есть такая иудейская традиция приносить камни на могилы. Я привезла камни из Вены, искала имена Герты, Розы, Виктора и Мальвине. И это было такое хорошее, такое правильное чувство — найти имена и положить на них камни. Это было правда «вау!». Но даже до того, когда я в первый раз поехала в Малый Тростенец и повесила таблички с их именами на деревья, это было неожиданное чувство — как будто я заполняю дыру. До того было ощущение, что какие-то части моей идентичности, меня как личности отсутствуют. А когда я повесила таблички с именами, а потом привезла камни, я почувствовала, как это пустое пространство заполняется — каждый член моей семьи снова часть Австрии.
Монумент «Массив имен», который принес такое чувство облегчения Вальтрауд Бартон, создал архитектор, скульптор и дизайнер Даниэль Занвальд, в мастерской которого я побывала. И вот что он сказал: «Для меня эта тема — о том, чтобы помнить Холокост, — очень важная. Потому что то, что случилось в те годы, настолько безмерно, что мы должны сделать все возможное, чтобы то, что случилось тогда, не повторилось никогда снова. И сделать такой монумент, чтобы помнить, чтобы заставить людей задуматься об этом и посмотреть в лицо этой ситуации — это честь. Все действия важны, но если у тебя есть шанс сделать нечто такое, в таком зримом виде, это честь».
И он начинает терпеливо объяснять значение буквально каждого элемента «Массива». Как должен был выглядеть памятник? Какие имена стоило написать — только личные или с фамилиями?
— Одни хотели, чтобы это были полные имена, другие — чтобы неполные. Идея в том, что это не персонализация жертв — это ведь куда больше, чем память о немногих. Эти люди объединены — над границами, над религиями, надо всем. Их объединяет трагедия, там они были убиты. Не имеет значения, откуда они и кем были, — теперь это сообщество. Я хотел отразить, что камни и есть вот это сообщество. Конечно, есть там и тема австрийцев, мы ее дальше разработали.
Когда вы придете к этому памятнику, вы наверняка подниметесь на основание, на котором он стоит, и, сделав этот шаг, сразу станете частью большого сообщества, окажетесь среди людей, которых нет рядом. Десять массивных блоков символизируют десять транспортов из Вены в Минск. В каждом к своей смерти ехали почти 10 тысяч человек. И все эти блоки заполнены именами. «Это только имена, — говорит Даниэль Занвальд. — Потому что они более эмоциональны. Когда вы называете кого-то герр или фрау, у вас уже есть идея иерархии или того, молодой это человек или старый. Но с именем всегда эмоциональная связь: не имеет значения, был человек молодым или старым, богатым или бедным, это только человек. И на этих блоках вы точно найдете имена, с которыми у вас окажется личная связь. Евреи, депортированные из Вены, были со всей бывшей монархии, а потому там есть славянские имена, которые встречаются и в Беларуси. Так что и у вас возникнет ощущение связи. Другая идея — кривизна этих блоков. Там тоже должны быть имена, но они исчезли, и вы никогда не узнаете, кто были эти люди. Все имена, которые забыты, люди, которые пропали». Меня эта идея разволновала.
Выставка «Лагерь смерти Малый Тростенец. История и память». На переднем плане — макет мемориала «Массив имен».У Даниэля Занвальда, как и у Вальтрауд Бартон, с военным Минском связана личная семейная история, но, как он говорит, отводя глаза, «с другой стороны». Его дед был солдатом вермахта, он не был добровольцем, его призвали по возрасту, объясняет Даниэль. Воевал на Восточном фронте, был ранен в Минске и после госпиталя отправился уже на фронт Западный. «И это было для него удачей. Потому что все его сослуживцы отправились в Сталинград и там погибли. Если бы дедушку не ранили в Минске, я бы здесь не сидел, — говорит, взвешивая каждое слово, Даниэль. — Он умер до того, как я родился, а вот его жена, моя бабушка, умерла через неделю после того, как я выиграл конкурс на «Массив имен». Она сказала: «Минск, да, я знаю. Это оттуда твой дед вернулся». Вот такая семейная история — с другой, как сказал сам Даниэль Занвальд, стороны.
Даниэль Занвальд.— Эмоционально?
— Да, это эмоционально. Для моего поколения это фантастика — иметь возможность жить в том мире, в котором мы живем. Я могу полететь в Беларусь и работать там совместно с белорусами над монументом, чтобы увековечить память о том, что произошло.
Хорошо, что в Беларусь за обретением памяти приезжает не только Даниэль Занвальд, но и родственники погибших в Малом Тростенце. Дело это во всех смыслах семейное, с какой стороны твои предки ни были бы. Вальтрауд Бартон показывает фотографию из обширной «Книги мертвых», которую она составила, — там имена и фотографии тех, кто упокоился под Минском.
— Вот этот человек стал моим дядей Альфонсом, потому что он смог сбежать с детским транспортом в Англию. Но эта маленькая Герта никогда не стала моей тетей Гертой, потому что ее убили в Малом Тростенце, когда ей было 13 лет. Это моя семья, — голос ее дрожит, но в нем столько теплоты…
Вальтрауд мечтает передать эту книгу Президенту Беларуси Александру Лукашенко, когда он будет в Австрии с визитом. Но сомневается, что удастся — уж слишком график у него плотный:
— Люди из Минска, Малого Тростенца, гражданское общество, обычные люди — я им всем так благодарна, потому что они никогда не снимали наши таблички, наоборот, заботились о них. Для меня это так трогательно… Иногда мы встречали там людей, они спрашивали: «Это твоя мама или твоя бабушка, кого ты здесь ищешь?» Австрийцы, как я, едут в Беларусь, в Минск, и встречают обычных людей, иногда это может быть немолодой грибник — это, понимаете, самые обычные люди. Они всегда чувствуют, что мы там делаем, и это — связь. Это самая важная поддержка для нас — почувствовать, что люди, которые там живут, знают, что мы делаем, понимают, почему мы скорбим. Это большая поддержка. С другой стороны, эти группы, которые приезжают в Тростенец, они ведь не просто устанавливают таблички и уезжают обратно. Нет, они хотят узнать, что произошло, например, в Хатыни, что в Бресте, Новогрудке. Мы хотим больше знать о том, что произошло у вас, потому что здесь, в Австрии или Германии, очень мало знаний о том, что произошло в Беларуси и на востоке. Это знание, которое мы приносим из наших мемориальных поездок, — приезжаем из Беларуси и рассказываем здесь. Для нас это тоже важно.
— Что было самым сложным для вас после того, как вы начали эту работу, а что самым эмоциональным?
Вильтрауд замолкает, и я понимаю, что для того чтобы сделать то, без преувеличения, великое дело, что сделала она — создала в своей стране такое общественное мнение, что оно влияет на канцлера и Президента, — ей пришлось причинить боль своему отцу, своей семье. Но иногда вы вынуждены это делать. Ее следующая цель — добиться создания музея Холокоста в Австрии: «Мы должны говорить здесь, в Вене, как это могло произойти. Потому что все это началось не тогда, когда пришел Гитлер в 1938-м, а годами ранее. Я всегда говорю: их убили в Малом Тростенце, но ключевое преступление случилось здесь — их выкинули отсюда. Посадили в поезда с единственной целью — убить».
В конце нашей встречи она просит: «Напишите, пожалуйста, что если бы я сделала то же самое — установила таблички — в венском парке, их выкинули бы на следующий же день. Австрийцы. Сделать такое в Вене было бы невозможно. Я вам так благодарна, каждому в Минске и Малом Тростенце, за то, что вы смотрите за нашими табличками».
Мы расстаемся, договорившись непременно встретиться в Минске во время ее «мемориальной поездки», а я думаю, что благодаря таким людям, как Вильтрауд Бартон, мир становится лучше, а страны — ближе.
plesk@sb.by
