«Штамп» на все времена?

На днях, рассчитываясь в кассе гипермаркета, обратил внимание на новенькую здесь девушку-кассира. Бледная, невзрачная, но она гордо закатала рукав фирменной курточки и демонстрировала покупателям грозного дракона на предплечье. Вообще-то, я знаю, что, например, в крупных отелях за рубежом никогда не возьмут на службу работника с таким украшением на теле. Да и у нас, скорее всего, этой девчонке скоро укажут на то, что нечего отвлекать покупателей своими нательными шедеврами.

Коллаж Юлии КОСТИКОВОЙ

Сегодня, когда мода на тату достигла пика, в интернете можно найти много материалов на эту тему. Самых разных. Лично мне думается, что такой взрыв спровоцировали социальные сети, желание пользователей привлечь некое дополнительное внимание к своей персоне на виртуальной страничке. Впрочем, могу ошибаться. Во всяком случае, пишу эти заметки вовсе не для того, чтобы стать на защиту любителей и ценителей тату либо осудить такое модное увлечение и его поклонников. Говорю об этом без дураков…

Мне же история с драконом на руке девушки напомнила детство и несколько других историй, действительно связанных с татуировками. Они в послевоенные годы были прерогативой лишь блатного мира. Нет, и тогда у кого-то на руке появлялся год его рождения или имя любимой девушки. Но это — мелочь, робкая попытка чем-то выделиться. Зато редко кто возвращался из мест заключения без «серьезного» штампа об этом времяпрепровождении.

Как-то родители дали мне денег и отправили в магазин за хлебом. По дороге меня встретил сосед Шкет, недавно освободившийся из колонии, и я похвастался ему красивенькой купюрой достоинством в десять рублей. Шкет сказал, что будет меня сопровождать, ибо по дороге меня могут ограбить блатные, которых в нашем районе было пруд пруди. Я не обратил внимания на то, что уж слишком близко прижимался ко мне Шкет. Когда взял в магазине хлеб, расплачиваться мне было нечем. 

Домой шел весь в слезах. Знал, что меня ждет.

— В чем дело, чего ревешь? — поинтересовался другой знакомый по кличке Боцман. Он тоже недавно освободился из мест заключения. Пока он там пребывал, умерли его мать и брат. И мы знали, что тогда Боцман сделал себе на спине надпись: «Не забуду мать родную и брата Егора». 

Боцман быстро отыскал Шкета, который еще не успел растратить мою десятку, и вернул деньги мне. Позже он совершил еще немало ходок в колонии и по тюремной иерархии мог позволить себе еще много разных наколок, но у него оставалась только одна. Кончил Боцман, к моему огромному сожалению, плохо, хотя в целом был не самым плохим парнем. Его убили в поножовщине у ресторана возле железнодорожной станции, куда он зашел отметить свое очередное освобождение.

Более «романтичной», если можно так выразиться, выглядит другая история. В жаркий полдень мы плыли с отцом на лодке с рыбалки и причалили к пляжу на другом берегу. Решили искупаться. В сторонке разделись и — к воде. Когда одевались, я не нашел свои новенькие часы, гордость последних дней, которые я положил в носок. Было ясно, что их украли, пока мы плавали. Следователь явно издевался надо мной:

— Ты сам спрятал свои часы где-то и хочешь, чтобы тебе купили новые, — говорил он. — Вот мы тебя самого посадим, если не заберешь свое заявление.

И все же он показал мне несколько фотографий известных воров. Мне показалось, что один из них проходил мимо, когда я упрятывал часы в носок. Успел тогда заметить у него на ноге любопытную наколку: «они устали». Следователь явно зацепился бы за эту наводку, но я промолчал. Очень уж тогда мне понравилась та наколка. Как видим, не забыл я ее и сейчас. 

Как-то, будучи в командировке в Бобруйске, встретился с бывшим соседом, который в свое время тоже тянул срок и вернулся с большой татуировкой. Давно уже остепенился и живет праведной жизнью.

— Не обидно ли бывшим зэкам, что нынешняя молодежь перехватила у них «лицензию» на тату? — спросил я его.

— Пусть бесятся, — махнул рукой мой собеседник. — Перебесятся — пожалеют, что тело испортили. Иные ведь совсем меры не знают. Разве может быть что-то красивее чистого здорового тела?

Трудно не согласиться. Но, как говорится, в каждой избушке свои погремушки.

Минувшим летом в лесную глушь, где расположена моя усадьба, заехал на пару деньков мой крестник Игорь. Он офицер одной из российских спецслужб и служит в Сирии. Мне уже как-то доводилось рассказывать о нем читателям в зарисовке «Шрам под сердцем». Нас связывают очень теплые, поистине родственные отношения. Такое случается редко, но при первой возможности Игорь на своем мощном «мерсе» летит из Москвы ко мне порыбачить и вдоволь погреться в баньке. В тот тихий вечер, сидя в банных халатах в беседке, потягивая легкое вино и закусывая его сыром, чего-то вдруг заговорили о тату, об этом модном нынче увлечении. Настроение было легким, каким-то радушным, и крестник шутливо сказал: 

— А что ты, батя, наколол бы себе, если бы вдруг решил? Какие слова? 

После долгого молчания я произнес: 

— Пожалуй, «все проходит»…

— А вот у меня была бы довольно редкая татуировка, — задумчиво произнес Игорь. — Девушка и ее снайперская винтовка. До сих пор не пойму — как она тогда не добрала полтора сантиметра до сердца? Может, специально?

Я понял, что пора переводить разговор на другую тему, и стал расспрашивать о предстоящей свадьбе. 

Сегодняшним вечером я опять вспомнил о девчонке с драконом в гипермаркете. Ее тату могло бы быть и поинтереснее. Куда важнее и интереснее, какой «дракон» ожидает ее в жизни. То есть — будущий избранник. Ибо не от того дракона, что на предплечье, а от живого человека зависит то, как сложится эта молодая жизнь. Вариантов здесь — не пересчитать. 

Еще подумал о том, что соблазн выразить себя в том числе и с помощью тату бывает у многих, но решаются далеко не все. Оно и хорошо…