Знания — духовность, профессионализм. Размышления ученого о проблемах, связанных с реформированием образования.

Кто должен выносить конечный вердикт — чиновник или учителя, учащиеся или их родители?

Визитная карточка автора
Александр Николаевич Алпеев — академик Российской академии естественных наук, член Союза писателей России, лауреат литературной премии имени А.С.Грибоедова, награжден золотой медалью Есенина. Как стало известно, 30 ноября Совет по присуждению премии “Лучшие перья России” провозгласил Александра Алпеева лауреатом. Алпеев — автор десятков научных монографий, брошюр, статей, публицистических и поэтических книг. Свыше ста его стихотворений положены на музыку, стали популярными песнями.
Выходец из крестьянской семьи, он с детства познал тяжелый труд землепашца. Александр Николаевич прошел путь от учителя сельской школы до вершин академической науки. В 1994 году создал институт, являющийся сегодня одним из стабильных в системе частного высшего образования. В октябре 2009 года на Оксфордском саммите, в Англии, в номинации “Европейское качество в образовании” МГЭИ стал первым.

Вступив в третье тысячелетие, мы столкнулись с проблемами, о существовании которых даже не подозревали. Такое впечатление, что незримый волшебник взмахом своей чудодейственной палочки умышленно изменил окружающую нас социальную среду, чтобы проверить, приспособимся ли мы к ней. Не претендуя на оригинальность, скажу, что все будет зависеть от того, сумеем ли противопоставить вызовам времени соответствующие знания. Те, которыми мы гордились в прошлом веке, уже устарели и требуют замены.
Проблема образования, и прежде всего высшего, приобрела сегодня чрезвычайную важность во всем мире. А времени на ее решение в обрез. Не научимся ориентироваться в быстро меняющемся мире, значит, будем обречены плестись в хвосте прогресса. В этой связи хочу вынести на обсуждение пять вопросов, которые представляются мне альфой и омегой дела, которому посвятил всю жизнь. С разной степенью глубины я задумывался над ними и тогда, когда, занимаясь в старших классах школы, каждый день отмеривал по десять километров до Житковичей и обратно — в моей родной деревушке Рудня была лишь четырехлетка; и тогда, когда три года подряд пробивался в университет; и тогда, когда создавал собственный институт — в мечтах я представлял его “белорусским Гарвардом”.

Вопрос первый: что должно лежать в основе образования?

Прежде всего хочу заметить: чтобы образование было по-настоящему плодотворным и эффективным, оно должно базироваться на общем — как для учителей, так и для учащихся — нравственном фундаменте. Не может быть отдельных стандартов: один — для педагога, другой — для студента.
На протяжении многих веков такой основой служила религия — те моральные постулаты, которые заложены в христианском учении. С отделением церкви от государства, с распространением воинствующего атеизма образование превратилось в чисто механический процесс, основанный на количественном накоплении знаний. Люди были буквально напичканы информацией. Попытка заменить Библию моральным кодексом строителя коммунизма, который внедрялся в сознание молодежи через пионерские и комсомольские организации, оказалась тщетной — слишком уж расходились слова и дела.
Свято место пусто не бывает. Рано или поздно перед каждым думающим человеком встает вопрос: кто я есть, зачем появился в этом мире, что должен делать и, главное, ради чего, с какой целью; что ожидает меня в близком и отдаленном будущем?.. Надежды питают не только юношей. Без них наша жизнь — словно дистиллированная вода: чистая, а пить невозможно! Ответы на эти вопросы и должны лежать в основе современного образования. Если оно окажется бессильным сформулировать их четко и ясно, нравственный мир молодежи может оказаться в плену ложных и пагубных идей.
Есть ли альтернатива Библии? Вопрос, на мой взгляд, риторический. Несмотря на то что человечество родило немало гигантов мысли, они так и не смогли сформулировать единое для всего населения планеты светское универсальное учение о нравственности. Кришна и Сократ, Пифагор и Конфуций, Марк Аврелий и Галилей, Кирилла Туровский и Руссо, Кант и Рерих, Чернышевский и Лев Толстой, Маркс и Ленин... Каждый из них по-своему пытался учить добру и справедливости. Но никто не поднялся до уровня вечных истин, изложенных в Священном Писании.
Я всегда был верующим человеком, убежденным, что человек без Бога в душе — лишь пустая телесная оболочка. Эта искорка в душе тлела даже в атеистическое советское время и по мере обретения свободы разгоралась все ярче и ярче. Мне глубоко симпатичны максималистские заповеди Христа. “Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше”. Разве это не верно? И разве не содержат категорический императив следующие строки: “Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы: и Отец небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?”.
Как пример безумия Иисус любил приводить случай с человеком, который, увеличив свои житницы и накопив в них добра на много лет, умер прежде, нежели успел воспользоваться своим имуществом. Конечно, не все из сказанного надо понимать буквально, оно имеет более глубокий, переносный смысл. Но главное в этом учении — мысль о том, что духовное, а не материальное богатство определяет сущность человека. Кощунственно устраивать пиры во время чумы или подобно пушкинскому Троекурову больше заботиться о своей псарне, нежели о людях! Вечные истины, не подвластные тлену времени: “Не судите, и не судимы будете... Прощайте, и прощены будете... Блаженнее давать, нежели принимать... Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится”. Оспорить их за две тысячи лет существования христианства не смог никто.
Не могу снова не вспомнить милую моему сердцу, затерявшуюся на Полесье деревушку Рудню, ее простых людей. Испокон веков жили они, стараясь следовать заповедям Господним. Воровство, неуважение друг к другу, а тем более к Богу считалось великим грехом; в воскресенье — в святой день или в христианский праздник никто и подумать не смел взять в руки топор или косу. Традиции и верования, складывавшиеся веками, были в одночасье разрушены, святыни осквернены. Жизнь человеческая превратилась в товар, кровь уподобилась воде, ручьями лилась по нашей многострадальной земле. Господь покарал святотатцев. Прошло всего лишь семь десятков лет, миг на скрижалях истории — и построенное ими государство разрушилось, словно библейская Вавилонская башня.
Сегодня церковь шаг за шагом восстанавливает свои позиции в обществе. Библия есть почти в каждой семье. Правда, настольной книгой она стала еще далеко не для всех. Когда-нибудь это, конечно, произойдет. Но, мне кажется, слишком мало — просто знать учение Христа. Оно должно стать ключевым звеном всей системы образования, красной нитью проходить через изучение всех учебных дисциплин. Не формально. Не в форме цитат. А как методологический стержень, как духовный ориентир, подсказывающий, для чего необходима та или иная наука, какая роль отведена ей в развитии человечества.

Вопрос второй: как относиться к прежнему опыту образования?

Утверждать, что страна в дореволюционном прошлом была сплошь неграмотной, серой, “лапотной”, было бы, мягко говоря, не совсем верно. Все относительно. Считается, что грамотой в начале прошлого века не владели около 75 процентов населения. Но если неграмотная (или полуграмотная) Россия перед империалистической войной по уровню промышленного развития была на четвертом месте в мире, то сейчас (со сплошной грамотностью) — где-то в шестом десятке. Еще ниже — независимая Беларусь. Этот экономический парадокс объясняется весьма просто. Как историк, свидетельствую: вопреки утверждениям советской пропаганды, представлявшей административно-управленческий аппарат царской России в карикатурном виде, все организационные вопросы он решал быстро, по-деловому, без излишней бюрократической волокиты. А о патриотизме, честности чиновников всех уровней, особенно купечества царской России, до сих пор ходят легенды.
Рамки этой статьи не позволяют делать большой экскурс в прошлое, хотя для руководителей нынешней системы образования в нем много поучительного. Ограничусь минимумом. В конце XIX века в Беларуси насчитывалось 13 гимназий, 3 прогимназии, более 20 районных училищ и 1400 начальных школ. Общее количество обучающихся во всех школах (кроме частных) не превышало 160 тысяч. На рубеже ХІХ—ХХ веков на фоне бурного роста экономики отсталость народного образования стала очевидной, и царские власти предприняли незамедлительные меры для исправления ситуации. С 1900 по 1914 год количество начальных и средних школ всех типов в Виленском учебном округе увеличилось с 6297 до 7593, а обучающихся в них — с 248 до 490 тысяч. Было уже 88 средних учебных заведений. Первая мировая война, революция отбросили национальную систему народного образования далеко назад. И тем не менее даже тогда, когда решался вопрос “быть иль не быть?”, Советская власть ни на миг не забывала о проблемах воспитания. Были созданы единые для всех слоев населения трудовые школы: 1-й ступени — с 5-летним сроком обучения и 2-й ступени — с 4-летним сроком. С 1922 года начали работать начальные и семилетние школы, с 1931-го — средние. Начальное, а в послевоенное время 7-летнее (8-летнее), а затем и полное среднее образование стало обязательным для всех граждан страны, причем с 1956 года — бесплатным. Проблемы образования были в числе приоритетных на протяжении всех 70 лет существования СССР. Не случайно наша система считалась лучшей в мире.
Возьмем другой пример. В 1926/27 учебном году в 4190 школах Беларуси обучение велось на белорусском языке (85 процентов), в 467 — на русском, в 147 — на еврейском и в 132 — на польском. Напомню: тот строй мы именуем сегодня не иначе как тоталитарным, что соответствует истине. Но могут ли постсоветские республики похвастаться такими возможностями получения образования для национальных меньшинств?!
Наши старенькие бабушки и матери, закончившие четыре класса до войны, могут дать фору нынешним десятиклассникам. Значит, работа учителя была качественной, а голову школьника не забивали массой ненужных, второстепенных предметов. Не зря же все чаще звучат голоса о необходимости направленного образования: заметна у ребенка склонность к точным наукам — пусть специализируется в этом направлении, любит больше историю, литературу, словесность — в гуманитарном.
Если в 50-е годы ЮНЕСКО определила СССР третью позицию в мире по уровню образования, то сейчас Россия находится лишь в восьмом десятке. Не выше место в этом ряду и у Беларуси. А по так называемому индексу развития человеческого потенциала, учитывающему основные социальные показатели, включая образование, наша республика занимает 57-е место в списке из 174 стран. В лидерах — Канада, Норвегия, США и Австрия, которые когда-то заимствовали советский опыт.
Советская власть обещала поднять учителя на такую высоту, на которой он не стоял в царской России. Свое слово она сдержала лишь частично. И тем не менее учитель не нищенствовал. А сегодня он получает небольшую зарплату.
Похоже, мы ничему не научились. Большевики слепо следовали своему гимну (“Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем...”) Точно так же действуют и современные стратеги в образовании — бездумно выбрасывают опыт, накопленный прежней школой, и пытаются построить ее новое, демократическое здание на пустом месте.

Вопрос третий: кто должен быть движущей силой реформ в системе образования?

В последние годы белорусская школа (как средняя, так и высшая) находится в стадии перманентного реформирования. Не буду перечислять эксперименты, которые ей уже пришлось пережить, — они у всех на слуху. Скажу лишь, что процесс этот носит весьма странный характер. Помнится, обучая меня управлению лошадью, отец говорил: “Не дергай постоянно вожжи, так ты только сбиваешь ее с хода!”. Чиновники порой ведут себя точь-в-точь, как подросток, впервые севший на облучок брички. Своими бесконечными нововведениями они настолько дезориентировали учителей, что те скоро вообще перестанут понимать, чему и как учить детей.
На наш взгляд, было бы несправедливо представлять, как может показаться, все в черном цвете. На сегодняшний день сфера образования располагает в отличие от многих других компетентными кадрами, есть они и в центральном аппарате — министерстве. Тот же министр образования прошел путь от студенческой скамьи и до самого высокого поста. Серьезный орган представляет и комиссия парламента по образованию, возглавляемая также профессионалом высокого уровня В.М.Здановичем. Так, собственно, в чем же вопрос? Ответ, как нам видится, кроется в принятии политических решений в данной сфере. Они должны приниматься по принципу: семь раз отмерь, один раз отрежь. Базовой опорой здесь должно быть сочетание теории и практики, а также четкое видение концепции реформы и механизма ее реализации. Надо чаще прислушиваться к мнению тех, кто отдал любимой профессии многие десятки лет. Думается, им есть что сказать.
Мы со своей стороны готовы участвовать и дать свое видение, свою концепцию гуманитарного образования. Глубоко уверены в том, что в сегодняшних условиях она все более выдвигается на передний план. Наша парадигма основывается на триаде: знания, духовность, профессионализм. В центре, как видите, находится духовность, на формирование которой в большей степени влияют гуманитарные науки.
Уверен, что в этой области мы можем через короткий отрезок времени не уступить просвещенной Европе. Все зависит от нас самих.
Если следовать ее величеству Правде, то следует указать, что вся многолетняя чехарда реформы высшей школы была начата не нынешним министром образования, а его предшественниками.

Вопрос четвертый: с кого брать пример, реформируя школу?

По тому, что уже сделано в этой сфере, видно: чиновники взяли курс на копирование западного опыта. Отсюда и десятибалльная система оценок. Хорошо еще, что не ввели стобалльную! Раздавались и такие голоса. Не раз наблюдал, как, оценивая ответ ученика или студента, педагог сначала выставляет ему в уме привычные “три”, “четыре” или “пять”, а затем уже переводит полученный результат в десятибалльную систему. С самого начала был сомнительным и переход на 12-годичное обучение. Но робкие возражения учителей заглушил громовой окрик чиновников: “Так почти весь мир учит. Вы что, не понимаете?!” На беду чиновников, не понял этого практически никто, а Президент страны взял да и отменил нелепую реформу своим волевым решением.
Слепое преклонение перед Западом опасно во всем, в образовании — опасно вдвойне. Перефразируя героя известного фильма, скажу: “Образование — дело тонкое, с наскока разумную реформу не проведешь”. Вначале необходим анализ, причем прежде всего национального опыта, затем эксперимент. И конечный вердикт пусть выносят не чиновники, а учителя, учащиеся и их родители. Да, да, школьники, студенты тоже должны иметь право решающего голоса. Ведь эксперименты ставятся на их душах, а на кону — их будущее.
Так следует ли нам, например, копировать структуру средней школы Германии, где с давних времен практиковалась селекция учащихся: большинство довольствовалось базовым образованием и профессиональной подготовкой; для тех, кто рассчитывал поступать в высшее учебное заведение, создавалась вторая ступень в виде лицейских классов. У нас попытались сделать то же самое. Это противоречит исторически сложившейся структуре национальной школы, которая предоставляла всем учащимся равные возможности получения полного среднего образования, а оно, в свою очередь, открывало для желающих двери в вузы. Причем без всякого репетиторства. Кстати, о последнем стоило бы поговорить особо. Если родители чуть ли не с первых классов нанимают для своих чад дополнительных педагогов, чему тогда учит средняя школа? Напомню: в советское время к помощи репетиторов прибегали лишь при подготовке для участия в олимпиадах, которые позволяли выявлять наиболее талантливых детей.
Не меньше сомнений вызывает и то, что, переходя с 11-летнего на 12-летнее обучение в средней школе, дополнительный класс прибавили не сверху, а снизу, назвав его “нулевым”. Якобы для того, чтобы ликвидировать перегрузку учащихся. Как мы убедились, этого не произошло. Перевод базовой школы с 9-летнего на 10-летнее обучение нисколько не повысил качества общеобразовательной подготовки учащихся, в лучшем случае оно осталось на прежнем уровне. Зато шестилетние детишки, большинство из которых, по утверждению медиков, имеют отклонения в здоровье, попали в школьную кабалу. Им бы еще в детском саду “дозреть”, а их уже приучают к жесткой дисциплине.
И еще один нюанс. Базовую школу заканчивают в шестнадцать лет. Трудиться еще рано, учиться негде — набор в профтехучилища значительно сократился, да и не пользуются они сегодня популярностью! Большое количество подростков остаются за пределами педагогического влияния. А это способствует росту криминогенной обстановки в молодежной среде.

Вопрос пятый: нужен ли высшей школе Беларуси “болонский процесс”?

В отношении к этому вопросу в стране демонстрируется такое же шараханье, как и во всех других. Болонский процесс, смысл которого заключается в унификации европейской системы высшего образования, в выработке единых методик, что расширит возможности: для преподавателей — трудиться, а для студентов — учиться в любой стране континента, а национальные дипломы о высшем образовании будут признаваться повсюду, было бы целесообразно провести эксперимент в 2—3 вузах. Сегодня же, когда “поезд” ушел уже очень далеко, мы напрасно пытаемся его догнать.
Уверен: вопрос о том, присоединяться или не присоединяться к “болонскому процессу”, не первоочередной, есть более насущные проблемы. Высшая школа Беларуси переживает сегодня один из самых драматичных периодов в своей истории. Не на уровне состояние материальной базы. Делаются попытки недостатки в бюджетном финансировании возместить за счет населения, о чем свидетельствует быстрый рост платных отделений в государственных вузах. Профессора, преподаватели так же, как и учителя, получают за свой труд небольшую зарплату. В советское время оклад доцента составлял 320 рублей, профессора — 420. Правда, и работать нужно было на совесть, выкладываться по полной программе — знаю об этом по собственному опыту. Профессия преподавателя вуза относилась к числу наиболее престижных, что налагало на педагогов особую ответственность. Мы не могли позволить себе прийти на лекцию или на семинар не подготовившись. Я работал в Белгосуниверситете, на кафедре, которой руководил ректор, доктор философских наук, член-корреспондент АН БССР, профессор В.М.Сикорский. И он, и другие маститые ученые и педагоги поддерживали нас, молодых, помогали в разработке курсов, тактично указывали на методические ошибки при проведении занятий, осуществляли руководство научной работой. Со временем я понял, что они думали о будущем, растили себе смену, искренне волновались и переживали за нас.
Теперь произошла смена поколений, к студентам пришли молодые, энергичные, но не сказал бы, что более талантливые преподаватели. Большинство из них — рационалисты, хотят добиться всего и сразу, а на тернистом пути науки так не бывает. В результате страдает качество подготовки. Поэтому наша высшая школа прежде всего нуждается в кадровой реформе, в укреплении ее интеллектуальными, креативно мыслящими людьми. Без решения этих проблем механическое присоединение Беларуси к “болонскому процессу” может принести лишь вред, привести к окончательной утрате высшим образованием своего национального лица.
Резюмируя разговор в отношении Болонского процесса, хотелось бы сказать о том, что является необходимым атрибутом высокого уровня образования: наряду с другими направлениями — это свобода действий руководителей вузов в принятии решений. На сегодняшний день они скованы многими бюрократическими указаниями, директивами и т.д. Одним словом, надо сбросить с образования бюрократические оковы. Настоящий профессионал знает, что и как нужно делать без указивок.
Беру на себя смелость заявить, что у нас свое видение подготовки кадров высшей квалификации в сфере гуманитарного образования, потому что старая, с написанием “кирпичей”, давно себя изжила. Доводов в отношении этого превеликое множество. Локальное знание какой-то проблемы, которая никому, кроме соискателя, не нужна, как только для того, чтобы получить искомую степень, не сделает его специалистом высокого уровня в области той или другой гуманитарной дисциплины. И в этом плане дайте нам больше свободы, поверьте, туфту мы не пропустим, блат и протекция будут исключены полностью. Я думаю, что это ни в коей мере не противоречит Болонскому процессу, а совсем наоборот.
Если будет на то высочайшее волеизъявление, мы тотчас включимся в эту работу. Уверен, мы заинтересуем молодежь в достижении высоких профессиональных результатов, она пойдет в науку. От этого мы выиграем все. Думаю, что через некоторый отрезок времени и у нас будет чему поучиться.
Уверен, что вопросы, поднятые мной в этой статье, беспокоят большинство моих коллег, педагогов высшей и средней школы и их мнения станут поводом для дискуссии на страницах “Народной газеты”. Надеюсь, не останутся они не замеченными и теми, от кого сегодня зависит судьба образования, а значит, будущее молодого поколения. Только вместе мы сможем осуществить вековую мечту белорусов — “людзьмі звацца”.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter