Почему коллектив льнозавода требует отставки директораСолнце, зелень, щебет птиц... Но впечатление гнетущее. Поселок Приозерный льнет к Шумилинскому льнозаводу: сотня метров от крайних домов до проходной. Все окружившие меня люди живут в поселке и работают на заводе. Радиоточка с его территории слышна в каждом дворе. Звучит обзор прессы и даже упоминание моей газеты: «Как сообщает «Беларусь Сегодня»...
Но кажется, что я даже не в прошлом, а в позапрошлом веке. Люди чувствуют себя едва ли не крепостными. Того и гляди раздастся гудок и они потянутся на смену, к ветхим сооружениям завода.
Впечатления вскоре подтвердятся. Здесь отсутствует все, что должно отличать промышленность ХХI века: достойные технологии, эффективная экономика, умелый менеджмент... Ничего этого нет. Все плохо, худо. Хуже некуда!
Сюда меня привел рукописный факс (значит, дело экстренное!) в редакцию: «Коллектив ОАО «Шумилинский льнозавод» просит помочь разобраться в чрезвычайной обстановке, сложившейся на предприятии...» Три подписи: Барановская, Слепнева, Ковганова.
Так бывает: один–два человека выдают свое мнение за всеобщее. Но вскоре станет ясно, что мнение действительно подавляющее. Мне показывали жалобы и обращения в разные инстанции, которые подписали большинство (60 из 80 членов коллектива). Люди не таятся, фамилий не скрывают. Что говорили мне, то высказывали и директору в лицо, и районному начальству. И поскольку главное из сказанного ими опять же вскоре подтвердится — в директорском кабинете и в райисполкоме, — изложу суть претензий.
Но прежде поясню, что Тамара Боброва директорствовала здесь 9 лет. В сентябре прошлого года ее «снял с работы госконтроль» (так, мол, написала местная газета). Назначили нового — Петра Лапоухова, у которого Боброва стала замом.
В Лапоухове люди души не чаяли. «С ним можно было по–человечески поговорить по любой проблеме. Если и не решит, то хоть выслушает. Коллектив начал сплачиваться».
Но Боброва, дескать, его подсидела–таки, «съела». В один из дней конца апреля пошел слух: Лапоухов уходит. Люди взволновались, побросали работу, но районное начальство успокоило. Дескать, если уйдет Лапоухов, то и Боброва не вернется: будет кто–то третий. Утром пришли на работу и... увидели в должности и.о. ту же Боброву.
Заявления об увольнении сразу подали большинство трактористов (всего их 12) и многие ИТР: юрист, главбух, главный механик, завскладом... А чиновники, мол, обзвонили все местные организации и даже детсад: льнозаводских на работу не брать!
К нашему разговору присоединяются все новые «льнозаводские»: все живут рядом. Узнаю все новые подробности «переворота» (так называют случившееся) и его причины. Разные люди несколько раз с обидой повторили фразу, будто бы брошенную директором трактористу: «Поддай газу, чтобы быстрее шевелились». Это когда с полей убирали (женщины главным образом) камни, загружая их в кузов...
Итак, претензии.
Зарплата нищенская, причем от результатов не зависит. Делали 3 тонны волокна — получали 200 тысяч рублей, делали 7 тонн — имели те же 200 тысяч. Январь, февраль, апрель — те же суммы.
Часто слышим от директора грубость, оскорбления и даже угрозы. Устроила, мол, семейственность, проблемы завода решала «на своей кухне». Сестра была бухгалтером, муж — главным инженером, племянник — экономистом. Правда, с приходом нового директора уволились, но сейчас явно собираются вернуться.
Красноречивый факт, хотя и давний: теплотрассу от заводской котельной к жилым домам обрезали в ноябре. Ночью. Люди в морозы ставили печи.
«Разворовали завод, растянули! Здесь нужен госконтроль! Говорят, будет реконструкция, вливание денег. Видно, огрехи–вершки на Лапоухова спишут, а корешки достанутся Бобровой...»
Неужели все правда?
Фактически да. Почти все. Увы. Но через полчаса разговора с Тамарой Бобровой я начинаю сочувствовать уже и ей. Каждому из описанных событий есть объяснения. Даже резкости и грубости. («Да, бываю резка, иногда и груба».) А как не быть резкой, если пьяный тракторист на новом тракторе едва не перевернулся и не задавил другого пьяного работника? Уволила по статье. Потом он пришел проситься на работу. Сжалилась. А теперь он подписывает письма...
«Как не быть грубой, если другой нагло, при мне тащит с завода солярку... И тоже теперь подписывает. Молодого специалиста неделю не видела на работе: и он подписывает...»
Верно, что пачками несли заявления. Но ведь и раньше уходили, некоторые по 5 раз. А потом назад просились... Верно насчет зарплаты: она «среднепотолочная». Впрочем, платится из кредитов. Нужна ревизия. Верно с котельной. Переключение частных домов с заводской на коммунальную было вынужденно, предписано. Завод–банкрот не мог позволить себе такие теплопотери.
Насчет увольнения госконтролем — не совсем так. Контракт с облсельхозпродом был на три года. Но устала от стрессов: зачем такие нагрузки за полтора года до пенсии? Сама подала заявление. Но верно, что было нарушение с выдачей зарплаты. Деньги поступили поздно, 30 августа. Зарплату «закрыли» сентябрем. Но освободил ее не госконтроль, а наблюдательный совет. И не за нарушение, а по соглашению сторон, т.к. заявление было написано давно.
Совсем неправда, что «подсидела» Лапоухова. Тамара Александровна божится и клянется самым дорогим, что и не помышляла. А вот претензии к предшественнику есть.
Насчет «вливания больших денег» — все неправда. Деньги нужны, и очень большие. Но есть только планы — их надо проталкивать, лоббировать, защищать. Если ждать — завод остановится. Лапоухов, выходит, только ждал.
Впрочем, нет: заказал некоему предпринимателю «Бизнес–план», за 2 млн. рублей. Директор буквально вчера брала его домой (на работе некогда) изучать. «Филькина грамота. Хоть смейся, хоть плачь!» Цитирует: «...После сгорания брикета льнокостры останется уголь, на котором можно жарить шашлыки...» Поясняет: «От костры останется только пепел! Кто сочинял этот бизнес–план, понятия не имеет о льнопроизводстве. А мы хотели бы не только котельную перевести на отходы, но и прессовать костру, и продавать. Ее теплоотдача выше, чем у дров».
Льнозавод безумно затратен. Строился во времена СССР. Считался современным. Еще не вылежавшую в поле соломку мог за 48 часов переработать в качественную льнотресту. Для чего вырабатывал много пара. Сейчас громадная устаревшая, износившаяся котельная — камень на шее.
Убытки с начала года — под 600 миллионов. Нет даже автобуса людей на поле подвозить. Сырье в прошлом году погубили дожди. Оршанский льнокомбинат закрывает глаза, берет явную некондицию.
Тамара Александровна переживает, что «в коллективе хаос, нет дружеской атмосферы». Хотя... «сагитировать людей легко, любого можно настроить». Переживает, но в общем на людей не обижается. Надеется на урожай — чтобы были с работой и зарплатой.
А если, говорит, распишете–раскритикуете, если поможете уйти, буду только благодарна. Но пока сама работаю — и других заставлю. Без дисциплины ничего не будет!
Последнее, что я слышу на заводе. Мнение не господствующее, но оно прозвучало и я должен его привести: «Она тут всех вынянчила, вырастила. Брала на работу тех, кого нигде брать не хотели. Только она завод и тянет. Кабы не она, быть нам безработными. Зачем всех баламутить?»
Для райисполкома все, что я узнал и услышал, — не новость (главный аграрий района, который выезжал по жалобе на завод, уже здесь не работает, поэтому и называть его не буду). Кризис констатируют: обстановка накалена. Выход ищут. Его пока нет. В тонкости посвящена Наталья Захарова, начальник отдела организационно–кадровой работы. Кратко.
«Боброва работает с людьми, которые настроены против нее. Сложно работать, но ведь как–то надо! Кому–то надо!» — «Но почему именно Бобровой?» — «А больше некому! Нет главного инженера. Собрался уходить главный механик. В такой обстановке нельзя одновременно уволить еще и директора с заместителем. Почему люди это не понимают? Где найти руководителя? А Боброва этому училась, она технолог. Заменить некому. Удерживали ее, как могли. Если столь плоха, то почему люди не жаловались раньше? Кризис есть, но и эффект толпы — буду как все — тоже сказался».
В чем выход?
«Если только что–то решится на уровне государства... Если поможет новое руководство Оршанского комбината... Они ведь в связке работают...»
Н.Захарова спросила, в свою очередь, мое мнение о конфликте. Оно таково. Работники не могут простить директору Бобровой не ее жесткость, а... свою бедность. Люди терпимы к жесткости, это доказывает мировой опыт.
Недавно в одной европейской столице серьезным бизнесменам давал мастер–класс «нейтронный менеджер» — бывший председатель совета директоров «Дженерал Электрик». Таковым он признан за девиз, который звучал примерно так: «Люди исчезают, бизнес остается». Зато капитализацию компании увеличил многократно. Всем на радость: акционерам, потребителям, экономике США. За что и признан великим менеджером.
А методы были драконовские: каждый год он увольнял 10 процентов менеджеров. Худших. Он прямо говорит, что руководитель должен быть безжалостным и беспощадным.
Это, конечно, не наш метод, не для нашей социально ориентированной экономики. Но учесть его полезно.
Думаю, люди простили бы Бобровой если не все, то многое, если бы она обеспечила их хорошей зарплатой. Но не уверен, что в сложившейся ситуации она способна это сделать, даже если искренне этого — и только этого! — желает.
Как показывает мой журналистский опыт, ни в одном из конфликтов, о которых приходилось писать, не было одной–единственной правды. Нет ее и здесь. Поэтому не могу занять чью–либо сторону и тем более подсказывать решение. Оставим его тем, кто наделен таким правом. По ведомственной подчиненности — Минсельхозпроду. По территориальной — райисполкому. По праву собственности — примерно по половине акций принадлежат облимуществу и Минсельхозпроду, 1,8 процента — физическим лицам. Кстати, большинство подписывающих жалобы работников — не акционеры.
Но и одной лишь констатацией кризиса обойтись не могу. Сами собой возникают вопросы. Сколько в стране таких «кризисных» заводов? Во что встает бюджету их содержание? Или прибыль от конечного продукта — тканей, постельного белья, одежды — с лихвой покроет 600 млн. шумилинских убытков? А сколько у нас современных заводов? В чем нуждается отрасль?
Шумилинский льнозавод, в сущности, крохотное предприятие: 80 работников. Но в списке значимой продукции района лен стоит на третьем месте после обольского кирпича и торфа. В экономике нашей страны он если и не очень значим, то заметен, знаменит. И, пожалуй, дорог. Есть о чем поговорить. Директор Оршанского льнокомбината Виктор Гавриленко согласие на такой разговор дал.
Фото автора.
