Управляемые перевороты зачастую создаются в интересах сторонних государств — для контроля как внешней, так и внутренней политики стран. Сегодня мы являемся свидетелями событий во Франции, которые пока не вписываются в этот ряд: еще не проявились глубинные заказчики и конструкторы юбилейного «цветного переворота» (в мае 1968‑го это были англосаксы и израильтяне). Но привкус 55‑й годовщины мая-68 благоухает сейчас по всей Франции, даже сильнее, чем той памятной весной.
Мы продолжаем наш международный проект «Привкус цветных революций», организованный Аналитическим центром ЕсооМ совместно с издательским домом «Беларусь сегодня». Десятки ведущих политологов, аналитиков и публицистов из многих стран предлагают свое видение феномена «цветной революции», прочно вошедшего в мировую политику и разрушившего прежнюю картину мира. Что он собой представляет, каким ему может быть противоядие и отчего этот феномен, отточенный на десятках различных государств, оказался несостоятельным в Беларуси — поискам ответов на эти и другие актуальные вопросы современности и посвящен «Привкус цветных революций». Сегодня — первая часть разговора про возможную подмену и использование принципов «цветных революций» для переформатирования социально-политического недовольства во Франции.
Исток «жилетов»: экзистенциальный кризис
Движение «желтых жилетов» — следствие тотального кризиса французского общества, государства и элит. Скорее даже следует говорить о социально-политическом разложении, ведь то, что мы наблюдаем в 2023 году, — это конец системы. Истоки общего разложения давние (май-68 и Маастрихтский договор — 92), но они стали особенно ощутимыми с 2007 года, когда к власти приходит новое поколение политиков, которые не знают своей страны и считают себя представителями транснациональной элиты.Я называю их Homo euramericanus — новым человеком, чья историческая память была стерта «68‑щиной» (протестным студенческим движением мая 1968 года. — Прим. ред.), человеком без корней, без страны и чья политическая власть по определению нелегитимна, ибо это тирания узурпации.Происходит политическое разложение: старое разделение на правых и левых исчезло в пользу борьбы между ультралиберальным европеистским центризмом и «популизмами» (крайне правыми и крайне левыми). Более того, в 2017 году Франция пережила беспрецедентную политическую трансформацию: президент Эммануэль Макрон создал с нуля собственную партию, которая становилась практически единственной в парламенте. Макрон создал систему, очень близкую по структуре и идеологической банальности к «партии власти», но без боевой базы, а состоящей из номенклатуристов. Франция вступила в режим, при котором президент управляет единолично и игнорирует все парламентские дебаты. Началась тирания исполнения. Это привело к обострению политического отторжения населения, тем более что Макрон, как и Саркози и Олланд, множит признаки неуважения к населению: у него те или иные люди — «ничтожества», «беззубые», «неграмотные», «ленивые», «тугодумные галлы», «собачьи толпы». Эта тирания основана и на возрождении сетей грязных спецслужб, используемых внутри страны для нагнетания политической напряженности и разрешения ее насильственными методами.
Эммануэль Макрон.От капитализма процветания — к жесткой экономии
Одновременно происходило экономическое разложение. Кризис 2008 года ускорил процесс перехода от капитализма процветания к капитализму жесткой экономии. Глобализация и политика ЕС разрушили французскую промышленность, обеднили госказну, увеличили госдолг и отдали предпочтение конкурентам Франции (ФРГ, США, Китаю и другим). Некоторые элиты продолжали извлекать из этого выгоду, но Франция все быстрее теряла экономические основы, приобретенные в XX веке. Население видит это и непосредственно страдает от последствий в повседневной жизни.Более того, капитализм жесткой экономии и евросоюзные договоры означают, что правительство больше не может отступать и вести переговоры с собственным населением, потому что эти договоры устанавливают жесткие правила, которые более обязательны для лидеров, чем их политическая ответственность перед избирателями.Капитализм жесткой экономии сводит к нулю крохи, которыми можно поделиться. Таким образом, уровень напряженности становится максимальным и лидеры вынуждены противостоять собственному народу.
Есть и социальное разложение. Все социальные классы, кроме высшей буржуазии в больших городах, теперь затронуты понижением статуса и прекаризацией (так называется переход от постоянных гарантированных трудовых отношений к неустойчивым формам занятости, ведущий к практически полной потере работником социально-трудовых прав, снижению или потере доходов. — Прим. ред.). Это рабочий класс, средний класс и даже часть высшего среднего класса. Эти люди выходят на демонстрации, потому что им больше нечего терять, их будущее заблокировано прекаризацией, которая подразумевает выживание, а не возможность развития. В то же время общество становится все более глубоко атомизированным.
Постмодернистский деконструктивизм, практикуемый с 1968 года, и глобализация уничтожили почти все посреднические органы, которые раньше организовывали реальные группы: профсоюзы теперь куплены ЕС, культурные ассоциации маргинализированы, Отечество, школа, церковь и семья постоянно подвергаются нападкам, осмеянию и разрушению.Многочисленные случаи сожжения церквей (например, Нотр-Дам) свидетельствуют о том же.
Культурное разложение
Homo euramericanus установил неократию — власть, осуществляемую молодыми людьми, образованными, но незрелыми, без исторической и культурной памяти.Неократы обращаются к полному обскурантизму: коммунитаризм, постоянное социально-политическое междусобойство, которое приводит к незнанию реалий страны и мира, вокизм, ЛГБТизм, европеистское ничтожество, которое противоречит всем культурным традициям европейских государств и матрицам Европы (греческой, римской, христианской и индоевропейской).Существует также острый научный кризис: шарлатаны теоретизируют эти разрушительные идеологии, а другие пытаются статистически доказать, что кризиса нет. Существует также кризис СМИ: с 1990‑х годов почти все они стали ультралиберальными и подавляют любую свободу слова за пределами интернета.
В таком контексте экзистенциального кризиса в ноябре 2018 года возникло движение «желтых жилетов». Оно родилось из всеобщего протеста против налога на стоимость топлива. «Жилеты» сразу же стали национальным бунтарским движением.Начиная с налогового бунта, движение распространяется и требует не только отмены налога. «Общежелтожилетское» требование — референдум гражданской инициативы, то есть непосредственная демократия против политической системы. Но многие «жилеты» идут в своих требованиях дальше: списания госдолга, создания «земского собора» (Etats Généraux) по налогообложению и Учредительного собрания (возвращение к 1789 году) для VI республики, выхода из ЕС, зоны евро и НАТО или же прекращения неоколониализма в Африке и массовой миграции, которую он порождает. Хартия «желтых жилетов» направлена не на что иное, как на мировую политику.
Это народное восстание против общего снижения статуса не только каждого человека, но и страны в целом.Оно очень разнообразное: патриотическое, регионалистское, руралистское, коммунистическое, продуктивистское и т.д. Особенно интересно то, что происходит в маленьких городах. Когда в городе с населением 4 тысячи человек вы видите на улице 2 тысячи — это говорит о чем-то сильном. Эти люди борются не только за пенсии, но и за то, «что мы оставим нашим детям?» и «что будет с нашими стариками?».
Выбор желтого жилета как символа неслучаен. Жилет был навязан законом всем водителям в 2008 году, чтобы быть сразу заметным на дороге, в то время как дорожные и даже городские сборы росли. Символ означает, что существует слишком много деспотичных законов и что носители жилета борются за первую фундаментальную свободу — свободно передвигаться по своей стране, в то время как дорожные сборы — это возврат к Ансьен Режиму до 1789 года.«Желтые жилеты» — своеобразное движение, без сходства с забастовочными движениями XX века и тем более с «68‑щиной». Прежде всего потому, что оно не связано ни с профсоюзами, ни с партиями. Это спонтанное, гражданское движение: «желтые жилеты» борются за общий интерес. Именно поэтому оно очень быстро распространяется по всей стране и встречает огромный отклик среди населения. В то время как каждая классическая забастовка сопровождалась появлением недовольных людей, движение «жилетов» встречает единодушное уважение: во Франции нет анти-ЖЖ за пределами правящих элит больших городов и их СМИ.
Более того, к «желтым жилетам» присоединились очень многие мэры (даже правые) малых и средних городов. Эти мелкие представители периферийной Франции, описанной географом Гиллюи в 2014 году, — политическая сила, которую мы никогда раньше не видели вовлеченной в социальное движение.
И они показывают, что восстал не класс, а вся страна, вступившая в истинную революцию.Роль этих мэров дает нам точную географию движения: вопреки утверждениям глобалистских СМИ, которые показывают «спокойную Францию» и несколько мест противостояния, нарушенных «жилетами», вся страна оказывается «желтой», и только центральные районы крупных глобализированных городов (Парижа, Лиона, Марселя, Лилля и некоторых других) остались бастионами евроамериканской власти. Там и происходят уличные бои.
Желтые жилеты как «Анти-68‑щина»
Разница с «68‑щиной» и «цветными революциями» очевидна сразу. Контекст противоположный: в мае 1968‑го все было хорошо. А в 2023‑м Франция достигла своего надира. «Желтые жилеты» — это внутрифранцузское движение, а не импортированное, как студенческая «68‑щина». Это движение, которое по классовым причинам встречает презрение, цензуру и ненависть СМИ (их именуют «вонючками-желтожилеточниками»), в то время как май-68 широко приветствовался восторженными СМИ. Бездельничающая богатая молодежь «68‑щины» — абсолютная противоположность «жилетов», которые представляют все возрасты и группы: брошенных матерей, пенсионеров, бедных, семьи, обремененные налогами. «Желтые жилеты» — движение без лидеров, в то время как в мае 1968‑го был Кон-Бендит с товарищами, которые постоянно появлялись в СМИ.Наконец, май-68 длился всего несколько недель, «жилеты» же закрепились во времени после пяти лет социальной борьбы. Май стартовал с Парижа, «жилеты» были провинциальным движением, которое в итоге достигло столицы. В 1968‑м «звезды» поддерживали движение и даже предшествовали ему (хиппи, рок), ныне они редко поддерживают восставших, а те часто отвергают «звезд» во имя классовой борьбы.
По сути, вне какой-либо традиционной структуры «желтые жилеты» обнаруживают двойное политическое наследие, которое они воссоздают более или менее сознательно. С одной стороны, это патриотическое наследие истинного Сопротивления, от которого отказалась голлистская партия в 1969 году и которое систематически заявляет о французском флаге, «Марсельезе», Марианне, Триумфальной арке, 14 июля, культурном величии Франции, праве суверенного народа в своей стране против иностранных держав. С другой стороны, это подлинно коммунистическое наследие, оставленное Французской компартией после 1991 года: социальные права, классовая борьба, народное братство, антиколониальная борьба.
Эти два наследия легко объединяются в контексте экзистенциального кризиса, который представляет собой ультралиберальную социально-экономическую эксплуатацию и «расфранцузизацию» политической и культурной власти. Поэтому движение стало социальным и национальным, оно объединяет всех французов. Иными словами, это именно «анти-68‑щина».Макрон отрицает полицейское насилие: «Не говорите о репрессиях или полицейском насилии, эти слова неприемлемы в правовом государстве». Но этот дискурс 2019 года бессилен перед лицом безостановочного зверства, тем более что каждая демонстрация, каждое нападение полиции снимается на видео. 28 марта 2023 года министр внутренних дел Дарманен выступил с речью, в которой объявил о начале гражданской войны: «Более 1000 радикально настроенных лиц из ультралевых и крайне левых, часть которых приехали из-за границы, придут, чтобы ломать, ранить и убивать полицейских и жандармов… Их цель — дестабилизировать наши республиканские институты и подтолкнуть Францию к огню и крови». Таким образом, «желтые жилеты» приравнены к террористам, а ссылка на иностранцев позволяет отрицать, что борьба, которую ведет Макрон, направлена против самой нации.
Оливье РОКПЛО, доктор, политолог, историк, геополитик, специалист по России и Вьетнаму, советник спецпредставителя Франции в Российской Федерации (университет Сорбонна).
(Продолжение следует.)
Зарисовки с весенних улиц Франции
Набирает популярность лозунг «Мы Людовикa XVI обезглавили, Макрон, мы можем повторить».
На улице демонстрант выдает себя за полицейского и намеренно провоцирует аварию между полицейскими машинами. Другие бьют машину, полиция не осмеливается выйти из автобусов и отреагировать.
Группа демонстрантов поет: «Мы здесь, мы здесь! Даже если Макрон не хочет нас, мы здесь! За честь рабочих и за лучший мир, даже если Макрон не хочет нас, мы здесь!» Эта песня — политическая адаптация спортивного гимна футбольного клуба RC Lens.
Плакат «Фюрер приказал запретить оппозиционные манифестации».Люди скандируют: «Макрон будет свергнут! Макрон будет обезглавлен! Макрон будет взорван!»
