Валентин Елизарьев о балете, трех музах и пачке примы

Жар-птицы Елизарьева

Интерес к Валентину Николаевичу Елизарьеву, хореографу, народному артисту СССР, народному артисту Беларуси, дважды академику престижных академий, лауреату Госпремии, члену Совета Европы по культуре не утихал никогда. Даже в период вынужденного простоя он ставил за рубежом балеты, был членом жюри международных конкурсов и получал награды, продолжал готовить молодую балетную смену в Белорусской государственной академии музыки.



Отряд творческой интеллигенции в нашей стране совсем небольшой. Мы все знаем друг друга. С одними просто знакомы, с другими дружим. Когда Елизарьев руководил театром оперы и балета, был занят сутками. В последние годы появилось свободное время. Стало возможно общение. Валентин Николаевич — человек закрытый. Откровенничает редко. Не со всеми. На вопросы отвечает кратко, не радует подробностями и деталями. Теперь уже трудно отделить, что рассказывал он на пресс-конференциях, о чем беседовали во время прогулок по улице Пулихова, что обсуждали втроем, когда доктор искусствоведения Юлия Чурко работала над книгой «Балет — искусство мысли».

С этой очень важной для Елизарьева темы и хочется начать.

Игровое поле

— Аристотель сказал: «Пляска воплощает невидимую мысль». У балета много соперников — от компьютера до спортивных игр. Наше время немного отвернулось от хореографии. Между тем балету подвластны все общечеловеческие темы. Один английский хореограф солидарен с Аристотелем и со мною: «Мы совершенно правы, когда рассматриваем не только нашу жизнь, но и всю Вселенную как танец». Я абсолютно уверен, что балетное искусство замешано на философии.

— Валентин Николаевич, проще говоря, весь мир — яйцо, а из него может вылетать птица. «Жар-птица», как в вашем балете, или Одетта из «Лебединого озера». Наверное, неспроста балерины летают по сцене, как птицы. Я помню ваших сказочных Синюю птицу и принцессу Флорину. У солиста, что поднимал свою партнершу, словно вырастали руки-крылья.

— Это мы с вами говорим о балете высокими словами. Многие думают о нем иначе, считая искусством легковесным, забывая про тяжелый физический труд его артиста. Они и на пенсию выходят в молодом возрасте. Над балетом подшучивал Салтыков-Щедрин. Маяковский говорил о балетных как о «веселых живчиках на веселых ландшафтиках». Обыватели уверены, что у артистов этого жанра весь ум в ноги ушел. Конечно, есть в балете много пафоса, патетики. Все кругом идеальные, красивые. Я продолжаю считать, что балет — искусство мысли, и стараюсь отразить это в хореографической постановке.

— В связи с этим не могу удержаться от цитирования прессы Великобритании: «Труппа Елизарьева не разочаровала англичан. Она работает по знаменитой ленинградской школе, традиции которой восходят к великим годам русского балета XIX века. Репертуар белорусов очарователен, потому что дает возможность понять, что к настоящему успеху может привести только преданное служение настоящему искусству. Творчество Елизарьева не привязано к прошлому. Он легко ломает предрассудки и создает работы, что соответствуют современности. Его спектакли всегда оригинальны, блистательны».

Сцена из балета «Сотворение мира».

Про Майю Плисецкую

Первым спектаклем молодого хореографа Елизарьева стал балет «Кармен-сюита». Хотя название постановки выбирал театр, Елизарьев оказался к ней внутренне подготовленным. Немалую роль в этом сыграло его близкое знакомство с первой уникальной Кармен на балетной сцене — Майей Плисецкой, танец которой обладал колдовской, завораживающей магией. Недаром академик Петр Капица сказал, что в Средние века ее сожгли бы на костре.

Она каким-то непостижимым образом заметила молодого хореографа, только окончившего консерваторию, сама пригласила его для создания танцевальной части телевизионного фильма по тургеневским «Вешним водам», вела себя совсем не как звезда.

Всемирно знаменитая балерина запечатлелась в памяти Елизарьева как и всепобеждающий образ Кармен, оказавшийся одним из самых ярких в ее сценической галерее. Майя Михайловна позже дала молодой исполнительнице этой роли Анастасии Волочковой совет: «Ногу надо поднимать как ружье». Созданный на белорусской сцене образ никак не походил на Кармен — Плисецкую. Подражание никогда не было свойственно Елизарьеву. Скорее, отталкиваясь от увиденного, он искал хореографическую альтернативу. Возник широкий выбор — за многие годы существования в мировом искусстве Кармен приобрела тысячу лиц, стала образом транскультурным, таким как Фауст, Дон Жуан, Гамлет…

Неудивительно, что эта необычная женщина послужила образцом для многочисленных последующих интерпретаций в различных видах искусства, и прежде всего в хореографии.

Теплые отношения с Плисецкой сохранились на всю жизнь. Майя Михайловна всегда поздравляла Елизарьева с юбилеями и праздниками, хотя на других ее щедрость распространялась не всегда.

Мир, сотворенный Елизарьевым

«Сотворение мира» появилось в 1976 году и продержалось в репертуаре очень долго. В интервью белорусским журналистам известные мастера балета называли его «событием в культурной жизни всей Европы».

— Валентин Николаевич, как шла работа?

— Мы вместе с художником изучали Библию, «Божественную комедию» Данте, космические полотна литовца Чюрлениса и образы «Страшного суда» Микеланджело. О чем балет? О созидании самого себя, своей личности. О жажде совершенства. О любви мужчины и женщины. О борьбе со злом.

— «Сотворение мира» — мой любимый балет. Он стал для меня художественным потрясением, вызвал чувства, которые древние греки и называли, наверное, катарсисом. Ярчайшим образом в спектакле изображена катастрофа, которая чем-то напоминала атомную и по-настоящему пугала. Со второй половины балета вы переходите на серьезный, даже трагический тон, словно предупреждая нас о возможности страшного пути. Нострадамус, кажется, довел свои предсказания чуть ли не до конца четвертого тысячелетия, так что пока можем спать спокойно.

— Но, с другой стороны, и к балетному предупреждению прислушаться вроде бы надо…

— Это он у вас стал таким, а раньше я слышала другое: танцуя в первом акте, артисты знать не знали, чем окончится последний.

— Да, балет в прошлом никогда не был особенным, интеллектуальным.

— Говорят, что человечество вообще глупеет.

— Откуда вы это взяли?

Сцена из спектакля «Кармен-сюита».
Фото bolshoibelarus.by

— Ученые вроде бы исследовали мозг у нескольких династий фараонов и увидели, что он у мумий постепенно уменьшался, в целом чуть ли не на 14 процентов. По «Сотворению» этого не скажешь. Ваш Адам наоборот — умнеет, и очень быстро. Кроме того, я вообще привыкла, что балет имеет дело в основном со «стерилизованными принцами», а тут вдруг на сцене появился настоящий мужчина. Из набора абстрактных движений каким-то образом рождалась мысль, мне было интересно и все довольно понятно. Это удивительно!

Пачка примы

— Теперь уже мало кто помнит название популярных сигарет «Прима». Произнесите эти два слова: один подумает — пачка сигарет. Другой, более просвещенный, догадается, что речь идет о костюме балерины. Балеты всегда про любовь. Открытые тела. Незапретные движения. Все тесно связано с сексом. С другой стороны, физические нагрузки не оставляют сил и времени для сексуальной жизни. Какие у вас отношения с женщинами?

— Меня эта тема интересует меньше. Мои герои — Кармен, Ева, Неле, Фригия, Джульетта, Рогнеда — достойны поклонения. Женщина — начало всех начал и самой жизни. Тема любви к ней — одна из основных в моих балетах. Сильные и одновременно слабые, беззащитные или вооруженные до зубов, но всегда прекрасные, они по праву царствуют на хореографической сцене. Я, конечно, люблю женщин, но исключительно как балерин, исполнительниц.

— Разве можно пренебречь таким разнообразием прекрасных моделей?

— Модели, конечно, хороши, но музы — лучше. У меня их три: супруга, дочь и… хореография. А женщины в балете — великие труженицы. Я их люблю, уважаю и жалею. Даже у лошадей стаптываются копыта. В балете же нежные пальчики защищены от пола лишь тонким носиком атласных туфелек, а танцовщицы умудряются проводить в них долгие часы…

— Вас никогда не увлекали легкие темы. Почему?

— Потому что существует много серьезных.

— Ваша супруга Маргарита Николаевна Изворская-Елизарьева — надежда и опора?

— Это так. Когда я ушел из театра, она, будучи художественным руководителем и режиссером оперы в нашем Большом, ушла вместе со мною. Так захотела.

— Достойная солидарность. Вас устраивает сегодняшняя балетная труппа?

— Не совсем. За время моего отсутствия в театре она обновилась, но нужна новая молодая кровь. Думаю, что придет и кто-то из моих студентов. Это необходимо для свежести хореографического языка. Сейчас много говорится о тотальном театральном кризисе. Не надо поддаваться. Думаю, трудности преодолеем.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter