Что-то слышали, но ничего не знали
После гомельской школы поступил в политехнический институт. Однако закончить учебу не довелось. Из военкомата пришла повестка:— Про Афганистан мы все что-то слышали, но ничего не знали. Среди знакомых служивших там не было. Помню, товарищ спросил: «А если попадешь в Афган?» Я пожал плечами: «Буду служить, а что еще?» Хотя сам я туда не рвался.
Поддержать сына пришел отец. Зайдя в кабинет на призывном пункте, вышел оттуда бледным. Узнал, что идет набор команды в Фергану — город в Узбекистане, где находилась учебка ВДВ. Оттуда десантники отправлялись в Афганистан.
Путь пролегал через Москву. Там сформировали спецэшелон, заполненный одними призывниками. Спали даже на полу. Несколько суток сотни парней мучились в душных вагонах. Но главные испытания ждали впереди:
— В учебке гоняли до седьмого пота. Занятия, марш-броски, прыжки с парашютами, выходы в горы — и все это на адской жаре. Болезни косили: сам малярию перенес. Как-то ночью — подъем по тревоге, бегом на полигон. Прибежали, всех колотит, руки трясутся, а еще и стрелять нужно. Назад шли, но у всех ноги были стерты — сплошные волдыри. Я несколько дней нормально ходить не мог. В общем, выносливость нам подтянули, но вот сама боевая подготовка была недостаточной. Это мое мнение.
Перед отправкой в Фергану приехал отец. Евгения отпустили в увольнение:
— Пошли в ресторан, пили коньяк. Мне и сейчас тяжело представить, что пережил батя, точно зная, что через сутки я отправлюсь в Афганистан.
Нет смысла скрывать: дедовщина и в учебке, и в Афгане была жесткой. За малейший косяк били. Причем в бою «деды» нас берегли, в пекло не пускали. А как только в часть возвращаемся — все по-старому. Как это все сочеталось — не знаю.
Нелегко в бою
Служить Евгений Короткевич попал в 1179-й артиллерийский полк Витебской воздушно-десантной дивизии. Карантин для новичков из учебки был рассчитан на две недели.Но для Евгения закончился через четыре дня:
— Вечером сидим в курилке. Приходит высокий парень — Вова Шульняев: «Кто из вас Короткевич? Со мной!» Идем, и он сообщает, что завтра я выезжаю на «боевые». Незадолго до этого погибли два бойца. На замену взяли меня и еще одного молодого. Рано утром собрались: автомат, снаряжение — и на броню. Мне сказали: «Только не усни. Упадешь — подбирать не будут». Да какой там сон?! Дорога узкая, идет серпантином. С одной стороны — скала, с другой — пропасть. А вокруг природа такой красоты, которой в жизни не видал.
Тот самый Шульняев оказался вычислителем — одним из специалистов, участвующих в управлении артиллерийским огнем. Эту же специальность предстояло освоить Евгению. Причем сразу на практике:
— Колонна прибыла в район кишлака Суруби. Расставили технику, окопали. Открыли огонь. Моя работа — сидеть за картами, получать сведения от корректировщиков, вычислять, координировать, озвучивать данные, которые тут же передает связист. И все это очень быстро, точно, без ошибок, под грохот орудий. Стресс огромный — хотя по тебе вроде и не стреляют. Таким был мой первый бой.
Мина в детской игрушке
На вопрос о количестве боевых выходов Евгений Короткевич пожимает плечами:— За полтора года — свыше сотни точно. Самый длинный перерыв — недели две, когда была договоренность о перемирии. Обычно же — 2—3 дня. Несколько раз было так. Возвращаемся в полк, сразу — чистка оружия, потом идем в баню. И тут прибегает посыльный, передает приказ. Разворачиваемся — на склад, получаем боеприпасы, сухпай — опять готовимся. Иногда на день, иногда на недели, а могли и больше месяца находиться где-то в горах или ущелье.
День рождения рассказчика ознаменовался очередным выходом — для участия в крупной операции. В провинции Кандагар шли ожесточенные бои:
— В горах Кандагара было страшнее всего. Нам приказали выбить «духов» с их базы. А там — укрепления мощные и каждый метр заранее пристрелян. Засекли нас и давай из пулеметов поливать так, что головы не поднимешь. Кусты над нами просто «выкашивались», как в кино показывают. И так они держали нас, пока не вывезли все, что могли. А потом просто ушли — прямого боя не захотели. Притом что даже на оставленных складах было много оружия, боеприпасов, других трофеев.
Но еще больше, чем противника, все боялись мин, которых везде было множество. Противопехотные обычно не убивали, а калечили. А мины-ловушки могли оказаться где угодно. Например, в кассетном магнитофоне, который ухватит обрадовавшийся находке молодой боец, или в безобидной с виду детской игрушке.
Дело случая
Рассказывает Евгений Леонидович и о потерях, которых могло бы не быть:— Периодически они случались из-за нарушения уставных правил. Где-где, а на войне они точно пишутся кровью. Как-то нас отправили искать пропавшую колонну стройбатовцев. И мы нашли — больше 40 трупов. Целыми из них остались только те, кто погиб сразу во время обстрела — от пули или сгорел в машине. По рассказам, выживших «духи» согнали в кучу, а затем привели жителей ближайшего кишлака и заставили, чтобы те забили солдат мотыгами до смерти. Такая методика устрашения своих. Как так вышло? В той колонне было всего несколько автоматов на всех. Они вообще не имели права никуда передвигаться. В нашем полку в этом плане была железная дисциплина. Поэтому, с учетом того что мы не вылезали из «боевых», за полтора года моей службы потери были небольшие.
Впрочем, и фактор слепого случая, не предусмотренный ни одним уставом, на войне отрицать нельзя. Евгений задумывается, будто колеблясь, но все же решает продолжить тему:
— Не знаю, как объяснить… В Афгане у меня будто чутье какое-то было. Подошел к ребятам-танкистам, стоим, курим, болтаем. А мне как-то не по себе, не знаю даже почему. Только отошел — откуда-то с гор прилетает мина. Обоих танкистов насмерть. Десять минут назад мы вместе курили, и вот я уже гружу их тела в ГАЗ-66.
Звезда на кителе
Орденом Красной Звезды десантник награжден за несколько боевых эпизодов. В том числе — за спасение командира полка:— Сергей Львович Шпанагель — настоящий полковник, боевой мужик. Ходил с нами на «боевые» постоянно. Во время одной из операций — вместе с заместителем и водителем только отъехали от нашего поста — под колесом взорвалась мина. Смотрим — командир вышел, по сторонам глянул и упал на дорогу. Понятно, что, скорее всего, вокруг все тоже заминировано. Но делать нечего — пошли я и ленинградец Андрей Пеньков. Вынесли Львовича на носилках, потом уже другие забрали заместителя и водителя. Все были ранены, но живы. Вызвали «вертушку» — их забрали. А когда в часть возвращались, командир уже стоял у КПП и отдавал нам честь. В этот момент у нас, солдат, аж слезы навернулись...
Но когда узнал, что меня представили к ордену, удивился и до конца не верил, что получу его. И ладно еще медаль, но чтобы орден получить, требовалось совершить нечто невероятное. Тем не менее на дембель я ушел с Красной Звездой на кителе.
Нужно побывать — иначе не поймешь
— Из Кабула улетали 5 мая 1987 года. За пару дней до этого нас опять послали на «боевые»: мол, больше некого — молодые еще не готовы. Как же нам не хотелось идти! Такое гадкое чувство, будто обязательно что-то хреновое случится. Как в кино или книге — в последний момент. Слава богу, сходили спокойно и благополучно вернулись.Последний пережитый в Афгане страх — при взлете. Ведь бывало, что как раз тогда наши самолеты и сбивали. Когда борт набрал высоту, все выдохнули. А после того как пилот объявил, что мы пересекли границу с СССР, орали от радости как сумасшедшие!
Приземлились на военном аэродроме в Тузеле под Ташкентом. Своих защитников родина встречала тщательным досмотром. Среди личных вещей искали оружие, наркотики.
— Приехали в гостиницу, — Евгений рассказывает о первых шагах возвращения к гражданской жизни. — Бросили вещи и прямо в форме, беретах — в ресторан. А потом нас как стали тянуть за свои столики и гражданские, и военные. Расспрашивают наперебой, как там, что там в Афгане? А я не знаю, как рассказать. Ответил вопросом: «Вы плавали под водой? Что там видели?» Призадумались. Вот и я, говорю, описать не могу. Нужно там побывать — иначе не поймешь.
Пробыл в Ташкенте два дня. Билет на самолет пришлось брать через спекулянтов, переплатив 50 рублей. Зато пять часов — и ты в Киеве. А там меня уже отец с братом встречали. Я вернулся.
А был ли синдром?
Гражданская жизнь Евгения Короткевича сложилась ровно — закончил учебу в институте, завел семью. Работал на нескольких предприятиях, затем был инспектором госпожнадзора. До 2004 года служил в Гомельском областном управлении МЧС, уволившись в звании майора внутренней службы.К понятию «афганский синдром» ветеран относится сдержанно. В чем-то даже скептически:
— Через несколько недель после возвращения меня вдруг накрыло. Со страшной силой захотелось назад. Мог часами сидеть на полу и слушать на кассетнике «афганские» песни. Даже собирался идти в военкомат писать рапорт.
Евгений говорит, что на войне было все проще: здесь свои — там враги. К тому же в СССР шла перестройка, начались разговоры на тему «мы вас туда не посылали». Но ведь и те, кто оказался в гуще битвы, тоже туда себя не посылали:
— Потом постепенно как-то все прошло. Кошмары не снились. Если и видел Афган во сне, то больше почему-то природу. Например, склон горы, весь покрытый красными маками. Такие сны, которые хочется видеть. Да, Афганистан был закалкой, испытанием, дал некий опыт. Романтических представлений о войне у меня не было — ни до, ни тем более после. Но и жестоким по отношению к людям я не стал. Конечно, у всех все по-разному. Если вдруг что-то не заладилось, проще всего списать на какой-то синдром свое безволие, лень, неумение преодолевать трудности и решать житейские проблемы...
prolesk@sb.by
Фото автора и из личного архива Евгения Короткевича.
