Андрей Громыко был участником едва ли не всех главных событий на планете на протяжении почти полувека. Он встречался со многими президентами США, спорил с Рузвельтом и Рейганом, любил охотиться с Брежневым и испытывал шок от поступков Хрущева. Он был незаменим при Андропове и Черненко. Предложил на должность руководителя партии, а значит, и государства Михаила Горбачева. Он — фигура противоречивая, многогранная и яркая. Его наследие, несмотря на то что советская эпоха осталась далеко позади, и сегодня актуально.
Загадка восхождения
Андрей Громыко родился в 1909 году в бедной крестьянской семье в деревушке Старые Громыки, что под Веткой. С юных лет ходил с отцом на заработки, учился в школе. Затем были сельскохозяйственный институт в Минске, работа в школе, аспирантура. Женился на девушке из деревни. В 1932 году у них появился сын. Достаток в семье был довольно скромный. На аспирантскую стипендию многое не позволишь. Но в 1934 году произошло событие, которое в корне изменило всю его жизнь. Группу аспирантов, в том числе и его, перевели в Москву. Потом была защита кандидатской диссертации и должность старшего научного сотрудника в Институте экономики Академии наук СССР. В 1939 году последовало приглашение в ЦК КПСС. Специальная комиссия во главе с наркомом иностранных дел Вячеславом Молотовым подыскивала новые кадры. “Говорят, что я был протеже Молотова, — вспоминал Андрей Громыко. — Конечно, был, если он выдвинул меня на дипломатическую работу. Было бы глупо это отрицать.
Не успел молодой дипломат обосноваться в своих новых апартаментах на Смоленской площади, как последовал вызов в Кремль. Сталин в присутствии Молотова сказал: “Товарищ Громыко, мы намерены послать вас на работу в посольство СССР в США в качестве советника”.
Это было похоже на сказочное превращение. Словно некая невидимая рука выхватила его из бурлящего потока и вознесла на вершину политики.
В 34 года Громыко уже Посол Советского Союза в США. Вторая мировая война на излете.
Советский посол принимал участие в Ялтинской и Потсдамской конференциях, был одним из создателей ООН.
В 1945 году вырисовался каркас нового мирового порядка. Страны Запада согласились на то, что Восточная Европа остается сферой влияния Советского Союза, а в Организации Объединенных Наций главенствующим был признан принцип единогласия при принятии решений постоянными членами Совета Безопасности. “Для отступления от этой позиции с президентом США возможности у меня не было, — так же как не было ее у наших войск, сражавшихся в Сталинграде”, — сказал позднее Андрей Громыко.
В 1946 году он был назначен представителем СССР в ООН и одновременно заместителем министра иностранных дел Советского Союза. А в феврале 1957-го — главой советского МИД.
Загадка политического долголетия
Дипломатом Громыко стал столь быстро, что, кажется, он им был от рождения. Журнал “Тайм” писал: “Громыко делает свою работу на уровне умопомрачительной компетентности”. Американская пресса называла его “человек-голос” за его приятный бархатный баритон. Но самым метким оказалось определение “мистер нет”. Громыко на это реагировал спокойно: “Я их “ноу” слышал гораздо чаще, чем они мои “нет”.
Госсекретарь США Генри Киссинджер говорил, что вести переговоры с советским министром иностранных дел, не владея всеми деталями проблемы, было равносильно самоубийству. “Его тактика состояла в том, чтобы аккумулировать незначительные уступки, которые в конце дня превращались в прорыв для Советского Союза. К концу переговоров, испытав терпение своих оппонентов, Громыко обычно и сам шел на уступки. У него, как сказал он однажды, было единственное правило: “что полезно для Советского Союза”. Не много министров иностранных дел заслуживают столь высокой дани уважения. Несомненно, он был одним из наиболее способных дипломатов, с которыми мне приходилось иметь дело”.
Многие также отмечали его огромную энергию, колоссальную трудоспособность, умение быстро находить решения. Сюда же стоит добавить высокую ответственность, глубокие разносторонние знания и феноменальную память.
По мнению госсекретаря США Сайруса Вэнса, Громыко “полностью знал свой предмет, говорил свободно и без каких-либо заметок. Многие, однако, не знали, что он обладал восхитительным чувством юмора. Его замечания могли включать в себя меткие комментарии, которые становились сюрпризом в напряженные моменты переговоров”.
Все эти эпитеты расточали не союзники, а те, с кем советскому министру приходилось вести порой достаточно жесткие диалоги. Как вспоминает сын Андрея Андреевича: “Отец мне как-то сказал — все наши успехи на переговорах, приведших к заключению важных международных договоров и соглашений, объясняются тем, что я был убежденно тверд и даже непреклонен, в особенности когда видел, что со мной, а значит, и с Советским Союзом, разговаривают с позиции силы или играют в “кошки-мышки”. Я никогда не лебезил перед западниками и, скажу тебе откровенно, после того как меня били по одной щеке, вторую не подставлял. Более того, действовал так, чтобы и моему не в меру строптивому оппоненту было несладко”.
До 1985 года СССР не только не терял “ранее занятых высот”, но и расширял свое геополитическое пространство. “Это обеспечивалось, несмотря на все пробуксовки, достаточно сильной экономикой. Внешняя политика — это продолжение внутренней. Страна не может быть сильнее за рубежом, чем у себя дома”, — говорил Громыко. И еще из его мыслей: “Вашингтон с более слабыми, чем он, на равных не разговаривает. Мы вынуждены были постоянно догонять США в развитии военной техники, строить новые самолеты, танки, подводные лодки”.
СССР стоило неимоверных усилий не пустить военную машину НАТО на столь желанный для нее “полигон Восточной Европы”. Советская дипломатия с помощью международных договоров и соглашений создала в Европе территориальный статус-кво на долгие годы.
“Холодная война” между двумя супердержавами была не что иное, как жестокая борьба за сферы влияния и экономические интересы. Американская стратегия основывалась на так называемых “принципах политического реализма”. И доктрина сдерживания коммунизма — одна из таких разработок: государство достигает своей цели, приспосабливаясь или навязывая свою волю другим.
Учитывая, что у каждой из сторон было достаточно догм (и разница здесь была лишь в разнополюсной их направленности), сложно представить, что Андрей Громыко мог иметь отличную от руководящей точку зрению. “В том-то и состояла одна из сильных сторон деятельности отца, что он понимал условия, в которых работал”, — убежден сын Андрея Андреевича, ученый, автор множества книг на международную тематику.
В одном из поздних своих интервью всесильный министр иностранных дел, с 1973 года входивший также в советский ареопаг — Политбюро, — признался: “Я не участвовал ни в одной интриге, старался со всеми поддерживать ровные отношения”.
Действительно, он не был заметен, когда Никита Хрущев с целеустремленностью бульдозера, подминая прежних соратников, прокладывал дорогу своего правления. И позднее, когда свергали Хрущева, Громыко тоже словно стал человеком-невидимкой.
Виктор Суходрев, известный переводчик, не один год работавший бок о бок с Андреем Андреевичем, сказал о нем так: “Он всегда хранил непоколебимую верность тому человеку, который в данный момент находился у власти. Он всегда умел вовремя определиться. И это чутье ни разу его не обмануло”.
И его профессионализм был всегда востребован. Ведь, несмотря на смену советских лидеров, внешняя политика Советского Союза по своей сути всегда оставалась неизменной.
Загадка выдвижения Горбачева
К 1985 году СССР достиг на мировой арене максимального влияния. И даже американский президент Рональд Рейган после переговоров с Громыко сделал сенсационное заявление: “Соединенные Штаты уважают статус Советского Союза как сверхдержавы, и у нас нет желания изменить его социальную систему”.
После смерти советского лидера Константина Черненко Андрей Громыко сделал то, чего от него, пожалуй, ожидали меньше всего. Он изменил своему принципу “оставаться вне партсхватки”.
“Я не просто выступил на заседании Политбюро, а сразу же после его открытия, не раздумывая ни секунды, встал и сказал: “Предлагаю Генеральным секретарем ЦК КПСС избрать Михаила Сергеевича Горбачева”. Весь смысл моего выступления сводился к тому, что другой приемлемой кандидатуры у нас нет. Меня первым поддержал Чебриков. Никакой полемики или дискуссии у нас не было. Политбюро единогласно проголосовало за Горбачева. Если бы я промедлил, могли возникнуть проблемы. В таких ситуациях тот, кто выдвигает кандидатуру первым, многим рискует, если она не проходит. А тот, кто отмалчивается и согласно кивает головой, не рискует ничем. Я рискнул. Я поддерживал не просто Горбачева, а большие перемены. Нам был нужен активный лидер”.
Однако с приходом Михаила Сергеевича политика огромной страны изменилась до неузнаваемости. Нового генсека пышно принимали на Западе. Между тем как Восточная Европа стала дрейфовать от социалистического берега. Дал трещину Варшавский договор, и внутри самой великой державы становилось все неспокойнее.
В 1985 году Андрей Громыко был избран Председателем Президиума Верховного Совета СССР, а его место в МИДе занял Эдуард Шеварднадзе. И он был для Запада “мистером да”.
В 1988 году “живая история советской дипломатии” Громыко ушел на пенсию. Через год он умер. Его последняя воля была выполнена: его похоронили не у Кремлевской стены (как полагалось), а на Новодевичьем кладбище в Москве. Так он сказал свое последнее “нет”.
