О чем свидетельствует дневник участника Наполеоновской кампании
В ЕВРОПЕ Отечественная война получила название «Русская кампания 1812 года», в Швейцарии ее называют Наполеоновской кампанией. 16 тысяч рекрутов стали под знамена четырех швейцарских полков. Призывники должны были быть возрастом от 18 до 40 лет, ростом в «5 футов и 2 дюйма» (примерно 168 см). В Россию швейцарских наемников отправилось порядка 8 тысяч солдат и офицеров.
В Борисовском объединенном музее хранится копия дневника лейтенанта артиллерии 4-го швейцарского полка Антуана Беа Шарике Жозефа фон Мюллера барона Фридберга, которую передал правнук Антуана Беа барон Эдмондо Ш. Мюллер де Фридберг, проживавший в Италии. К сожалению, недавно он трагически погиб.
В предлагаемой части дневника рассказывается об отступлении армии Наполеона и переправе через реку Березину. Описанные участниками и очевидцами события носят субъективный характер, но они позволяют показать переживания людей, их страдания и борьбу за жизнь.
Антуан Беа командовал несколькими артиллерийскими батареями и прошел с армией Наполеона до Москвы и обратно по старой Смоленской дороге. Он участвовал в бою под Полоцком 18—20 октября 1812 года, где столкнулись армия Витгенштейна и баварский корпус Сен-Сира. Батарея Антуана Беа поддержала левый фланг корпуса, дав ему возможность, хотя и с большими потерями, вырваться из «мясорубки». За свою храбрость швейцарец был награжден орденом Почетного легиона.
Когда армия Наполеона подошла к Орше, в ней оставалось не более 20 тысяч боеспособных солдат и офицеров. А за ними тянулась большая толпа голодных, замерзших, безоружных людей. Лейтенант Антуан Беа в своем дневнике пишет: «Орша, берег Днепра. Объединение второго Артиллерийского полка и 3-го корпуса армии. Я там потерял большую часть моих людей из-за холода и голода. Мы оставили лошадей и большую часть артиллерии. Там же сожгли лодки из пантонного отряда. Настоящее начало большого отступления. Беспорядок достиг своего апогея, каждый отступал, как мог. Я уходил со своим слугой, одним солдатом и тремя лошадьми».
Как следует из дневника, «Великая армия» уже тогда перестала существовать.
«После долгой и опасной дороги мы прибыли в Борисов. В Борисове я стоял на квартире у одного еврея в его жалкой лачуге, в которой из всей мебели имелся только очаг, пришедший в негодность из-за своей древности, и который, несомненно, насчитывал не меньше лет, чем старый постоялый двор. Я собрал на земле немного остатков муки, которую просеял в своих руках. Пришлось послать слугу на поиски нескольких кусков мяса от павших лошадей. Это мясо внушало мне отвращение, но выбирать не приходилось, иначе можно было просто умереть с голода. К счастью, слуга, уже возвращаясь, набрел в деревне на один домик, внешний вид которого говорил о том, что он не подвергся разграблению. Там он разжился целым ранцем муки и явился нагруженный этой добычей. Всю ночь мы с нашими друзьями по несчастью пекли хлебцы, которые мы надеялись обменять на другие съестные припасы. Наконец мы хорошенько подкрепились, а затем, набив карманы и все потайные места нашей одежды хлебом, отправились в дорогу и 28 ноября прибыли на берег реки Березины».
Записи в дневнике показывают, насколько был разграблен город Борисов. У людей забирали еду и одежду. Вооруженные шайки из старых солдат и мародеров нападали на деревни и имения и после беспощадного грабежа предавали все огню, оставляя после себя лишь жалкие пепелища.
«Березина, ширина которой в районе Студенки составляла 12 туазов (туаз = 1,949 м), казалась значительно шире из-за заболоченности своих берегов. Из-за этой заболоченности река представляла серьезное препятствие для отступающей армии Наполеона Бонапарта.
Император переправился 27 ноября.
Толпа несчастных, которая спешила переправиться через мосты, была неисчислима. Эта река была похожа на препятствие между жизнью и смертью. Швейцарские и французские полки сдерживали натиск русских войск. Батарея, отброшенная русскими к берегам реки, была подвержена сильному беспорядку. Ядра и снаряды обрушились на толпу, которая скопилась у входа на мосты. Ужас охватил людей. Они сбивали и валили друг друга, выживал сильнейший.
Изнуренный усталостью, я блуждал по этому несчастному берегу, измеряя взглядом расстояние до другого берега. Незаметно я удалился от толпы, чтобы сделать последнее усилие — броситься вплавь и спасти свою жизнь. Я разделся, но подошел комиссар из военного ведомства и уверил меня в безуспешности. Он был прав, так как все, кто пытался исполнить это, не избежали смерти. Тогда мы решили прорваться к мосту другим путем. Сели на лошадей и бросились в толпу. Дорога была усеяна мертвыми и ранеными. Через некоторое время я потерял из вида комиссара и моего слугу. Я остался один. Толпа была такая, что продвигались шаг вперед и три шага назад. Беспорядок и отсутствие субординации были в порядке вещей. Я всю ночь был на коне, чтобы преодолеть очень маленький отрезок пути. Было очень холодно. У меня была бутылка мадеры, предназначенная для генерала. Вино помогло мне немного согреться. Мне оставалось пройти только сотню шагов по мосту. Надежнее всего было сделать это пешком. С большим трудом, пробиваясь среди людей и всадников, мне удалось перейти мост только 29 ноября. Едва я оказался на другом берегу, как был отдан приказ разрушить мосты, хотя там находилось много людей. Последние части арьергарда вынуждены были силой прокладывать себе путь через толпу. Эта сцена была ужасной. Большинство меньше боялось плена и даже смерти, чем холода и голода. Мосты сгорели 29 ноября».
Лейтенант Антуан Беа был истощен, больной, почти раздет. И хотя мороз в тот день достигал 28 градусов, офицер был счастлив, так как избежал участи тех, кто остался на противоположном берегу. Он решил следовать за толпой, надеясь встретить своих сослуживцев. Дорога была усеяна трупами людей и лошадей.
Антуан Беа продолжал вести свой дневник. Он пишет: «На следующий день, пройдя всю ночь, я, к счастью, встретил лейтенанта Шумахера из нашего полка, который был не в лучшем положении. Позже мы встретили еще нескольких офицеров и солдат, оставшихся от нашего полка. Знамя, увенчанное орлом, было с нами, мы несли его по очереди, спасая от рук врага. Позже мы передали его нашему командиру. Болезни и дизентерия настигли и меня, что способствовало моему полному истощению. Мои товарищи, не имея возможности задерживаться в пути, оставили меня. Я предвидел только верную смерть».
С большим трудом совершенно больной Антуан Беа Шарль Жозеф фон Мюллер барон де Фридберг прибыл в Швейцарию только 10 октября 1813 года.
В 1914 году в Гродно вышла книга В. Г. Краснянского «Город Борисов и Борисовский уезд в Отечественную войну 1812 года», где он пишет, что, «покидая Борисов, французы не оставили камня на камне, разграбили все, что можно, и превратили часть города в пепел». Еще долго от голода и непонятных болезней умирали люди.
Война 1812 года была катастрофой не только для французской армии, но и для белорусского народа.
Вера ИГНАТКОВА, научный сотрудник ГУ «Борисовский объединенный музей»
