– Четыре зала, заполненные искусством! – с гордостью говорит ее директор Марина Татаревич. – В двух залах у нас располагается очень известный пакистанский живописец и поэт Сайед Садеквайн. Его уникальное творчество высоко оценивается и самими пакистанцами, и искусствоведами во всем мире.
Наследие Сайеда Садеквайна – а он ушел от нас в 1987 году – огромно: более 15 тысяч фресок, картин, рисунков, каллиграфий. Плюс бессчетное количество рубаи в стиле Омара Хайяма. Многие из его творений хранятся в коллекциях Метрополитен-музея Нью-Йорка, Королевского музея Онтарио в Торонто, Музея современного искусства в Париже и в других местах.
– Это фотопечать на холсте, – делится секретами Марина Татаревич. – Печатали в Беларуси.
И надо сказать, что эти изумительные репродукции выглядят почти как подлинники. Как симфония, записанная лучшим оркестром на лучшей аппаратуре мира. Даже в отсутствие живых и целебных вибраций, которые мы ощущаем особенно от струнных инструментов, отличная запись дает нам полное представление о музыке. Так и здесь – репродукции полностью доносят до нас мир художника.
И вот что удивительно – это искусство близко и понятно нам, белорусам. Когда входишь в зал, первое впечатление – как будто попал на выставку белорусского художника.
Садеквайн – это призма, сквозь которую мы можем увидеть наше собственное искусство. Понять, как много в нем от Шагала и УНОВИСа, – а вместе с тем от средневековой персидской живописи, от античности, от Пикассо и Матисса.
Эти источники равно питают и Садеквайна, и белорусских живописцев. Не всех, но многих – тех, кто стремится в своем творчестве к аллегории и символизму.
И даже сюжет картины Садеквайна «Стагнация» – профиль человека с вороньим гнездом на голове – точно повторяется в белорусской живописи. Картина Сергея Римашевского называется «Портрет неизвестного», она написана на полвека позже и выполнена маслом, а не пером, чернилами и маркерной ручкой, как у Садеквайна.
– Все культуры схожи, похожи! Безусловно, какие-то символы и архетипы близки и нашей культуре, – говорит Марина Татаревич.
Кроме Садеквайна, на выставке представлены еще два художника: Джимми Инженер и Хамид Хуссейн.
Джимми Инженер – выходец из семьи парсов, исповедующих зороастризм. «Его семья даже не предполагала, что, повзрослев, он сломает все кастовые и религиозные барьеры, а многоэтничность и альтруизм пройдут через всю его деятельность», – читаем мы в аннотации, подготовленной посольством.
Этот художник удивительным образом соединяет высочайшую творческую продуктивность со служением людям. Три тысячи картин, более тысячи рисунков, полторы тысячи каллиграфий, гравюры, изданные общим тиражом 700 тысяч экземпляров, 80 художественных выставок в Пакистане и за рубежом – и при этом более 140 благотворительных проектов для инвалидов и детей-сирот. Сам он утверждает, что для него важнее быть хорошим человеком, чем хорошим художником.
– Глядя на какое-то одно полотно, сразу можно себе представить полностью, как выглядят архитектура Пакистана, – говорит Марина Татаревич.
И тут в Беларуси тоже есть аналоги. К примеру, «Мой Минск» Мая Данцига, где Уручье-4 перенесено на правую сторону проспекта Независимости, чтобы совместить его в одной рамке с Национальной библиотекой. Или замечательные живописные коллажи Павла Кондрусевича, обладающие еще и аллегорической, символической глубиной.
В-третьих, пейзажи и жанровые сцены. «Домой» – очень близкий белорусам сюжет: стадо коров, бредущее с пастбища.
И, конечно же, фотографии Хамида Хуссейна, на которых Пакистан предстает во всей своей туристической красе. Только через эти фотографии можно постичь всю даль разделяющего нас расстояния. Но с тем они и создавались, чтобы заманить нас на эту экзотическую землю – такую близкую и такую далекую. Но близкого мне показалось больше.