Бывает, в нашем подъезде не работает лифт. Тогда старик поднимается по лестнице. Нелегко идти на шестой этаж, да еще в тяжелом старомодном зимнем пальто. Приходится останавливаться и отдыхать, держась за перила. Старика обгоняют дети, здороваются, он отвечает и продолжает свой путь. Это идет домой Владимир Алексеевич Ястребов, полковник, ветеран Великой Отечественной войны, кавалер четырех боевых орденов. Чемпион Советского Союза и рекордсмен Белоруссии по стендовой стрельбе.
Владимир Алексеевич родился в Тверской губернии, до райцентра Нижний Волочок было 25 верст. Крестьянская семья большая: четверо сыновей и дочь. Отец, Алексей Ястребов, повоевал на фронтах Первой мировой, попал в плен. Вернулся домой в 1918 году. А через год родился сын, назвали Владимиром. Все братья Ястребовы хорошо учились. Отец заставлял их читать вслух книги при лампе–керосинке. И все четверо Ястребовых стали участниками войны...
Фронт в тылу
— Я начал самостоятельную жизнь в 16 лет. Знаю всю крестьянскую работу. Помню, как возвращался еще мальчишкой домой на рассвете и ложился спать. Не успею выспаться, а отец уже поднимает косить. Уздечкой размахивает. Приходится вставать. Сами знаете пословицу: «Коси, коса, пока роса». Эх, какие там места красивые, на берегу реки Мста! Очень похожие на Беларусь, — вспоминает Владимир Алексеевич. — Окончил рабфак и поступил в Московский зоотехнический институт. После экзаменов прибыл в военкомат. Там из нас, из самых лучших, отобрали человек 15 — 20 в военно–ветеринарную академию. Так что профессия у меня на то время была самая мирная и в селе востребованная... Меня призвали летом 1941 года.
— Как началась служба, Владимир Алексеевич?
— Осень. Октябрь. Отправили нас строить оборонительные рубежи на Можайском направлении. Окопы копали, траншеи, рыли рвы. Во время одного авиационного налета меня ранило. Потом нас эвакуировали в Казахстан, в город Аральск. К тому времени я уже успел жениться. Через год нас переправили в Самарканд, а оттуда на фронт. Назначили меня старшим ветврачом стрелкового полка. Оказался я в районе Курской дуги, под Тулой.
— Что из себя представляла служба ветеринарного врача в стрелковом полку?
— Знаете, у нас как–то недооценивают тыловую службу. Уже потом, после войны, когда я служил в Белорусском военном округе, то легче всего мне было с теми командирами, которые, как и я, прошли войну. Ведь они знали, что такое кусок хлеба! Скажу больше. За срыв питания на Калининском фронте в апреле – мае 1943 года было снято с должностей все командование. Многие попали под трибунал. Вот что такое продовольственная служба!
Вся артиллерия, подвоз продовольствия и боеприпасов, санитарная рота — все на конной тяге. Это две сотни лошадей. При ранениях их надо лечить, при тяжелых ранениях мы их отправляли в дивизионный лазарет. Транспортные роты на конной тяге были созданы по инициативе генерала Хрулева. А что оставалось делать? Снег, мороз, машины не могут проехать. Знаю, что командиры умоляли, чтобы им дали гужевую транспортную роту. После Парада Победы, в мае 1945 года, все собравшиеся в Кремле пошли фотографироваться. Генерал Хрулев как скромный человек стал в третий ряд. Ведь кругом боевые маршалы, все крупные военачальники, герои... Сталин это заметил, подозвал Хрулева и посадил его рядом с собой. И сказал, обращаясь к маршалам и генералам, что, мол, без работы этого человека не было бы никаких ваших побед на полях сражений.
А о себе что рассказать? Я приехал в стрелковый полк в звании капитана. Командир полка немного пренебрежительно поинтересовался: «Что это за офицеришко такой у нас появился: водку не пьет, не курит, матом не ругается? Обучить!» Полк наш был стрелковый. Даже когда в обороне находились, то всегда рядом с передним краем. Мне приходилось замещать начальника продовольственной службы. Однажды командир полка вызвал меня на КП, который находился впереди, на высотке, и приказал, чтобы я спирт принес. А территория и подходы простреливались и снайперами, и артиллерией. Но я же вырос в семье охотника. Пробрался, где по–пластунски, а где и перебежками... После того случая у него ко мне претензий не было. Ну а то, что выпивали на фронте, особенно офицеры–командиры, так это не секрет. Ведь завтра в бой, а в бою и убить могут...
— И ветеринарный врач, и начальник продовольственной службы — занятия мирные. Боевые ордена–медали за что получили?
— Немцы часто прорывались группами во время наступления и шли по нашим тылам. Командир полка возложил на меня организацию охраны тыла. В академии нас учили тактике обороны. И я проинструктировал каждого, кто и что должен делать. Здесь, под Минском, под Дукорами, в тылы нашего полка прорвалась группа немцев. Начался бой... Немцы отступили, многие остались лежать. За тот бой меня и наградили орденом Красной Звезды.
Похожий случай произошел в Восточной Пруссии, под Алинштайном. Выходя из окружения, на рассвете выскочил бронетранспортер с фашистами на броне. Мы вступили в бой. Хорошо, что рядом были полковые артиллеристы, поддержали нас огнем. Атака была отбита. Командир полка представил меня к ордену Красного Знамени, но в высших штабах решили, что ветеринарному врачу хватит и ордена Отечественной войны.
За войну я получил четыре ордена, медали «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга» и «За взятие Берлина». Еще много медалей, но что о них говорить...
Войну майор Ястребов закончил в Берлине, на стене рейхстага расписался. Затем увлекся стендовой стрельбой. Но когда надо было ехать на сборы, а потом в США на чемпионат мира по стрельбе, его не отпустили. Начальник не захотел терять ценного работника. Состряпали справку, что Ястребов тяжело болен.
Маршальская охота
Владимир Алексеевич — блестящий рассказчик. Не верите? Вот, к примеру, история об охоте.
— У меня был конфликт с маршалом Тимошенко. Встречался с ним три раза. Он командовал Белорусским военным округом, а я служил в продслужбе. Так вот, позвонил мне как–то генерал–лейтенант Фефелов, чтобы срочно явился к Тимошенко. Машина уже стояла у подъезда. Явился, доложил. Тимошенко вышел из–за стола и начал расхаживать по огромному кабинету. Я следом притопывал и рассказывал свою биографию, объяснял, где научился так хорошо стрелять. Затем маршал попросил вспомнить интересные случаи на охоте. Я и рассказал, как однажды заяц, из сугроба выскочивший, чуть лоб мне не расшиб. Тимошенко хохотал.
Больше часа мы с ним по кабинету ходили, про охоту говорили. Наконец он остановился и произнес: «Подполковник, я через десять дней сделаю тебя полковником! Предлагаю должность председателя военно–охотничьего общества». Что это за должность такая — я представлял. Мне не хотелось быть ординарцем и адъютантом одновременно. Ведь я знал, что не каждый раз на охоте удача поджидает. А виноватым в неудаче буду я! Кто организовывает, тот и крайний.
Подумав, я ответил: «Товарищ маршал Советского Союза, я вас очень ценю как великого полководца, как участника гражданской войны, как строителя обороны, но я не могу согласиться с вашим предложением». Принялся ему приводить разные невыдуманные и убедительные причины, сослался на то, что пишу диссертацию. Маршал уже совсем другим голосом, с металлическими нотками, предложил мне крепко подумать над его предложением. И если к Тимошенко меня привезли на машине, то назад я пошел пешочком...
По месту службы меня ждали мои непосредственные начальники и офицеры. Генерал меня обозвал дураком, крепко отругал, пообещал сослать на Курилы... Ведь где это видано, чтобы офицер от повышения добровольно отказался? На три года я попал в немилость.
Прошло время. Снова звонок генерал–лейтенанта Фефелова и приказ явиться в охотничьем костюме и с оружием на квартиру к маршалу Тимошенко. Быстро, за пятнадцать минут, подъехал, вижу: маршал в телогрейке нервно ходит, рядом адъютант. Отругал меня, что я долго собирался. Наконец тронулись в путь. Он на переднем сиденье, а мы сзади. Спешили, а потому, нарушив правила, выехали на площадь Победы. Милиционер–регулировщик уже свисток в рот вставил, чтобы свистнуть, но спохватился и честь отдал. Тимошенко заметил: «Вот, подполковник, всегда соблюдай правила движения, и тебя будут приветствовать».
Ехали на Бегомль. Остановились в Плещеницах. Ничего не объясняя, а лишь поинтересовавшись, есть ли у меня деньги, Тимошенко отправил меня в магазин. Я понял, что должен купить. Денег у меня было на четыре бутылки водки. Взял. Сел в машину. Маршал молчал, и я тоже. Проехали километров шесть, как он вдруг спросил: «Сколько?» Я сказал, что четыре. Ответ ему понравился. За Бегомлем, в лесу, нас уже ждали. Доложили, что обложили двух кабанов, большого и поменьше, и к охоте все готово.
Дело шло к сумеркам. Маршала поставили на самый лучший номер, там и должен был выскочить дикий кабан. Меня — метрах в 70 от него. Я почему–то подумал, что, испугавшись, зверь на меня пойдет... Интуиция не подвела. Начался гон. Через некоторое время раздалось два выстрела. Слышу: прет на меня, аж лес трещит, здоровенный кабанище. Выскакивает на тропинку. Я выстрелил, а он бежит. Выстрелил еще раз — он в кусты и тихо стало. Дождался, когда собаки появились. Прибежали и набросились. Я их отогнал и по охотничьим правилам крикнул: «Готово!» Подошел маршал Тимошенко и другие товарищи. Тимошенко сказал: «Поздно я его заметил, но, кажется, ранил!» «Так точно, товарищ маршал! Он бежал и хромал», — подтвердил я. Начал он кабана разглядывать, охать–ахать, какой огромный попался. Пообещал его завтра в Москву Клименту Ворошилову отправить.
Тут уже доложили, что чай закипел. Пошли мы в дом лесника. На столе и клюква с брусникой, и квашеная капуста, и картошечка, и грибочки, и сальце... Закуска замечательная, и пьется под нее хорошо. Потом гармонь появилась, и маршал с женой лесника станцевал, а я — с дочкой.
Приехали в Минск, и тут выяснилось, что завтрашняя охота отменяется, потому что кабан ушел. Когда я впоследствии рассказывал эту историю офицерам, то всегда спрашивали, а отдал ли маршал деньги за водку? Отдал. Не сам лично, а через адъютанта.
Хотя я и застрелил знатного кабана, моя опала продолжалась. Не выдвигают, не выпускают, но и на Курилы не отправляют. И вот как–то снова позвонил Фефелов и поставил задачу. Должен был прибыть Жуков, начальник Главпура, из генштаба кто–то. И мне надо было организовать маршальскую охоту. Дали мне в помощь трех полковников. Полковники взяли штабные карты и давай их смотреть, а в охоте ведь ничего не понимают. Ездили мы в разные места, на большие и малые озера. Но уток тогда везде было мало, а какая это маршальская охота, если дичи нет? В одном месте добрый человек дал совет. Я поехал в далекую деревню, нашел рыбака, который ловил рыбу на Выгоновском озере, попросил его найти для охоты еще пять лодок. Дело было в конце августа. Утки летали ночью на хлебные поля, а на рассвете возвращались на озеро. Поплыл я с этим рыбаком вечером на разведку. Я заметил несколько уток. Выстрелил. И тут поднялась такая туча — сотни, тысячи... У меня было 29 зарядов, я уложил 27 уток.
Поехали в Слоним, где планировались учения. Прибыли почти в полночь. Фефелова уже Тимошенко истерзал вопросом: «Куда Ястребов пропал?» Он жил в специальном вагоне. Зашел к нему и доложил, что задание выполнено и место для маршальской охоты найдено. Он в ответ заворчал: почему так долго искал? Я ему предложил выйти и взглянуть. Когда он увидел, сколько я уток настрелял, развеселился и приказал дичь отправить на кухню.
На следующий день отправили в Минск вертолет за оружием, одеждой и боеприпасами. А через пару дней и охота состоялась. Добрались до озера с трудом. Был секретарь ЦК, Председатель Президиума Верховного Совета Василий Козлов, из генштаба люди, а Жуков не смог приехать... Тимошенко ругался, пока пробирались по болоту к месту. Каждые пять километров доливали воду в радиаторы машин. На единственном бугре уже стояла палатка и варилась уха. Я пригласил маршала к столу. Кто–то достал водку. Я встал, извинился и сказал, что пить перед охотой не положено. Послушались и отставили. Вот так я покомандовал маршалом и генералами из генштаба.
Легли спать, чуть свет поднялись. На лодках отправились на места, что я указал. С рассветом появились утки и началась страшная пальба. Даже Фефелов, с которым мы сидели в одной лодке, начал палить и одну ранил. Я быстро штуки три–четыре подстрелил ему в подарок. Когда патроны кончились, начали собираться. Секретарь ЦК одну убил, Козлов — одну, чины из генштаба по две утки, а маршал три утки взял. Тимошенко настрелялся и был очень доволен. Сказал, что еще несколько его подранков плавают. Мы пообещали найти и добить.
Вот такая маршальская охота. Птицы много, а стрелки все — слабенькие...
Места те, что я открыл, заповедные. Их потом приобщили к Беловежской пуще, а охоту там запретили. Но и после маршальской охоты моя опала не закончилась...
Рассказав эту историю, Владимир Алексеевич рассмеялся. Да так весело, что, глядя на него, никогда бы не подумал, что ему скоро исполнится 92 года. Охоту ведь вспоминать куда приятнее, чем войну.
