Великие и обман

Вообще–то обманывать нехорошо. Это все знают с детства. Правда, похоже, у нас было разное детство с создателями рекламных роликов. И теперь они без лишних рефлексий навязывают нам шампунь, вымывшись которым, завоюешь первого встречного принца, или жвачку, к коей якобы прилагаются спортивный автомобиль, красотка и тропический загар... Не зря считается, что реклама и обман — вещи неразделимые. Помните, как Остап Бендер продавал астролябию: сама, мол, измеряет, было бы что измерять. Однако в жизни есть случаи, когда обман весьма доказательно оправдывают. Например, влюбленные. «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад!» — восклицал Александр Сергеевич Пушкин, принявший смерть из–за лжи и интриг. В пьесе Дунина–Марцинкевича «Идиллия» юная паненка выдает себя за селянку, дабы перевоспитать влюбившегося в нее молодого соседа. То же, не мучаясь вопросами чести, проделывает Лизонька из «Барышни–крестьянки» упомянутого Пушкина. Сказавшего, между прочим, что «тьмы низких истин нам дороже все возвышающий обман». Еще более, чем любви, это касается искусства, которое вообще многие считают этаким «восхитительным», согласно Набокову, обманом. Именно о словесном творчестве говорил древний грек Гелиодор, когда утверждал, что хороша порой и ложь, если она, принося пользу произносящим ее, ничем не вредит слушающим. Пабло Пикассо, например, утверждал: «Искусство — ложь, которая дает нам возможность понять истину, во всяком случае, ту истину, которую нам дано понять. Художник должен знать способ, как убедить других в истинности своей лжи». Сам–то Пикассо, судя по всему, такой способ знал, если до сих пор распродаются за сумасшедшие деньги его кубистические изыски. Как сам мастер говорил Сальвадору Дали: «Хочу нарисовать голову Мадонны, но, возможно, получится коза. Увижу, когда закончу». Н–да, прямо по китайскому мудрецу Лао–Цзы: великая прямота похожа на кривизну, великое остроумие похоже на глупость. От вымысла и маскарада в искусстве никуда не денешься. Более того, творческие люди наделены столь богатым воображением, что часто искренне верят в придуманные ими самими истории, как Бальзак, наделивший себя благородными предками вкупе с частицей «де», или Поль Гоген, «произвевший» себя от индейской принцессы. «Настоящая правда всегда неправдоподобна... Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали», — грустно говорил правдоискатель Федор Достоевский. Вот уж кого безбожно обманывали! Издатели подсовывали договоры на кабальных условиях, пасынок выпрашивал деньги, в игорных домах «присасывались» шулеры... Пока не появилась стенографистка Анна Сниткина, ставшая мадам Достоевской и взявшая все хозяйство в любящие, но крепкие руки. Похоже, прав был философ Возрождения Пико делла Мирандола, утверждая, что лучше верное и некрасивое, чем красивое, но неверное. Но одно дело придумывать поэтические байки, другое — столкнуться с миром корыстолюбивой лжи. Франсуа Ларошфуко предупреждал, что когда нам удается надуть других, они редко кажутся нам такими дураками, какими кажемся мы сами себе, когда другим удается надуть нас. Писатели против лжи боролись. Антуан де Сент–Экзюпери утверждал, что мудрость равнодушия тех, кто живет только для самого себя, есть ничтожнейший обман. «Жыццё — вялiкая мана, i толькi смерць — яе пазнанне», — писал белорусский поэт Анатоль Сыс. Конечно, проще жить, если неправда коробит не более чем шуршащий на конфете фантик. Но нельзя забывать совет, высказанный сразу несколькими мудрецами: можно быть хитрее другого, но нельзя быть хитрее всех. Кроме того, еще древний римлянин Квинтилиан понял, что лжец должен обладать хорошей памятью. Ведь, по словам де Лабрюйера, в жизни бывают случаи, когда самой тонкой хитростью оказываются простота и откровенность.

Правда, вряд ли мы дождемся таковых от рекламных роликов.