«В нашей семье много странных и роковых связей…»

– Наталья Никитична, у вас есть рассказ «Не называя фамилий…», в котором вы с иронией пишете о том, как часто путают Толстых – писателей, политиков, композиторов. Расскажите, откуда пошла ваша фамилия и о своих знаменитых предках.
– Наш род уходит корнями в XIV век, происходит из литовских земель. Толстые – потому что кто-то в роду был необычайно толстым. Со Львом Толстым у дедушки Алексея был общий предок – Петр Андреевич Толстой. Он был послом России в Турции, турки его приговорили к смертной казни. Но ему во сне явился святой Спиридон, который сказал: «Не бойся, тебя не казнят, отпустят, только ты в Москве построй церковь моего имени…» Так все и случилось.
Известно, что царь Петр ввел графский титул, и Петр Андреевич его получил в числе первых, точнее, пятым (первым был Шереметев), за то, что обманом вызвал царевича Алексея из Рима. На военном совете Петр Толстой высказался за смертный приговор изменнику царевичу Алексею. По легенде, царевич проклял наш род на 16 колен, сейчас живет восьмое. Судьба Петра Толстого, от детей которого разошлись многочисленные ветви, была суровой – он умер в подвалах Соловецкого монастыря.
– Каким вы помните своего знаменитого деда, Алексея Толстого?
– Об Алексее Николаевиче я знаю только по рассказам своих родных, ведь он умер от рака легких в феврале 1945 года под Москвой. Мне тогда был всего год. Я родилась в эвакуации в Елабуге, и жили мы у родителей мамы, Лозинских.
По рассказам близких, Алексей Николаевич был нарочито грубым, но все признавали его талант. С первой женой, художницей Софьей Дымшиц, богемной авангардисткой, Алексей Николаевич расстался мирно, они ничего не делили, Софья сама сказала ему: «Иди, тебе с Наташей будет лучше». Они с бабушкой поженились в 1914 году. У Софьи с Толстым была дочь, которая впоследствии вышла замуж за русского генерала Шиловского. Этот человек стал советским генералом, высочайшей чести, кристальной совести, с него Толстой и списал своего Рощина («Хождение по мукам»).
Бабушка Наталья Васильевна была необыкновенной женщиной. После революции они бежали в Турцию, потом во Францию. Бабушка делала все, чтобы прокормить семью: она шила, сочиняла песенки для кафе. Алексей Толстой очень хотел вернуться на родину и написал письмо Троцкому, спрашивая, можно ли им приехать. Троцкий ответил утвердительно. Потом это письмо сожгли.
В Петрограде было голодно, а денег не было, они появились только после того, как Толстой написал конъюнктурную пьесу «Заговор императрицы», сейчас ее никто не поставит.
Легенд об Алексее Толстом существует масса. Например, упорно ходили слухи, что дневник придворной Анны Вырубовой написан не ею. В хрущевскую «оттепель» у нас гостил ее племянник Николай Вырубов. Он-то и рассказал, что, когда Вырубова умирала, последними словами ее были: «Скажи всем, что я не жила ни с Николаем ІІ, ни с Распутиным, это все выдумки». Невестка знаменитого историка и пушкиниста Павла Щеголева Ирина мне призналась по поводу дневника Вырубовой: его сочинили Алексей Толстой вместе со Щеголевым! Ох, как они хохотали, когда его сочиняли!
Бабушка Наталья Васильевна Крандиевская Алексея Николаевича часто критиковала, делала замечания. В войну всю блокаду она провела в Питере, охраняя его библиотеку. Она думала, что он вернется. Бабушка оказала на всех нас большое влияние. Сейчас мы готовим к изданию книгу ее стихов и воспоминаний о Маяковском, Куприне.
– А ваши папа и мама…
– Они оба физики. Учились в Ленинградском госуниверситете, однажды сели на одну скамью и вместе прожили 55 лет. У них нас, детей, семеро! У Алексея Толстого были два сына: старший Никита, мой отец, и Дмитрий, который стал композитором, учеником Шостаковича. Мой отец был профессором ЛГУ, возглавлял Фонд культуры. Мама Наталья Михайловна – дочь Лозинских. Дедушка по линии мамы – Михаил Леонидович Лозинский -– известнейший в стране переводчик, во время войны он закончил перевод «Божественной комедии» Данте, за что получил Сталинскую премию. Дедушка Михаил и бабушка Татьяна Лозинские для меня незыблемые авторитеты, выше их никого не знаю.
Семьи отца и матери были очень не похожи друг на друга. Лозинские жили очень скромно, Михаил Леонидович был директором библиотеки Вольтера, которая считалась жемчужиной Ленинградской Публичной библиотеки, эта библиотека была куплена Екатериной ІІ. А вокруг Толстых, как считалось, всегда кутила богема – праздники, гости.
Когда в 1934 году произошло убийство Кирова, в нем обвинили дворян. Михаила Лозинского арестовали, его ожидала ссылка в Сибирь. Мой отец стал просить Алексея Николаевича, чтобы как-то через Горького ходатайствовать за Лозинского перед Сталиным. Горький посоветовал заключить молодым брачный союз. Так отец и мать расписались и тем самым спасли Михаила Леонидовича.
Известно, что брат Михаила Леонидовича, Григорий Лозинский, бежал с их матерью по Финскому заливу в Финляндию от большевиков, стал профессором Сорбонны, умер во Франции во время войны от голода, потому что не желал сотрудничать с немцами.
– А почему Алексею Толстому удалось избежать сталинских репрессий?
– Когда Толстой вернулся в Россию, он, конечно, не мог предположить, куда зайдет сталинское правление с его ГУЛАГами. Почему его пощадили, когда в НКВД на него было написано более 800 доносов? Просто не знали, по какой статье Толстого можно привлечь. В Турции жил, во Франции жил. Граф – подходит под дворянский заговор. После войны планировали дело писателей, а он умер в 1945-м. Господь его уберег…
– Признание к Михаилу Лозинскому, переводчику Данте, Шекспира, Лопе де Вега, все же пришло после войны?
– «Божественная комедия» стала главным трудом его жизни: 8 тысяч стихотворных строк! В 1947 году Фадеев пришел к Сталину со списком кандидатов на Сталинскую премию. Сталин спросил, какое произведение выделяет писательская общественность. Фадеев назвал перевод «Божественной комедии». Но по уставу переводы тогда не награждались. Сталин сказал: «Тогда надо изменить устав». И Лозинский получил премию. С тех пор наша жизнь несколько улучшилась, мы купили дачу на Карельском перешейке. Но половину премии бабушка Татьяна Борисовна частями высылала политосужденным друзьям и знакомым в лагеря.
В нашей семье главным всегда было образование. Все семеро братьев и сестер окончили ЛГУ, как и родители. У нас были частные уроки музыки, иностранных языков. Даже отец, когда познакомился с мамой, самостоятельно выучил французский, немецкий, английский.
Когда Михаил Леонидович умирал в 1965-м и врач сказал, что осталось ему максимум сутки, бабушка пошла к себе и приняла яд. Умерла раньше него на несколько часов. Это был страшный удар: два гроба. Мама вспоминала, что, когда она зашла к бабушке в комнату и та была еще при сознании, она спросила ее, зачем приняла яд. Бабушка успела ответить: «Я, кажется, смалодушничала». Она так любила Михаила Леонидовича.
– У вас не появилось желания написать книгу о вашей семье, о Толстых?
– Меня уговаривают, чтобы я написала о нашей семье. Но краткость – моя беда… Больше семи страниц не пишу, не дано. Хотя действительно в нашей семье было много случайных и роковых связей. В своих рассказах я пишу о себе, о нашей жизни, об истории, эпохе. Я помню сталинскую женскую школу, 60-е годы, когда все были полны надежд, брежневские годы – все тихо, каждый – в своем болотце… Благо не было пошлости, как сейчас, плохо лишь, что за границу не пускали.
– Сейчас вышла ваша новая книга «По-шведски». Одно время вы работали в Швеции инспектором русского языка. Расскажите, чем вас привлекла эта страна?
– Швеция многому меня научила: не жаловаться на жизнь, думать о хорошем, не повышать голос. Побывав в гостях, позвонить на следующий день и поблагодарить хозяев. Здесь я узнала, что шведы на выходные забирают из специальных приютов детей-даунов, играют с ними, катают на машине, читают сказки. Могу написать энциклопедию о шведской жизни.
Эта страна меня научила по-другому смотреть на жизнь. Что интересно, у шведов есть табу на три вещи: нельзя говорить о смерти – это плохой тон; о том, что в мире существуют разные национальности – так можно договориться до расизма; и о Боге – его нет, так о чем говорить.
– Вы часто проводите экскурсии для шведов по Петербургу. Как  они воспринимают «Северную Венецию»?
– Красивее Петербурга нет в мире города. Но упоительная красота разрушается. Один «Газпром» чего стоит! За старинными особняками вылезают высотки. Концепция такова: город должен развиваться…