Прежде всего я должен сказать, что цены поднимались как на дрожжах и в первые восемь месяцев текущего года, с января по август. Другое дело, осенью пришла пора считать цыплят – вот тут-то и в Госдуме, и в правительстве, и сам президент заговорили, что это вроде как нехорошо перед выборами.
Правда ли, что в таком взрывном росте цен виноваты посредники? Отчасти – правда.
Я приведу такой эмоциональный пример. Вот фрукты. В этом году – гигантский урожай яблок. А в универсаме «Перекресток», где я отовариваюсь, российских яблок нет. И мандарины там не абхазские – испанские, марокканские, турецкие, израильские, какие угодно еще. Есть эти торговые связи, давно и прочно кем-то купленные, которые закрывают дорогу нашим крестьянским товарам. И если я хочу что-то купить натуральное у крестьян – фрукты, овощи, мясо, яйца, молочные продукты, – я должен выехать из Москвы и где-то на двадцатом-тридцатом километре все это найти.
То есть цепочка перекупщиков есть, она действует, особенно в крупных городах. Но это не причина, а следствие роста цен.
Я понимаю, что была поставлена задача уложиться в 8 процентов годовой инфляции. Новый министр экономразвития, правда, сказала, что будет 8,5 процента инфляции, или девять процентов, или еще больше.
Это очень серьезно, потому что у нас индекс цен считается по выборке, и на то, что туда вложено, государство в принципе может подержать цены. Конечно, какой-то налет фальсификации здесь будет, но все-таки сегодня у нас не 20-30 процентов годовой инфляции, как было в 90-х годах.
Но хорошо, примем даже восемь процентов. Случится чудо, и мы уложимся в эту цифру. Что она означает? Эта цифра означает удушение малого и среднего бизнеса, ориентированного, как правило, на торговлю и услуги. Потому что если я хочу что-то развивать, я должен брать кредит, а банк меньше 10 процентов с вас не возьмет, потому что он должен иметь прибыль. Значит, кредит у вас будет под 15-20 процентов. Спрашивается, какие прибыли такой бизнес должен закладывать в свой оборот?
Дальше – рушится вся ипотечная политика. Возьмите те же 10 процентов годовых – это значит, что за восемь лет вы выплатите минимум две цены вашей квартиры. А за пятнадцать – три. То есть важнейшие рыночные потоки рушатся даже при такой инфляции.
Сбалансированная рыночная экономика нормально себя чувствует в пределах полутора процентов инфляции. Максимум – двух. А когда мы придем к таким показателям и придем ли когда-нибудь – совершенно непонятно. То есть цены у нас растут недопустимо быстро, и это – одна из главных болезней российской экономики.
Думаю, такое происходит везде и всегда, где и когда деформирован баланс между спросом и предложением. А его, как я думаю, деформируют три основных глубинных фактора.
Первый. К сожалению, наш рынок базируется на продаже товаров, которые рано или поздно будут исчерпаны. Я имею в виду сырье, и прежде всего энергоносители. А с другой стороны, на покупке продовольствия, ширпотреба и других промышленных товаров за рубежом. Если считать с 2000 года, то экспорт у нас вырос в 2,7 раза, а импорт – в 3,5 раза.
Для хороших темпов роста наши сельское хозяйство и обрабатывающая промышленность растут крайне медленно. Совсем недавно я прочитал, что господин Гордеев, наш министр сельского хозяйства, считает необходимым увеличить импорт говядины на 40 процентов. Но при этом он же радует нас экспортом зерна. А мы зерна производим в два раза меньше потребности, которая хорошо известна: тонна на человека.
Значит, у нас должен быть урожай 140 миллионов тонн, а не
70-80, как все последние годы. Ведь половина зерна – это кормовое зерно. Вместо того чтобы производить его и выращивать собственных коров, мы просто ввозим говядину. В коллективизацию мы потеряли 16 миллионов голов крупного рогатого скота. А за период перестройки и реформ – свыше 40 миллионов.
Или взять наш знаменитый Стабфонд – как он наполняется? А наполняется он так: все, что выше «цены отсечения», 27 долларов за баррель, – направляется туда. Хотя продаем за 60 или 70. То есть мы живем на половину выручки. Остальное, говорят, «на черный день».
Да у нас уже сейчас на дворе – самый настоящий «черный день».
То есть мы, по сути, не инвестируем экспортную прибыль в развитие собственного производства, не создаем новые рабочие места, не увеличиваем товарное предложение. Грубо говоря, гноим деньги, они не работают на нас.
Второй фактор. Россия – это страна, обладающая огромными природными богатствами, которые создают так называемые естественные монополии. Но в этой обстановке нужен госконтроль за монопольными ценами. Ни в одном указе президента, ни в одном законе Российской Федерации не сказано, что недра принадлежат частнику. Нет такого – это национальная собственность, это принадлежит народу. Кто такой нефтедобытчик, нефтепереработчик? Это человек, который приватизировал железки: качалки, трубы и так далее. Очень хорошо.
И мы его нанимаем, чтобы он добыл наше добро из наших недр. Это как у бабки в огороде картошка выросла, а выкопать она ее не может. Что она делает? Она зовет мужика с лопатой. Десять ведер выкопал – два ведра твои. Хочешь больше – иди дальше, другого мужика с лопатой найдем. Алекперов и Дерипаска – как раз те самые мужики с лопатой. А получается, что нефть не де-юре, а де-факто принадлежит им. И они исходят из того, что будут продавать энергоносители по ценам мирового рынка. И нам картошку с нашего же огорода будут продавать по рыночной цене…
Подъезжаю на заправку – 20 рублей стоит 95-й бензин. Эти ребята говорят: так нельзя, очень низкая цена, надо сделать, как в Европе – 1 евро за литр, или 35 рублей. Все правильно, все логично. Но зарплаты у нас какие? Сколько бензина по 1 евро может купить трудящийся, скажем, во Франции? В пять раз больше, чем наш купит по 20 рублей: две с половиной тонны против пятисот литров. То есть у нас не заниженные, а завышенные цены. Есть паритет покупательной способности, и у нас он такой.
Или вы должны провести кардинальную реформу заработной платы – конечно, с корректировкой на разную производительность труда, не в четыре раза повышать зарплату, но в два – два с половиной раза. Это все легко считается, соотношение цен на продукцию и цен на рабочую силу. Но тогда и прибыли у наших миллиардеров будут поменьше. В этом все дело!
Инфляция идет прежде всего от повышения цен на энергоносители. Тот же хлеб надо в магазины завезти, а до этого в печке испечь, муку смолоть, а еще зерно убрать. Нынешняя инфляция – это инфляция издержек, и она идет по всей цепочке производства. Вот на 18 процентов цемент подорожал – значит любое строительство, любую недвижимость купить будет труднее.
И теперь мы переходим к третьему фактору – к созданию уже не естественных, а искусственных монополий. Например, в жилищном строительстве.
Россия никогда не сможет смириться с тем, что цена квадратного метра жилья в Москве составляет почти годовую среднюю зарплату. Она у нас, согласно статистике, 470 долларов в месяц, или меньше 6 тысяч долларов в год. А в Москве квадратный метр жилья стоит около четырех тысяч. То есть вы можете купить полтора квадратных метра за год.
Но этот рост цен на жилье создан искусственно. Со времен Чубайса, когда он всем как бы приватизировал квартиры, считается, что люди должны иметь собственное жилье. Почему?
Одно дело, когда вы создаете муниципальный жилой фонд и сдаете его в долгосрочную аренду не только малоимущим, а всем желающим. Ведь это долговременное потребление, у него свои законы и правила. Нет, московские власти – и не только московские, а и во всех крупных городах России – поставили дело так, что вы должны сразу заплатить всю стоимость построенного жилья вместе с прибылью инвесторов. А потом еще платить по всем тарифам и нормативам, которые – пусть со мной спорят – завышены минимум в полтора-два раза. Плюс все налоги и страховки.
Кстати, не так далеко ушли от этого те же транспортники и связисты. Здесь тоже есть интересный момент. Если вы не хотите помогать, скажем, детям с пороком сердца, а хотите содержать футбольный клуб с игроками за 20 миллионов долларов – бога ради, делайте это за счет собственной прибыли! Нет, все, оказывается, не так. Это социальные расходы, которые закладываются в себестоимость услуг, в итоге – в цену пассажирских билетов.
Аркадий Дворкович говорит, что в рыночной экономике государству нельзя трогать цены. Спрашивается, почему только государству, если монополии свои цены изменяют как хотят? И почему нельзя только у нас, если за рубежом – и в Европе, и в Америке – государство спокойно вмешивается в ценообразование?
Если подводить итоги, можно сказать, что нынешний взрывной рост цен вызван, к сожалению, многолетним социально-экономическим курсом нашего государства, которое:
– занималось «стерилизацией денежной массы», не инвестируя экспортные доходы в развитие собственного производства;
– не регулировало деятельность «естественных монополий», даже тех, где обладало контрольным пакетом акций;
– позволяло чиновникам «на местах» создавать искусственные монополии, тем самым фактически поощряя коррупцию.
Некоторые одиозные проводники этой политики недавно были отправлены в отставку с высоких правительственных постов, но сам курс пока не изменился.
Кстати
Вопрос “Почему так стремительно, обгоняя рост доходов населения, начали расти в России нынешней осенью цены на все потребительские товары, особенно продовольственные?” “СВ” задало и Анне АНДРИЕВИЧ, начальнику главного управления экономики Министерства сельского хозяйства и продовольствия Республики Беларусь:
– Наверное, потому, что в России нет такого государственного регулирования в области цен, как в Беларуси. И стремительный рост цен там стал результатом именно бесконтрольности. Все, кто работает в области торговли и перепродаж, просто воспользовались моментом, в частности повышением цен в Европе на молоко, и попытались на этом фоне решить свои финансовые проблемы.
Цены в России это дело России. Наша забота – цены в Беларуси. У нас рост цен контролируется и сдерживается. Да, белорусские переработчики не желают повышения закупочных цен для сельхоз-производителей, поскольку в этом случае им придется делиться своими прибылями, образующимися за счет экспорта. Переработчики заинтересованы лишь в росте отпускных и соответственно розничных цен с тем, чтобы их доходы были максимально большими. Но мы стараемся сбалансировать интересы сторон. И часть дохода от экспорта продовольствия – по 5–10 процентов – передаем сельхозпроизводителям, которые в финансовом плане все же проигрывают переработчикам.
Кроме того, мы подготовили проект документа, в котором предлагаем поднять закупочные цены до уровня цен в граничащих с Беларусью областях России, чтобы при прозрачных границах между нашими государствами не было бесконтрольного вывоза продукции. Но это, к сожалению, невозможно сделать без некоторого повышения отпускных и розничных цен. И именно по этой причине предложение Министерства сельского хозяйства и продовольствия пока в правительстве не поддержали.
