137 тысяч человек было отселено из 500 населенных пунктов из пострадавших от чернобыльской катастрофы районов

У переселенцев трудолюбие сильнее ностальгии

До аварии на ЧАЭС моя бабушка жила в деревне Сперижье (это 30-километровая зона) Брагинского района, а работала дояркой в колхозе имени Ульянова. Когда случился взрыв на атомной станции, жителей деревни отселили в соседнее село, что в восьми километрах от Сперижья. Квартировала бабушка у людей, а на работу на свою ферму ездила каждый день. А потом к сентябрю с учетом того, что в семье были школьники, их и все такие семьи переселили в первоочередном порядке в новый специально построенный для этих целей поселок в деревне Буда-Люшевская Буда-Кошелевского района. Обживалась на новом месте чуть ли в голых стенах, «впахивала» на ферме, не спала ночами, экономила на себе...


Мудро объясняет свое желание жить моя Елена Константиновна: трагедия, мол, трагедией, случилось то, что случилось, но жить-то надо. Детей на ноги ставить кто будет? И поставила, всех троих выучила, воспитала, отправила во взрослую жизнь. И только из рассказов бабушки я представляю, каково это — сниматься с насиженных мест, условно говоря, с одним паспортом, набором личных вещей на пару дней и детьми под мышкой.

Таких, как моя бабушка, свыше 137 тысяч человек. Именно такое количество людей было отселено из 500 населенных пунктов из пострадавших от чернобыльской катастрофы районов. Второй дом они нашли в совершенно разных уголках страны, около 31 тысячи получили вообще минскую прописку в микрорайонах Шабаны и Малиновка. Масштабы, с которыми росло новое жилье для переселенцев, возводились дома, целые кварталы, поражали. И если за истекшие десятилетия на преодоление последствий Чернобыля израсходованы десятки миллиардов долларов, то, будьте уверены, очень немалая их часть была направлена как раз на строительство жилья.

Такой дом в большом городе стал родным для моего знакомого Владимира. Когда случилась трагедия, ему было 6 лет. Из Наровли в столицу семья мальчика переезжала уже в 1992 году — это была так называемая вторая волна переселения. И, между прочим, у людей для которых все эти годы строилось жилье, было и право выбора — они могли отказаться, к примеру, от одного города в пользу другого. Владимир, будучи ребенком, такой переезд перенес без проблем: привык к постоянному движению. Наровлянских школьников, как и всех других из загрязненных районов, каждый год «командировали» то в один санаторий где-нибудь на Кавказе или в Анапе, то в другой. Поэтому чего проще было мальчишке в очередной раз собрать чемоданы и поехать. Тем более земляки, оказавшиеся в столице, говорили, что не хуже, чем в родном городе. 

Сложнее было его родителям, людям старшего возраста вообще. Лишиться в одночасье привычного уклада жизни, подворья, хозяйства... Кто-то из них пытался разбивать мини-огороды под балконами многоэтажек...

Кто-то скажет: лирика. Нет, жизнь. Как могли чернобыльцы обживались на новых местах. Словно то дерево, которому отрубишь сухой корешок, а оно пускает другой, новый побег. Росли дети и ходили в школу. Там играли в футбол прямо классами, к примеру, наровлянские против брагинских. И это сильно сплачивало переселенцев. И до сих пор эти связи прочны. 

...С отцом бывала в Сперижье на Радуницу, когда во всю — весна. Густые заросли сирени прикрывают пустые глазницы оконных проемов бабушкиного дома, будто бы хотят сказать, что жизнь сильнее смерти. Надо идти дальше. И это объединяет первый пример со вторым. Чернобыль утвердил нас в желании развиваться, не ожидая помощи и содействия извне, не жалуясь на то, что сценарий жизни пошел не по тому пути, по которому хотелось бы. Да, ностальгия будет еще долго «привязывать» нас к тем местам, откуда вышли, но наши мужество и трудолюбие — сильнее.

uskova@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter