Ровно год назад перестало биться сердце Нины Шелдышевой, нашей коллеги, замечательного публициста и просто хорошего человека. Она ушла поздним вечером холодного ноябрьского дня, стоически выдержав все те муки, на которые обрекла ее тяжелая неизлечимая болезнь...
Человек ушел в Вечность… О чем думал он в последние минуты своей жизни, с кем прощался, кому простил… Об этом уже не узнает никто. Можно сколько угодно рассуждать о том, каким был этот человек – добрым или злым, левым или правым, принципиальным борцом за идею или типичным конформистом, – все провалилось в бездну смерти. И, собственно, потеряло смысл…
Осталась Память. То, пожалуй, единственное, что и продлевает нашу жизнь после смерти. Память близких людей, друзей, коллег, идейных оппонентов. Нину Шелдышеву помнят и чтут… В ней нуждаются… Ей пишут… Последнее письмо в адрес редакции на имя Нины пришло недавно из Москвы от Павла Владимировича Тулаева, главного редактора газеты «Слава», издающейся на русском, украинском и польском языках…
Какой была Нина Шелдышева? Мне кажется, нет такого человека, который мог бы дать точный ответ на этот вопрос, ибо в свой внутренний мир Нина Васильевна никого не впускала. Она жила увлеченно, я бы даже сказала восторженно, но никогда не погружалась в мир иллюзий. Она была реалистка, которая не переставала верить в волшебную силу человеческого духа, способную творить чудеса. Ее мир – это поэт Блок и писатель Булгаков, философы Розанов и Панарин, композиторы Чайковский и Шостакович и многое другое, что, являясь в полном смысле этого слова высоким проявлением человеческого духа, давало Нине жизненные силы и веру. То, без чего человеческая жизнь становится просто обыденным существованием.
Энциклопедические знания, аналитический склад ума, политическая прозорливость – все это в совокупности позволило Нине Шелдышевой стать блестящим публицистом. Но мало кто знает, что Нина с молодости писала стихи. Или, как она сама говорила, «стишата». Давно и не мной замечено: по-настоящему талантливый человек всегда требователен к себе. И полон сомнений. Сомневалась и Шелдышева – в том, что ее стихи достойны газетных или журнальных полос, что они представляют какую-то «литературную ценность». Она давно могла бы издать сборник, но опять-таки ее одолевали сомнения – зачем? Ведь в литературе важно оставить свой след, а не наследить…
Сегодня наша газета публикует некоторые написанные в разные годы стихи Нины Васильевны Шелдышевой. Они еще одно свидетельство того, что ровно год назад этот мир покинул незаурядный, тонкий, чувствующий и талантливый человек…
------------------------------
Снова так замело – ни путей, ни следов,
И перо сторонится бумаги,
И приехать в ваш город для нескольких слов
Снова мне не хватает отваги.
Что же сеять и как? Дайте мудрый совет.
Понимание – высшая милость.
Сквозь туман окаянных, глухих этих лет
Посветите мне… Я заблудилась.
* * *
Мне от тебя ничем не защититься…
Так нестерпима зелень за окном,
Так пусто небо, так бездушны лица,
Как будто вся душа в тебе одном.
Но нет тебя… Безжизненны страницы
Любимых книг. Лишь память о тебе
Все полыхает, как в грозу зарницы,
И пахнет воровством ее набег.
Но нет тебя. А память, как вино,
Забродит, зачарует. Одурманит.
И плен пленителен… Я затворю окно,
Пусть твой приход врасплох меня застанет…
* * *
Мы словом никаким не назовем
Того, что между нами происходит,
Нет ничего таинственней в природе,
Чем то, что мы страдаем и живем.
Опровергает жизнь все имена,
Которыми мы наши чувства метим,
Стыжусь я слов, отосланных в конверте,
Не исчерпавших истину до дна.
Но есть ли дно?.. Глубины тем бездонней,
Чем пристальней я всматриваюсь в них,
И если мы бежим от нас самих,
Как разобрать, куда и что нас гонит?
То плачем мы, то грезим, то поем,
Непредсказуема душа в своей свободе…
И то, что между нами происходит,
Мы словом никаким не назовем.
* * *
У нашей жизни два крыла подъемных:
Надежды свет и жажда перемен.
И как ни грустно, но и страсти плен
Одолевает дух наш неуемный.
У нашей жизни двойственная суть…
Пусть яд сочится из любого звука
Двух слов тягучих «навсегда разлука»,
Я все же говорю вам: «В добрый путь!»
* * *
В том январе душа моя хотела
Излиться, вылинять до снежной белизны,
Стать отчужденной и осиротелой,
Как в ночь ненастную смятение луны.
Наскучил жар. Наскучила погоня.
Остановиться, дух перевести,
Согреть синицу на своей ладони
И журавля на волю отпустить.
Окинуть взглядом нищие владенья,
Ничьей свободы не прервать полет,
Отпраздновать свое освобожденье…
А что уходит, пусть себе уйдет.
Отдать долги. Смирить пожар осенний.
Оставить надоевшую игру.
Быть тем, что есть. И не искать спасенья
В чужом веселье на чужом пиру.
* * *
Все кончено. Оплакано. Запито.
Не вышло. Не смогли. Не суждено.
Я забываю старые обиды
И больше не смотрю в твое окно.
Залечит боль январскою метелью
И запоздалой правдой твоих слов,
Рассыплется лишь песенною трелью
До скуки романтичная любовь.
Мой бог ушел. Но можно и без бога,
Ушла надежда, можно жить и так.
Есть песни, и не надо некрологов,
А пред ушедшим богом я чиста.
Пусть справедливость снова опоздала,
Как поезд, что пустили под откос,
Я буду петь, я все начну сначала
И выйду я живой из-под колес…
* * *
Настанет время для любой души
Помучиться прекрасною бедою,
И не спасет комфорт, и ни в каком запое
Тоски ты не сумеешь заглушить.
Одним любовь — прекрасная беда,
Другим – талант, а третьим – просто совесть,
Наскучит безмятежная веселость,
Победы легкие, тупая благодать.
Как смельчака опасность вдохновляет
И безответность — пылкую любовь,
Так дерзкую бунтующую кровь
От скуки лишь невзгоды исцеляют.
Пусть суждено глумление таланту,
Любви – измена, совести – позор,
Немыслим мир без Пушкина и Данта,
Без Жанны, за народ пошедшей на костер.
Немыслим мир без огненной закваски,
Прав Гераклит: в начале был огонь,
И в пекло мчит Пегас, крылатый конь,
За словом жгучим в пламеннейшей пляске.
* * *
Гляжу все пристальней в глаза своих друзей,
В них холодок тревожный пробегает,
Они журят, и нежат, и ругают,
Гляжу все пристальней в глаза своих друзей.
К чему живую жизнь нам превращать в музей,
Где все лишь поклонения достойно,
Все свято, важно и благопристойно,
Не лучше ли глядеть в глаза друзей
Правдиво, то с восторгом, то с усмешкой,
И пусть они простят изменчивость мою,
Пусть не обидятся бездумно и поспешно
На то, что я хвалы им не пою.
Слова хвалы беспечны и блудливы,
Не лучше ли молчание хранить
О том, что под звездой высокой и счастливой
Связала нас невидимая нить.
* * *
Как слезы к глазам, подступают стихи –
избыток восторга и боли,
а под ноги стелется трав малахит,
и мысли привольны, как поле.
Пока я жива, две звезды надо мной,
как два родника чудотворных,
хоть взгляд на одну — и уже не темно,
хоть мысль о другой – и просторно.
Нельзя их отнять и нельзя потерять:
ни Родину, ни любовь –
два слова над жизнью моею горят
нетленней и ярче всех слов.