Однако разговор повести хочу не о собственно охоте, а об охотничьих трофеях. И вот почему.
За пару сезонов у меня накопилось с десяток шкурок лисы. И жена захотела пошить себе из них доху. Настоящие “огневки” переливались мехом и, конечно, смотрелись бы весьма эффектно. Аккуратно снятые шкурки да еще умело подобранные портным при пошиве одежды любую женщину сделают неотразимой. Ведь меха всегда в моде.
Но, как впоследствии оказалось, жене не суждено было щеголять в дохе. И по прозаической причине: лисьи шкурки не нашлось где выработать. На местном кожзаводе сказали, что “нежнее” овчин в выработку не берут. И объяснили это боязнью попортить меха, поскольку технология выработки у них грубая. Кроме того, даже если бы и выработали, то госклейма на них не поставили бы.
Конечно, последнему обстоятельству я сразу не придал значения. Главной целью было довести шкурки до состояния портняжного материала. Это уже после выяснилось, что “неклейменые” меха не берет в дело ни одно ателье, поскольку именно клеймо служит определенной гарантией и качественной выработки, и стандартной прочности. А возьми в пошив кустарной выработки мех, так еще неизвестно, как он себя проявит при изготовлении изделия. Вдруг обнаружатся такие изъяны, что ничего и не сошьешь — лишь отвечать перед заказчиком придется, в том числе и собственным кошельком. Вот и страхуются.
В ответ на мой вопрос о той же выработке шкурок развели руками и в системе бытового обслуживания населения. У них тоже не оказалось ни условий для работы скорняков, ни самих специалистов. В отделе заготовок облпотребсоюза лишь вспомнили те времена, когда в их системе занимались выделкой шкурок животных, когда их заготавливали много и поставляли на Витебскую пушно-меховую фабрику “Футра”. Теперь уж нет ни заготовок этого сырья, ни выделки шкурок. Да и предприятие, говорят, далеко не благоденствует.
В общем, выход из ситуации вырисовывался один: искать скорняка-индивидуала, а потом — и портного с таким же статусом. И то и другое оказалось делом не простым. Во-первых, потому, что во многом утеряны секреты скорняцкой профессии. А те, кто ими еще владеет, не шибко стремятся заниматься выработкой меха, потому что дело это довольно хлопотное и малоприбыльное. Да и обвинений в незаконной предпринимательской деятельности боятся — с законом шутки плохи. Хотя, если разобраться, то навара тут кот наплакал. По этим же причинам и пошить меховое изделие у мастера-кустаря сложно.
Вот и получается, что часть охотничьих трофеев, в первую очередь шкурки добытых пушных зверей, остаются вне практического их применения. Да, их, хоть далеко не везде, можно реализовать заготовителям. Но тут уж очень смешные цены. И вопрос, бить или не бить, особенно лису, енота, — не просто риторика. С одной стороны, это зверье, занесенное в разряд “сорного”, распространяющего многочисленные болезни и прежде всего бешенство, нельзя размножать. А с другой, как писал поэт (правда, по иному поводу), в грамм добыча — в год труды.
Думается, надо что-то предпринимать для решения этой проблемы. Может, в охотничьем обществе стоит организовать какие-то мастерские по выработке меха диких животных и по пошиву из него одежды, раз уж профильные предприятия и ателье не хотят этим заниматься. Возможны и другие варианты.
Кстати, не приходилась встречать и таксидермические мастерские, где можно заказать изготовление качественных чучел. Знаю немало знакомых охотников, которые потребности в выставке трофеев реализуют с чучельниками в частном порядке.
...А доху жена так и не пошила. Пролежав длительное время в запасниках, лисьи шкурки были розданы знакомым и родственникам.
Трофеи вне моды
Я — охотник. “Оттоптал” уже полтора десятка сезонов. Кое-какой опыт в этом деле накоплен, но “корифеем” себя отнюдь не считаю. Тем более что в охотугодья выезжаю не только ради добычи, хотя, если она есть, само собой разумеющееся удовлетворение испытываю. И все же больше привлекает общение с природой, возможность наблюдать зверье в естественной среде обитания. И всегда вспоминаю слова известнейшего в наших краях любителя охоты и своего учителя Николая Мироновича Мельникова, до 80 лет бродившего по лесам и пролескам с ружьишком и имевшего “стаж” в 58 сезонов. Он говорил, что если бы каждый охотник всякий раз добывал зверя, то давно уже ничего живого на земле не осталось.
