Ну да, мир — театр, люди в нем — актеры... Истина эта стала уже банальнее гамбургера. Еще одна истина — люди боятся быть самими собой. Особенно когда в виртуальной реальности массовой культуры столько образцов, которым стараются соответствовать... И от несоответствия отфотошопленному идолу страдают. Но ведь и высокое искусство по определению создает виртуальную реальность! Жизнь каждого творческого человека как бы разделена на две половины: он — в искусстве и он же — в быту, и это могут быть совсем разные личности... Как примирить их или эта разбежка нормальна? Об этом рассуждали певица, солистка группы «Акана–NHS» Руся, заместитель директора Национального художественного музея искусствовед Надежда Усова и я, писатель-обозреватель Людмила Рублевская.
Руся: Сегодня есть новое определение современного человека: «F5». Все знают, клавиша F5 — обновление страницы. Нынешний человек хочет постоянных новинок. Если сидит за компьютером, каждые десять минут проверяет почту, открывает сайты... Хочется знать все и сразу.
Л.Рублевская: Человек интернетный живет напоказ, создает в сети своего виртуального двойника.
Руся: Просто в любом человеке содержится много личностей. Женщина может выйти на кухню в халате с маской из огурцов на лице, а вечером встречать мужа в ажурных чулках на шпильках. В течение дня каждый человек испытывает импульс к легкому безумству. Но в бытовых условиях дать этому импульсу волю невозможно, а в творчестве — да. На сцене можно стать кем тебе угодно.
Л.Рублевская: Между тем творческие люди часто видели в этом различии и фальшь, и трагедию. И старались границу между творчеством и жизнью стереть. Как поэты Серебряного века, занимавшиеся «жизнетворчеством». Заканчивалось, правда, это большими трагедиями...
Руся: Если рассматривать личность как ядро, вокруг которого — веер идентичностей, то ядро остается неизменным. Ты не можешь превратиться из робкой девочки в фурию, хотя на сцене можешь в нее поиграть.
Н.Усова: Но ведь человек и на протяжении жизни может не узнать себя прежнего. Льюис Кэрролл написал чудесную сказку о реальной девочке Алисе. А родители Алисы отказали ему от дома, потому что подозревали в нем педофильские наклонности. Возможно, отклонения у него и были, но они всего лишь стимулировали его для создания доброй, чудесной сказки. Хотя фотографирование девочек, в том числе в обнаженном виде, которое он практиковал, это, мягко говоря, странно... Но это — часть его личности. И как с этим быть?
Л.Рублевская: А много вы знаете великих творческих людей, которые были просты и «прозрачны»?
Руся: Творческое самовыражение требует элемента шоу. Прошли времена, когда Петя Мамонов мог выйти, на одной струне поиграть — и зал «рвется». Любой культурный товар сегодня нужно красиво упаковать.
Н.Усова: А феномен Александра Рыбака? Простой искренний мальчик... Без всяких ухищрений.
Руся: Это и есть его имидж.
Л.Рублевская: А помните, как из Руслана Алехно, отправляя его на «Евровидение», сделали мачо? Но имидж не совпал с сущностью, вот и результат...
Н.Усова: Вообще перевертыши шоу–бизнеса интересны... Кто–то старается скрыть свое прошлое и сделать свой имидж лучше, а кто–то, наоборот, хуже... Но все равно проявляется истинная сущность.
Руся: Да, это очевидно. Поэтому на сцену идут люди чудаковатые, у кого в запасе есть странность.
Н.Усова: Инаковатость, я бы сказала. Мой знакомый поэт время от времени пишет любовную лирику, причем понятно, что посвящает ее не жене. Но все знают, что он ей не изменяет. И сразу видно, что эти стихи не совпадают с автором.
Л.Рублевская: Ну сублимируется человек...
Н.Усова: А как же «каждый пишет, как он дышит»?
Руся: Есть творчество для сублимации, а есть творчество для «отсоса бабла».
Н.Усова: Да, городской фольклор вы знаете. Но вы, Руся, и поете фольклор... Это у вас от души?
Руся: Я же с Полесья, из деревни Тереховка... У меня это в крови.
Н.Усова: Но ведь современные девушки не любят бабушкины песни.
Руся: Когда приезжаешь в деревню и встречаешься с этими бабушками, впечатление, что они все о тебе знают... Но не скажут. Только жалеют тебя... Глаза у них печальные–печальные... Их песнями очищаешься. А потом в городе снова нарастает цинизм.
Н.Усова: Для бабушек песни и традиции — тоже в своем роде виртуальная реальность, куда они уходят. Где элемент игры, а где настоящего служения — не знаю... Что такое жизнь известного художника? Мастерская в престижном районе, очередь на заказы, поездки на какие–то бьеннале... Есть те, кто этого не добивается. Нонконформист художник Виталий Чернобрисов работал дворником, писал свои картинки... Никакие мирские соблазны его не трогают. Говорит: «Деньги — способ мгновенного кайфа». С другой стороны, время рассудит, какова ценность его картин, ведь легенда о его жизни уйдет.
Л.Рублевская: Они чем–то похожи на работы питерских митьков...
Н.Усова: Видела я недавно митьков... Постаревшие люди. Время изменилось, имидж остался. Нужно бы придумать что–то другое, а их хотят воспринимать только как мужиков в тельняшках. И мне кажется, что в этом трагедия — они переросли свою виртуальную реальность.
Л.Рублевская: А можете привести пример, когда удачно меняли имидж?
Руся: Могу. Эдуард Хиль. Отменный советский певец. Сейчас на фестивале «Стереолето» в Питере поет под ди–джейскую музыку. Те же самые песни, но в другом контексте. И с такими глазами, будто объелся ЛСД. В интернете его называют «Мистер Тро–ло–ло» и муссируют слух, что он наркоман. Что творилось на «Стереолете» во время его выступления! Он спел песню про Юрия Гагарина и про то, как важно иметь друга... И про то, как «Человек из дома вышел...». Все на ура! Из советского забытого артиста вдруг сделался звездой молодежного фестиваля!
Н.Усова: Нужно ли осуждать человека за то, что он приспосабливается к обществу? Я считаю, это нормально, если художник продает свое творчество. И если он совпадает с потребностями общества, тогда — прижизненная слава. Но это очень сложно для художника — «поймать волну».
Л.Рублевская: Я читала в одном серьезном исследовании, что никакие съезды КПСС не сделали столько для укрепления советской идеологии в переломные 1960–е годы, как фантастические произведения Ивана Ефремова. Тогда в общественном сознании был кризис: открылась правда о репрессиях, приподнялся «железный занавес». Люди начали понимать, что живут не так, как могли бы. Никто уже не представлял, каким должен быть коммунизм, «Кубанские казаки» не давали молодежи картинку светлого будущего, ради которого стоило терпеть коммуналки и очереди за колбасой. А в романах Ефремова представал яркий, заманчивый образ этого будущего, да еще во вселенском масштабе. И его книги издавали миллионными тиражами... А рок 1980–х — какую огромную роль он сыграл в грядущих переменах!
Руся: Тогда любое необычное «телодвижение» замечалось. Этого не понять поколению F5, людям, которым постоянно хочется чего–то нового.
Н.Усова: А кто из сегодняшних писателей «попадает в точку»?
Л.Рублевская: В свое время таким был Владимир Короткевич. Мне могут сказать, что романтическая Беларусь, которую он создал в своих произведениях, — не историческая Беларусь. Но в нее хочется верить.
Н.Усова: В белорусском искусстве был художник, который создал виртуальные миры, — Язэп Дроздович. Его космические циклы уникальны. Но иногда настолько зловещи, что футурологи могли бы по ним предсказать Вторую мировую войну. У нас вообще много художников–сказочников: Шагал, Сутин... А вот к Дроздовичу специалисты относятся немножко свысока. Потому что живописной красоты там мало, много идей.
Л.Рублевская: У нас столько неоцененных судеб... Поэт Виктор Жибуль, который занимается историей белорусского авангарда, рассказывал мне о поэте Миколе Батюшкове. Его единственная книжка должна была выйти в 1932 году. Не вышла. Батюшков уехал в родной Рогачев и перестал печататься. Жибуль процитировал мне строки Батюшкова: «I ноч шакалам выхадзiла абгрызваць косцi мерцвякоў, калi пад гоман мацюкоў мяне матуля нарадзiла». И это на фоне агиток про Сталина и колхозы!
Н.Усова: Прижизненная слава не дает гарантии, что сохранится через сто лет.
Л.Рублевская: Ни премии этого не гарантируют, ни звания, ни горы изданий.
Руся: Получается, такие успешные люди живут в созданной ими же виртуальной реальности, где они — гении.
Н.Усова: Получается, так.
Л.Рублевская: Творческие люди всегда будут создавать виртуальные миры. А в жизни нужно постараться быть самим собой.
Руся: Просто выбросить из дому телевизор.
Н.Усова: Я знаю молодых людей, которые не смотрят телевизор, считая его наркотиком. Я спрашиваю: чем же вы занимаетесь вечерами? Говорят, что стали пить всей семьей чай, читать вслух, слушать музыку...
Руся: На самом деле все больше людей так живет, мы тоже так живем. Рисуем, играем в нарды, обсуждаем с друзьями какие–то темы... Теперь вот смотрим фильм по истории Рима.
Л.Рублевская: Как герои романа Брэдбери «451о по Фаренгейту»: все живут в комнатах–телевизорах, а отдельные чудаки — беседуют и читают... Правда, там их считали врагами общества. Самое тяжелое — быть не таким, как все, в собственной тусовке. Даже в вольной интернетовской тусовке есть свои «священные коровы»...
Руся: Чем активнее ты гнешь свою линию, не соглашаешься с большинством, тем больше к тебе прислушиваются.
Н.Усова: Везде есть люди, не похожие на всех. Вначале им удивляются, потом привыкают... А потом без них чего–то не хватает.
Л.Рублевская: Что ж, как я написала где–то, пока я буду выходить к публике, открывать поломанный розовый зонтик и объяснять, что это — поэтесса Рогнеда Крышталюк, симулякр клуба «Лiтаратурнае прадмесце», c моим внутренним миром все будет в порядке. Главное — не относиться к себе слишком серьезно. В конце концов, все дети создают свои виртуальные миры.
Руся: Так вот, нужно не убивать в себе этого ребенка.
Н.Усова: Чудаки нужны, и чем более не совпадаем мы, реальные и виртуальные, тем интереснее.
