Поводом для встречи с известным архивистом и историком Вячеславом СЕЛЕМЕНЕВЫМ стал выход в свет заключительного сборника документов о трагедии Хатыни и других сожженных белорусских деревень “Хатынские деревья жизни”.

Трагедия «вогненных вёсак»

Поводом для встречи с известным архивистом и историком Вячеславом СЕЛЕМЕНЕВЫМ стал выход в свет заключительного сборника документов о трагедии Хатыни и других сожженных белорусских деревень “Хатынские деревья жизни”. Разговор шел о делах давно минувших дней, но оказалось, что они и сегодня касаются судеб многих людей. Те, кто чудом выжил в пожарищах “вогненных вёсак”, до сих пор не признаны жертвами войны

 Главный архивист Национального архива Республики Беларусь  Вячеслав СЕЛЕМЕНЕВ посвятил многие годы исследованиям неизвестных страниц войны.

– Вячеслав Дмитриевич, неужели в истории  Хатыни  еще есть белые пятна?

– Нам, историкам и архивистам, важны документальные подтверждения всех фактов. Например, до недавнего времени не было точного ответа на главные вопросы, кто и почему сжег Хатынь? В советское время бытовала версия, что это сделали украинцы из 118-го полицейского батальона, и, мол,  чтобы не разжигать межнациональную рознь, в эту историю не углублялись. Причиной же жестокой расправы над жителями деревни называли эпизод, когда трое неизвестных партизан случайно обстреляли военнослужащих батальона, а те уничтожили Хатынь. Но это соответствует правде только отчасти. 

Когда мы начали изучать документы, то выяснилось, что две роты из партизанского отряда “Мститель” бригады Воронянского численностью  более 100 человек утром 22 марта 1943 года сделали засаду на дороге Логойск — Плещеницы. Обстреляв несколько машин, они направились в Хатынь. Немцы тем временем вызвали подкрепление из батальона СС Дирлевангера и двинулись по следам партизан (так как еще лежал снег). Есть документы, где четко указано, что на карательную операцию выезжали не только украинцы из 118-го батальона, но и немецкая рота и украинский взвод батальона Дирлевангера. И утверждать, что Хатынь сожгли только украинцы, – не совсем точно. Все эти документы наряду с другими и составили первый наш сборник, который называется “Хатынь. Трагедия и память”, вышедший в свет двумя изданиями.

Но главная причина, почему после войны историю с Хатынью умалчивали, в том, что почти весь украинский взвод батальона Дирлевангера, участвовавший в уничтожении  жителей Хатыни, в августе 1943 года ушел в партизаны. Возможно, по этой причине после войны почти никого из них не тронули, хотя знали об их участии в карательных операциях против мирного населения. Только командир взвода Мельниченко после войны бросился в бега, немного поскрывался и сдался НКВД. Во время следствия бежал из тюрьмы, и при  втором задержании его застрелили. За остальных его сослуживцев взялись лишь в 1961 году. Сегодня еще жив один из бойцов 118-го батальона Владимир Катрюк, который живет в Канаде. Были обращения об его экстрадиции в Россию, но Оттава его не выдает. К слову, этот персонаж сегодня — почетный гражданин украинского города Черновцы. 

– Сюжет, который трудно придумать...

– Это факты, подтвержденные документами.

– А чему посвящена вторая и третья книги?

– Вторая книга “Хатынский некрополь. Документы и материалы”, которая увидела свет год назад, посвящена трагедии сожженных белорусских деревень, увековеченных в мемориальном комплексе “Хатынь” на “Кладбище невозрожденных деревень”. А третий сборник документов “Хатынские деревья жизни”, который вышел сейчас, рассказывает о деревнях, которые были сожжены, но отстроены после войны. И когда мы начали работать над этими изданиями, встал целый ряд вопросов. Во-первых, что мы подразумеваем под самим термином “сожженная деревня”. Ведь одну деревню сожгли полностью, в другой только несколько домов из сотни-двух. Мы предложили считать сожженной деревней ту, в которой уничтожено более 25% домов, или более 20 домов без учета общего их числа. По этой методике цифра 9200 сожженных деревень, которой до сих пор оперируют историки, потребовала уточнения. В середине 1960-х годов прошлого века, когда создавался мемориал “Хатынь”, власти некоторых районов включили в список сожженных деревень и те, где было сожжено несколько домов. В то же время, как мы выяснили, в список не попал ряд полностью уничтоженных деревень. Простое его сравнение с архивными документами выявило множество деревень, которые просто исчезли не только с карты Беларуси, но и даже из людской памяти. Например, в Полоцком районе фашисты сожгли 12 деревень Васильевского сельсовета и в районной книге “Память” они в тексте упоминаются, но в списке уничтоженных гитлеровцами деревень их нет. Позже нашли жительницу деревни Глистинец в Шумилинском районе. Она с сестрой (им было по 4–5 лет) и матерью попали под расстрел карателей, но девочкам посчастливилось остаться в живых: они были ранены и лежали под трупами, пока люди их оттуда не вытащили. После войны сестры воспитывались в детдоме, и когда одна из них начала обращаться в инстанции, чтобы оформить документы, ей отвечали, что деревни, в которой она родилась, нет и якобы не было вообще. Но мы нашли партизанский документ 1943 года, где указывается, что немцы с 20 декабря 1942 года по 1 апреля 1943 года сожгли 57 деревень в Сиротинском районе (потом его переименовали в Шумилинский), а  в приведенном списке под вторым номером была названа деревня Глистинец.  И подобных историй, к сожалению, много.


– Сколько же на самом деле  в годы войны в Беларуси было уничтожено деревень?

– По нашим подсчетам, деревень, в которых уничтожено более 25% домов, или более 20 домов без учета общего их числа, было  9060. А тех, в которых фашисты сожгли по несколько хат, оказалось более 20 тысяч. Мы проанализировали документы во всех архивах Беларуси и Государственном архиве России, а потом всю информацию собрали в единую электронную базу данных “Белорусские деревни, сожженные в годы Великой Отечественной войны”, которая выставлена в свободном доступе на сайте Национального архива Республики Беларусь. Но это не просто списки, по каждой деревне мы пытаемся выставить документы, фотографии памятников, воспоминания очевидцев и письма, которые нам присылают. Жаль, но по некоторым деревням вообще нет никакой информации. К примеру, в Борисовском районе была деревня Тешковка, но никто сегодня не знает, как ее уничтожили.

Формирование базы данных практически завершено, и весьма символично, что это произошло накануне празднования 70-летия Победы, хотя дополнения, конечно,  еще возможны. Мы заключили соглашение с Центральным архивом КГБ, специалисты по уголовным делам на коллаборационистов проводят выявление документов и передают нам отсканированные копии. Издать книги и сделать электронную базу нам помог московский фонд “Историческая память”. 

– Знаю, что вы участвовали и в издании сборника документов по концлагерю Тростенец под Минском. Планируется ли к открытию мемориала его переиздание?

– В ближайшее время мы приступим к этой работе. Возможно, КГБ еще передаст в Национальный архив какие-то документы. Мы делали запрос и в немецкие архивы, но кроме материалов о команде Рюбе, которая уничтожала следы в Тростенце накануне прихода  Красной Армии, новой информации нет. Просили помощи у австрийских коллег, у них есть списки австрийских евреев, которых вывезли в Минск и уничтожили, но те тоже пока молчат.   

Тростенец – это место расстрелов, но вызывает сомнения цифра загубленных там людей – 206,5 тысячи человек. Трудно сказать, насколько эта оценка точна. Удивительно, что документов о расстрелах почти нет, даже партизаны в своих донесениях об этом не пишут. Возможно, эти документы просто пока  не найдены.

– Эту ситуацию можно спроецировать и на сожженные деревни, мы больше говорили о разрушенных домах, а что было с людьми?

– Это особая страница нашей истории. Ведь более 5 тысяч деревень гитлеровцы уничтожили с частью жителей или со всеми. Но никто никогда не занимался судьбами этих людей, официальный учет не велся, и жертвами войны их не считали и не считают. А ведь те пережили страшнейшую трагедию. Мы издали сборник документов об одной из самых  зверских карательных операций “Зимнее волшебство”, в ходе которой в феврале 1943 года немцы буквально стерли с лица земли Освейский район Витебской области  и часть Дрисненского. В лютые морозы тысячи женщин с маленькими детьми на руках и стариков остались без жилья, без одежды, без еды. Как они смогли выжить, просто уму непостижимо. 

С октября 2010 года в Беларуси осуществлялся гуманитарный проект “Повышение статуса спасшихся жителей, сожженных белорусских деревень”, который финансировался немецким фондом “Память. Ответственность и будущее”. Инициатором проекта выступила Наталья Кириллова, которая долгое время работала директором Государственного мемориального комплекса “Хатынь”. В рамках проекта проведен учет оставшихся в живых жителей этих деревень, а это сегодня более 9000 человек. Свыше сотни из них – долгожители, которым 90 и более лет, причем большинство из бывшего Освейского района (ныне это часть Верхнедвинского района). Когда Берлинская организация “Kontakte-Контакты” узнала об этих людях, она выделила материальную компенсацию наиболее пострадавшим жителям Верхнедвинского района из собранных общественных пожертвований. И каждому из них вручили письмо, в котором есть такие слова: “Колокол Хатыни... заставляет нас помнить о прошлом, знать имена героев и жертв прошедшей войны, чтобы ужасы Второй мировой никогда более не повторились”... 

К сожалению, наши местные власти мало занимаются этой проблемой, ссылаясь на то, что официально такая категория жертв войны не признана, а ведь эти люди многого не просят, они говорят нам: “Просто скажите, что мы существуем, что мы пережили такую страшную трагедию”...


Обожженные судьбы

Говоря о жертвах войны, мы в первую очередь вспоминаем о миллионах погибших. Тех, кто пал на полях сражений, замучен в концлагерях, расстрелян или повешен карателями, умер от голода и холода. Однако  страшные страдания и лишения выпали и на долю тех, кто остался жив. В особом ряду жители сожженных деревень: женщины, старики и дети. Многие из них еще живы, они свидетельствуют и предостерегают от повторения кровавых трагедий ХХ века.

Эскиз памятника и памятной плиты на нем, на которой  Эдуард Тимофеевич хочет увековечить каждый дом родной деревни.
Эскиз памятника и памятной плиты на нем, на которой  Эдуард Тимофеевич хочет увековечить каждый дом родной деревни.

Один из таких людей заслуженный тренер Беларуси Эдуард Тимофеевич Федько, уроженец деревни Федьки Чашникского района Витебской области, которую гитлеровцы сожгли в апреле 1944 года. Трагедию родной деревни Эдуард Тимофеевич и сегодня помнит в мельчайших деталях и рассказывает о ней со слезами на глазах:  

– Мы остались живы чудом. Фашисты не единожды пытались сжечь нас вместе с деревней, и каждый раз мы прощались с жизнью. Дней за десять до того, как немцы все же нашу деревню сожгли, погиб мой отец Тимофей Федько. Он был партизаном бригады Дубова. В один из апрельских дней 1944 года пошел  вместе с односельчанином Митрофаном Красником по заданию командования в соседнюю деревню Медведск. Нарвались на немцев. Разрывная пуля попала отцу в голову. Похоронили его случайные люди, мы уже потом его перезахоранивали. О его смерти матери рассказал Митрофан Красник. Правда, и он не дожил до Победы: погиб на фронте при освобождении Венгрии.

Семья Федько после войны.
Семья Федько после войны.

Родную деревню Эдуарда Федько, где до войны было 26 дворов и жили 124 человека, фашисты сожгли с третьей попытки: 

– В апреле 1944 года всех нас выгнали из домов на улицу. Моя мама, Нина Леоновна, едва успела захватить с собой икону и булку только что испеченного хлеба, больше ничего вынести из дома немцы не разрешили... Все были уверены, что нам не жить. Людей толпой погнали в сторону кладбища, где был установлен пулемет. Не знаю, почему, но меня посадил к себе на лошадь немецкий офицер, по дороге конь споткнулся, и я упал. Заплакал, а немец со злостью начал хлестать меня плеткой. Мама подбежала и забрала меня. Нас гнали через деревни Иванск, Медведск, Промыслы... 

Фашисты, видимо, боялись, что дорога заминирована партизанами, поэтому вперед пустили нас и лошадей с гребенками. Затем около 70 человек — женщин, стариков и детей (взрослые мужики были или в армии, или в партизанах) — загнали в сарай и закрыли на ночь. Почему нас оставили в живых, не знаю: утром  немцы просто открыли сарай и уехали. Мы пошли назад в свою деревню, но  вернулись на пепелище. Все дома были сожжены. Пришлось строить землянки, шалаши. Мама принесла из леса палки, прислонила их к обугленной печи под углом к земле и накрыла осокой. Получился шалаш, в котором мы и жили. Позже, после освобождения нашего края  Красной Армией,  солдаты срубили нам небольшой домик, где первое время жило две семьи.

 Помню, чуть позже над Иванском был сбит немецкий самолет. Когда он падал, из него вывалился ящик с посудой, который я нашел. В этой посуде все жители деревни по очереди готовили еду. Тогда же я нашел кожаную командирскую сумку и смастерил из нее себе обувку – сандалеты на деревянной подошве. Таким было мое детство – трудным и полуголодным. Впрочем, так жили почти все: по весне ели щавель с  шишками от осоки, копали прошлогоднюю картошку, пахали на себе. Всего хватило...

И хотя не все односельчане, воевавшие в Красной Армии, вернулись с фронта, Федьки все же смогли восстать из пепла. После Победы в деревне отстроили десять хат. Но потом время взяло свое: дети разъехались в города, старики умерли, и в 2002 году сельский населенный пункт Федьки был упразднен решением Чашникского районного Совета депутатов.

– Странно, но наша деревня Федьки на мемориале сожженных белорусских деревень  в Хатыни не увековечена. Даже точная дата ее сожжения неизвестна. Несколько лет пытаюсь найти в архивах хоть какое-то упоминание об этом, но пока ничего не удается. А еще хочу установить памятный знак на месте деревни, от которой сегодня осталось только кладбище, – говорит Эдуард Тимофеевич. – Пройдет время, поднимется подлесок, никто и места, где была деревня, найти не сможет. Не хочу, чтобы так случилось. Помочь мне некому, из бывших односельчан сегодня живы только две женщины. Мне уже за 70, а они еще старше. Знают о моих планах, поддерживают морально. Всю организационную работу взял на себя. Нашел фирму, которая сделала по моей просьбе оригинальный проект памятника. Даже готов пожертвовать на его возведение часть собственных сбережений, но вся сумма, а это около 30 миллионов рублей, мне не по карману.

Отчасти свой план по увековечению родной деревни Эдуард Тимофеевич уже выполнил. Два года назад в канун Дня Победы в агрогородке Иванск был открыт мемориальный знак в память о населенных пунктах Иванского сельсовета, которые были сожжены оккупантами в годы Великой Отечественной войны, – деревне Федьки и поселке Беларусь. Местная власть тогда поддержала инициативу земляка, организовав  сбор средств для установки знака. 
Хочется верить, что и на этот раз найдутся добрые люди, которые помогут ветерану в его святом деле. 

Материалы подготовил Герман МОСКАЛЕНКО
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter