— Ваши рваные джинсы — это имидж или душевное состояние?
— Скорее, состояние. Вообще, у меня был период, когда я одевался в строгие костюмы и прическа была нелегкомысленная. А сейчас, наверное, все–таки могу себе позволить то, о чем мечтал еще студентом музыкального училища в Молодечно. Тогда потертые и слегка рваные джинсы уже были недосягаемо модными, мы их видели только в западных журналах. Как сейчас помню, в 1970–х Джулиан, сын Джона Леннона, позировал для постера, сидя именно в таких джинсах. И мы не понимали: что это за рванье? А нам объясняли, что это самая дорогая и эксклюзивная вещь. А когда я приехал в Минск и поступил в консерваторию, то увидел композитора Дмитрия Смольского — ему было тогда лет 40, и он носил западный джинсовый костюм! А на втором курсе, приехав в Ленинградскую консерваторию на фестиваль, я поразился их профессуре: волосатые, джинсовые, с сигаретами и партитурами, они сидели на лестнице со студентами, спорили, дым стоял коромыслом... Смотрел на эти столичные нравы — и мотал себе на ус. Так что джинсовый я всегда.
Читайте также
— ...Анатолий Ярмоленко, Алеся, Дима Колдун. Или Кристина Светличная, например, вот ее портрет — первая девочка–белоруска, которая выиграла детскую «Новую волну». И мне очень приятно, что победила она с моей песней «Это птицы», которая затем была издана фирмой «Мелодия», а вторую композицию для нее написал Игорь Крутой.
— К вам приходят за песнями — или вы кому–то предлагаете их исполнить?
— По–разному. И так и так бывает. Недавно концерт к Дню Республики во Дворце Республики завершала моя песня «Малая родина», которую исполняли «Сябры» и Ярмоленко, а также юношеский хор Минского музыкального колледжа. А я, когда сочинил ее весной, почему–то думал, что петь ее, наверное, будут не «Сябры», искал какие–то варианты. Но поэт Иван Юркин, с которым мы работали, показал ее Ярмоленко, а тому понравилось. И так песня пришла к Анатолию Ивановичу, хотя это не планировалось изначально. И была обратная ситуация с тем же Ярмоленко в 2004 году. Снимался фильм «Вам задание», и Николай Чергинец, писатель и автор сценария, попросил меня сочинить музыку к двум песням. Одна из них — «Плачет белая береза» («Разлучило нас не время — разлучила нас война») на слова Александра Легчилова. А я в то время начал плотно сотрудничать с «Сябрами», и Ярмоленко очень захотел эту песню спеть. Но режиссер сказал: «Нет! Мне не нужен узнаваемый тембр!» И он пригласил группу «Чистый голос», они тогда года два как образовались. И вот когда я услышал эту песню на пять мужских голосов, у меня мурашки пошли по коже. И встал перед глазами этот партизанский лес. Это было то, что нужно. Они эту песню потом очень много исполняли.
— А Ярмоленко не обиделся?
— Он мудрый человек и отнесся с пониманием, а когда услышал этот вариант... И потом, в кино порой нужен действительно голос, который не опознать. Чтобы люди слушали не конкретного исполнителя, а слышали голос кадра. Вот это тоже ситуация, повернувшаяся неожиданной стороной, но благодаря ей получилась песня, которая, я считаю, вошла в мой личный золотой фонд.
— Как рождается музыка? Где отправная точка? Вы идете от текста или сперва возникает некая мелодия, на которую надо подбирать слова?
— Есть два типа сочинения, связанных с вокальной музыкой. Первый — когда ты работаешь с текстом, отталкиваешься от литературного содержания. Второй — когда композитор пишет мелодию и дает так называемую рыбу поэту. У меня есть песни, которые написаны в двух этих разных техниках. Но все же подавляющее большинство песен я сочиняю на готовые стихи. Потому что на созданную мелодию не всегда с первого раза удается написать песенный текст. Бывает, все точно, каждое ударение, каждый слог, но — это из другой песни слова. Тут очень важно — почувствовать в мелодии не только ритм, но и о чем она.
Читайте также
— Конечно, то, что мы стали самостоятельным государством, ситуацию поменяло. Наш рынок — 10 миллионов человек, а не 200 миллионов Советского Союза, это вам и артисты скажут. Я сотрудничаю с востребованными исполнителями, которые дают большое количество концертов, выпускают регулярно диски, которые издаются не только в Беларуси, но и в Москве. Так вот, если проходят регулярно крупные билетные концерты, это композитору, конечно, приносит доход в виде авторских отчислений. Но зависит все от артистов — и от покупательной способности зрителей. Поэтому я желаю нашим исполнителям больших площадок, стадионов и «Минск–Арены» и большой любви зрителей. Идите и пойте, мы все сделаем, чтобы вам было хорошо! (Смеется.)
— Вам нравится преподавать, передавать свой опыт? В университете культуры вы обучаете студентов эстрадного отделения аранжировке...
— Я преподаю разные предметы, включающие и анализ музыкальных партитур, и работу над белорусским фольклором, его обработку в эстрадном ключе... Преподавание — интересное и большое дело. И не без сюрпризов. Вспоминал недавно случай, произошедший в конце 1980–х. Обучались у нас студенты из Африки. Один из них как–то приходит и говорит: «Хочу обработать к экзамену нашу национальную мелодию!» Шикарно, интересно, но это даже не пьеса — африканская народная песня, просто мелодия, ни гармонии, ничего. Сначала надо было ее гармонизовать, я начал подбирать аккорды, чтобы было интересно. А на последней ноте эта мелодия внезапно уходит в другую тональность. Предлагаю: «Давай поменяем этот аккорд, чтобы было логичнее с точки зрения классической гармонии». Студент: «Нет–нет, это такая важная мелодия, в которой ничего нельзя менять!» Гармонизовал я ее с выходом в самом конце в другую тональность, что врезалось в память. Мы сделали аранжировку, партитуру для оркестра. И он так загадочно мне говорит: «Олег Николаевич, вы даже не представляете, как вы помогли и что сделали». Прошли годы, и вот смотрю однажды футбол, выступает сборная Нигерии и звучит государственный гимн. И в конце — этот запомнившийся мне аккорд! (Смеется.) Мой фирменный знак, можно сказать.
ovsepyan@sb.by
