Михаил Владимирович Гордыко в органах прокуратуры проработал свыше 30 лет, из них четверть века – в аппарате республиканской прокуратуры. Принимал участие в расследовании «громких» дел.
А в апреле 1991 года в составе следственной группы Прокуратуры Союза ССР он проводил расследование уголовного дела, возбужденного Генеральным прокурором Н.С.Трубиным по фактам злоупотребления служебным положением и ненадлежащего выполнения своих служебных обязанностей должностными лицами министерств и ведомств, ответственными за организацию работ по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской атомной станции и обеспечению радиационной безопасности населения.
В настоящее время Михаил Гордыко – начальник отдела по надзору за расследованием особо важных уголовных дел в республиканской прокуратуре.
— Михаил Владимирович, уголовное дело было возбуждено тогда, когда с момента взрыва прошло пять лет. Почему так запоздало отреагировала союзная прокуратура на это трагическое событие?
— После возбуждения уголовного дела Генеральным прокурором СССР Н.С.Трубиным была создана следственная группа прокуратуры Союза ССР в составе следственных работников прокуратур СССР, РСФСР, УССР и БССР, принявшая настоящее уголовное дело к производству.
В июне 1991 года на четвертой сессии Верховного Совета БССР двенадцатого созыва был заслушан отчет Р.А.Вечерского – председателя временной комиссии парламента по оценке деятельности должностных и других ответственных лиц в связи с ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС. Она установила, что их действия, а также должностных лиц бывшего СССР, кто должен был принять незамедлительные и эффективные меры по ликвидации последствий аварии, в ряде случаев являлись безответственными и преступными.
Кроме того, констатировалось, что оценка катастрофы, какая была дана экспертами в рамках Международного чернобыльского проекта, необъективная по причине того, что не учтены многие другие факторы, имевшие место в период аварии и в последующие годы.
И тогда же Верховный Совет БССР поручил прокуратуре республики дать правовую оценку деятельности должностных и иных лиц республики, ответственных за решение вопросов, обусловленных катастрофой на Чернобыльской АЭС, от которых зависела безопасность населения.
— И как вы, Михаил Владимирович, добивались правды, расследуя уголовное дело?
— К сожалению, правды не говорили ни гражданам СССР, ни иностранным жителям. Граждане страны узнали, что происходит, через три дня после взрыва. До боли в сердце режут строки официального сообщения правительственной комиссии: «… радиационная обстановка на станции и местности стабилизирована, а население эвакуировано»…
— 1 мая 1986 года «секретная» комиссия Политбюро ЦК КПСС приняла решение направить в районы, прилегающие к зоне размещения Чернобыльской АЭС, группу советских корреспондентов с целью подготовки материалов для печати и телевидения, свидетельствующих о нормальной жизнедеятельности этих районов…
— …И в это же время в жерло пылающего реактора ссыпались с вертолетов сотни тонн песка, глины, свинца, доломита, оксида магния, чтобы ограничить дозу распространения радиоактивности. Эта «бомбежка» продолжалась до 2 мая, пока реактор не удалось «прикрыть». В этот же день в зоне бедствия появились Николай Рыжков и Егор Лигачев…
— Их сопровождал первый секретарь ЦК КП Белоруссии Николай Никитич Слюньков…
— …И другие руководители республики. Но об этом скажу попозже.
Мы допросили десятки высокоответственных должностных лиц Союза и республики… Например, академик В.А. Легасов в своих показаниях отмечал, что у хозяев станции и руководства Минэнерго не было никакого понимания необходимой последовательности действий. 27-го и 28 апреля для сбора выброшенных обломков пытались использовать роботов, купленных в ФРГ, но в условиях больших радиоактивных полей отказывала их чувствительная радиоэлектроника…
Была дана команда засыпать реактор мешками с песком.
Дезактивирующую эмульсию покупали во Франции, защитные костюмы поступали из Англии… 4 мая началась эвакуация населения из Припяти, районов аварии. Словом, царила неразбериха…
— В первые дни значительную опасность представлял радиоактивный йод-131, который поражает жизненно важный орган – щитовидную железу. Но когда радиостанции всего мира обсуждали ошеломляющую новость о взрыве на Чернобыльской АЭС, мы не знали ничего. Беларусь не предупредили даже о самых необходимых мерах защиты от нахлынувшей беды. Радиоактивному загрязнению подвергалась почти вся территория Беларуси… И что – республика жила как ни в чем не бывало, в информационной блокаде надвигающейся национальной катастрофы?.. И никто за это не ответил?..
— На допросе бывший начальник штаба Гражданской обороны БССР генерал-лейтенант А.Л. Гришачин показал, что первичная информация об аварии на ЧАЭС поступила ему 26 апреля 1986 года в 18 часов 30 минут. Заместитель начальника штаба ГО СССР генерал А.Н. Капочкин устно сообщил об аварии на ЧАЭС. При этом о сложившейся обстановке промолчал. Начальника Гражданской обороны, Председателя Совета Министров БССР М.В. Ковалева о факте аварии проинформировали лишь 27 апреля по телефону.
Сам глава правительства на допросе признался, что «никакой информации на этот счет из Москвы и Киева не получал».
Не больше знали и те, кто находился вблизи места трагедии. Несмотря на неоднократные выезды на ЧАЭС руководителя гражданской обороны ЧАЭС и Киевской области, получить достоверную информацию жители Наровлянского, Хойникского и Брагинского районов, населенные пункты которых входили в 30-километровую санитарную зону, не смогли.
— В показаниях бывшего первого секретаря Гомельского обкома партии А.С. Камая утверждается, что для этих районов на случай аварии на ЧАЭС гражданской обороной области были разработаны планы мероприятий по защите населения… Однако она не оповестила о происшедшей аварии, прогнозе развития ее, масштабах и последствиях…
— Первичная информация о взрыве на ЧАЭС поступила в штаб гражданской обороны из штаба ГО СССР на следующий день после аварии. И тогда же были проинформированы высшие должностные лица о радиоактивной обстановке.
В связи с аварией сразу же прошло первое заседание оперативных штабов ЦК КПБ, Совета Министров и органов гражданской обороны всех областей республики.
По приказу начальника Гражданской обороны республики, бывшего Председателя Совета Министров Республики Беларусь М.В.Ковалева на четвертый день после аварии была полностью развернута сеть наблюдения и лабораторного контроля за радиационной обстановкой по всей республике.
Согласно документам, приобщенным к материалам уголовного дела и свидетельским показаниям, 30 апреля были проведены совещания в обл-, рай-, горисполкомах, где были обсуждены конкретные мероприятия по организации и проведению работ по сбору, обобщению и анализу радиационной обстановки на территории всей республики.
— А знали ли о ней наши люди?
— Полученные данные не были опубликованы в открытой печати.
К разряду государственных тайн также относилась информация о загрязнении сельхозпродуктов, о дозах внешнего и внутреннего облучения населения, об ухудшении состояния здоровья под воздействием радиации, сокращении продолжительности жизни, снижении работоспособности участвовавших в ликвидации последствий аварии и т.д.
Все режимные ограничения на возможность открытой публикации по радиационной обстановке были сняты только 30 мая 1989 года решением правительственной комиссии СССР.
— Документы, «проходящие» по уголовному делу, которое вы, Михаил Владимирович, показали мне, указывают на то, что руководители местных и республиканских органов власти, отвечавшие за радиационную безопасность населения, принимали все возможные меры по предупреждению заболеваемости и защите населения от радиации. Насколько они убедительны?
— Расследованием установлено, что ЦК КПБ и президиум АН БССР 29 апреля получили информацию из Института ядерных исследований о резком повышении уровня радиации, доложили в правительственную комиссию. К сожалению, из Москвы никаких мер реагирования не последовало…
В постановлении о прекращении уголовного дела констатируется, что руководители республики приняли в полном объеме возможные меры по сбору достоверной информации о радиационном загрязнении территории республики, воспользовались ею и, следовательно, сделали все для минимизации последствий радиационного поражения населения и защиты его здоровья. Тем самым они выполнили свои прямые обязанности и требования Конституции БССР, гарантирующие своим гражданам право на охрану их здоровья… Следовательно, в действиях высоких должностных лиц отсутствуют признаки уголовно наказуемого деяния…
— Как-то не совсем убедительно звучат эти выводы… Не под давлением ли сверху писали их вы, Михаил Владимирович, уводя руководителей республики от ответственности?..
— Свои выводы я основывал на достоверных доказательствах невиновности руководителей республики. Но хочу в этот вопрос внести более четкую аргументацию и ясность.
Как показали официальные источники, ксерокопии, представленные в уголовном деле, в то время не существовало научно обоснованных методик измерения и определения ущерба, поскольку такого рода катастрофа не имела аналогов в мировой истории и человеческой практике.
Если исходить из того, что атомная проблема была государственной политикой в СССР, а власть тогда была жестко централизована, что порождало безынициативность и безответственность на местах, никто из нижестоящих властных структур не смог взять на себя инициативу об информировании населения по этому вопросу.
Руководители же партии и государства бывшего СССР могли и обязаны были дать соответствующие указания в республики, а те в свою очередь — на места.
Следствием установлено, что атомная энергетика в бывшем СССР развивалась и действовала при отсутствии законодательства о ее пользовании. Оно должно было стать правовой основой и выработать принципы безопасности, защиты жизни, здоровья от ионизирующего облучения, регламентировать основы развития атомной энергетики в стране, определить правовой режим ее объектов, обеспечить недопустимость низкого качества объектов, систем управления и защиты.
