Интервью с народной артисткой Беларуси Татьяной Мархель

"Там, в Нью-Йорке на сцене, поняла, кто я и откуда"

СВОЮ творческую карьеру она начала в 1963 году, первой актерской наградой стала Почетная грамота Президиума Верховного Совета БССР в 1978-м. За 55 лет сыграла десятки ролей. В 2011 году в очередную годовщину празднования Дня Независимости Татьяне Григорьевне МАРХЕЛЬ присвоили звание народной артистки Беларуси. Долгие годы напряженного труда на сцене до сих пор не отбили желание дарить свой талант людям. Она играет на сцене родного театра, ему отдала 25 лет жизни, стояла у его истоков. Долгая и длинная история, где были слезы и улыбки, печали и радости, победы и разочарования. Была и война…

Детство пришлось на самое страшное для Беларуси лихолетье. Деревня Шпаковщина Смолевичского района, а когда туда пришли фашисты, девочке было всего два года, попала в страшный список сожженных деревень. Практически все время Григорий Веремеевич и Вера Кирилловна Мархель с тремя детьми жили в землянках, меняя их одну за другой, так как немцы временные жилища забрасывали гранатами. Последнее из них Татьяна Григорьевна помнит до сих пор: деревянные полати, вода по щиколотку и прыгающие под ногами лягушки. 


После освобождения Беларуси отца забрали на фронт. Ему не было и сорока, когда он погиб под Кенигсбергом. Дочка до сих пор вспоминает его со слезами на глазах: 

– МНЕ всю жизнь папы не хватало. В детстве со старшей сестрой Лидой просовывали головы в камин и кричали: «Папочка, возвращайся домой, мы тебя ждем!» Я даже жаловалась на сестру той же печке, думала, он меня слышит. И когда 3 июля 2011 года Президент поздравлял меня с присвоением звания народной артистки Беларуси, первым делом подумала: папа мной бы гордился.

— Насколько я знаю, Татьяна Григорьевна, изначально не планировали стать артисткой.

— Нет, в 16 лет окончила Емельяновскую школу и поехала поступать в Минское медучилище. Успешно его окончила, поработала года два, потом, выдержав конкурс в 25 человек на место, стала студенткой мединститута. Но не смогла морально справиться с посещением анатомички со всеми этими трупами в формалине. Пошла к декану и заявила: буду забирать документы. Наверное, уже тогда хорошо играла. Слезы градом, горе горькое! Придумала, что заболела мама, нужно смотреть свиней, доить корову. Как он не убеждал, все без толку. И понесло меня на другое поприще – в Белорусский театрально-художественный институт. Знаете, вспомнила сейчас один смешной случай. Напутствие мне перед учебой в деревне давали: «Ты смотри, городским парням только одно надо. Береги себя для мужа. Будешь идти по улице, окликнут, но ты не оглядывайся и не останавливайся». Так вбила эту науку в голову, что впервые поцеловалась в 20 лет и чуть сознание не потеряла. И вот не так давно прихожу на главпочтамт получать пенсию. Забрала деньги, иду, а тут мужской крик сзади: «Девушка, девушка!» А меня вдруг перемкнуло, вспомнила те самые наставления. Как я могу оглянуться? Иду с гордым видом через зал, а вслед тот же голос: «Девушка, вернитесь! Вы забыли свое пенсионное удостоверение». И смех и грех! А вообще, испытывала страх неизвестного, когда пришлось покинуть деревню. Много времени понадобилось, чтобы привыкнуть к городской жизни. 

— Когда случился дебют на сцене?

— Где-то в классе четвертом в пьесе Чехова «Хирургия». Я, мелкая, играла врача-стоматолога, рвала плоскогубцами пациентам зубы. Все зрители лежали от смеха, это и была моя первая роль. Просто млела по одной учительнице, она великолепно играла на гитаре и пела: «Мой Донбасс, мой Донбасс. Цвети, мой любимый Донбасс». Я до сих пор это помню. Кто же знал, что через десятки лет там такое произойдет, боже сохрани. Потом и я себе купила гитару, даже что-то изобразить могла. Освоила музыкальную грамоту и немного играла на фортепиано. В медучилище участвовала в самодеятельности. А среди учащихся были почти одни деревенские. Садились вечерами на подоконники и на всю округу горланили старые песни. Как-то так, а уже на профессиональной сцене первой сыграла Фросю в спектакле «Экстренный вызов». 

— Начался ваш творческий путь в Гродненском драмтеатре?

— Я работала и в Гродно, и в Могилеве. Но могу сказать, карьера началась именно в Национальном академическом драмтеатре Витебска. Может, потому, что именно там смогла себя проявить именно в белорусских спектаклях. Коллектив был классный. Ставили пьесы Владимира Короткевича, он не единожды к нам приезжал. Помню, как к 50-летию театра Якуба Коласа репетировали «Сымона-музыку». Режиссер говорит: «Таня, слышал, ты там какие-то песни пела. Ну-ка попробуй». Я думаю: «Господи, это же домашние песни. А как их петь в театре-то?» Оказалось, все легло здорово, зритель замирал. И пошло-поехало. Я поняла, чего хочу, что мне легкость дает. Потом меня пригласил Добролюбов в 1980 году на съемки фильма «Третьего не дано», и там снова песни… За ним — Туров на озвучку «Люди на болоте»… Помню слезы на глазах у зрителей, когда пела белорусские песни в Нью-Йорке на встрече в ООН. Я окончательно поняла, кто я, откуда и для чего стою на сцене. 

— Татьяна Григорьевна, вы многим известны своим особенным голосом и песнями, которые мало кто слышал. Откуда это?

— От мамы, это ее песни. Она отлично пела, душевно, вместе с ней могли на два голоса затянуть. Помню, она часто плакала, а я думала: «Ну зачем петь, если от этого плачешь?» Просто не понимала, насколько ей тяжело было одной троих детей поднимать и работать, держать большое хозяйство. Мы же 13 свиней держали, я их пасла и умудрялась даже на них верхом ездить. А эти песенные мотивы пробивали насквозь, до костей. Представляете, песни кто-то сложил много лет назад, работая в поле, согнув спину во время тяжкого труда. Какая ж в них сила была! Это соль нашей белорусской земли.

— Это память о вашем детстве, о малой родине. Что она для вас сейчас? Что-то изменилось?

— Деревня Шпаковщина навсегда останется моей малой родиной. Я там иногда бываю, но родительский дом почти разрушен. Отстраивать некому, сама не могу. Да, с годами деревня изменилась. Нет тех старых хат, выгулов… Но она все равно для меня самая родная. На Смолевиччине похоронена мама. Место захоронения отца неизвестно, мы просто когда-то на кладбище насыпали холмик и поставили крест, чтобы можно было прийти и положить цветы. 

— На сцене вы больше полувека. Для кого-то наставник, у кого-то учились сами.

— Моим учителем был Борис Никифорович Докутович, руководитель курса в институте. Признаюсь, что за мою деревенскую зажатость поначалу меня едва не отчислили. Очень стеснялась, дали на исправление год. Но вдруг на танцах в вальсе меня увидела преподаватель и сказала: «Танечка, вот так, умница, не бойся. Точно так же и на сцене расслабляйся». Доброе слово мне силы дает, с колен поднимает. И я встала. Вообще, студенчество мне дало толчок на всю жизнь. Не могу сказать, что сама кого-то научила мастерству, на кафедре института культуры преподавала только год. Это не мое, могу просто подсказать на сцене. А сейчас… 

Посмотрите, сколько у нас молодых и талантливых драматургов, пьесы которых ставятся по всему миру. Молодые актеры играют в спектаклях белорусских классиков, которые никогда не устареют. К нам ребята приходят, у которых еще поучиться можно. Даже в массовке такие юморные штучки придумают, что я умираю от смеха. Я рада за нынешнее поколение, не переживаю, что театр пропадет. Он в надежных руках, это для меня счастье.

— Ваша дочь Вера служила в том же театре, что и вы. Играли вместе?

— Да, не поверите, были в спектакле женщинами легкого поведения. Она молодой, а я старой. Это не передать словами, я напевала: «Вот уж окна зажглись, я шагаю с работы устало…» Представляете? С Верой легко играть, она талантливая, вся в отца. А самая сложная роль у меня была в Республиканском театре белорусской драматургии в спектакле Анисенко «Женщины Бергмана». Нужно было сыграть знаменитую певицу Ингрид, у которой пропал голос. По сценарию я не могла говорить вообще. Два часа говорила глазами, жестами, душой… Но я смогла, прожила эту роль и передала все чувства зрителям. На фестивале в Брянске получила приз за лучшую женскую роль.

— Некоторые творческие люди, желая реализовать себя, хотят уехать за границу. А вы как к этому относитесь?

— Еще во время службы в Витебском драмтеатре мы вместе с супругом, снявшись в «Новой земле», получили хороший гонорар. Он отпустил меня на экскурсию в Италию. Да, увидела Милан, Рим, Венецию… Но со страшной силой тянуло домой. Один год жила в Алма-Ате. Много пришлось поездить с гастролями в разные страны. Как-то принимала участие в съезде белорусов Северной Америки в Кливленде. И наша замечательная певица Валя Пархоменко присутствовала. На сцену вышел ее муж и стал благодарить господ за такие-то суммы долларов, которые те перечислили ему на баян. Там были копейки, так сказать. Я онемела, представив, что вот точно так я могу стоять и говорить спасибо за каждый цент. Господи, да ни за что! Было очень больно. Талантливые и замечательные люди, но там они потерялись, стали невостребованными. 

Мир большой, но где бы я ни находилась, все время думала о родной Беларуси. Поверьте, для меня нет ничего лучше, чем земля, где я родилась и живу. Не назову это даже термином «патриот», не знаю, какое слово подобрать. Просто здесь нашла мамины песни, получила профессию, родила детей… 

— Скоро один из главных, на мой взгляд, праздников. Что для вас значит День Независимости?

— За него прежде всего положил жизнь мой папа. Независимость — это наша белорусская особенность и самобытность, интересная другим народам. Мы смогли ее сохранить. Жить в Беларуси – значит жить в мирной стране. Мы знаем, что такое война. Она не единожды по нам проходила, как катком, каждую хатку обошла. Про белорусов говорят иногда с издевкой, что мы терпеливые. Но разве мы убегали в другую страну, когда врывался враг? Брали автомат и защищали свою землю! Да, мы долго терпим, но если кто-то придет со своим оружием, можем и по зубам дать. Вот такое у нас терпение. Миролюбивые и гостеприимные – это наши главные качества. Для белорусов величайшая ценность – жить в мирной стране. Посмотрите, какая умная молодежь. Мы можем гордиться Беларусью, у нас много друзей. 

— Прошло 74 мирных года. На ваших глазах страна восстанавливалась, преображалась, крепла…

— Помню, в детстве с восхищением смотрели, как вкапывают столбы и тянут линии электропередачи. Это событие было! Мы же пользовались лучинами. Где-то в 1947 году обсуждали: будет такой магазин, где за бумажки можно будет спокойно взять конфеты, хлеб... Во время учебы в медучилище, прогуливаясь мимо болотца, где сейчас Комаровский рынок, увидела через окно в одном из домов телевизор. Боже, я просто онемела. Да, мы всегда мечтали о лучшей жизни, но не могли предположить, что наши страшные и черные оладушки из гнилой и подмерзшей картошки исчезнут навсегда. Что спустя десятки лет наши города станут такими красивыми. Что в магазинах будут не только конфеты и хлеб... 

— Спасибо, Татьяна Григорьевна, за откровенный и искренний разговор и позвольте пожелать вам от имени наших читателей новых находок и слушателей.

chasovitina@sb.by
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter