Геннадий Овсянников — о жизни, театре, себе и своих героях

Святая простота знаменитого Колобка

Народный артист СССР и Беларуси Геннадий Овсянников.
Фото БЕЛТА
Мы, критик и артист, знакомы с 1950-х. Я написала о нем десятки статей, рецензировала почти все его спектакли, всегда находила повод упомянуть его актерскую работу. При этом он ни разу не бывал у меня дома. Я никогда не бывала у него. Мы сохраняли и продолжаем сохранять уважительную дистанцию, когда в оценках нет субъективизма: ты — мне, я — тебе. Чем таким особым связаны? Кроме постоянного интереса к его творчеству, мы решительно объединены юмором. Не было случая, чтобы при встрече он не рассказал новую байку. В молодые годы, зная, что смотрю спектакль, где он играет, Овсянников обязательно вставит на сцене известную только нам двоим маленькую отсебятину и тем самым передаст привет. При этом по-прежнему почтительно обращаемся друг к другу по имени-отчеству.


— Геннадий Степанович, ты всю жизнь прожил в Минске, а в кино и на сцене вечный крестьянин…

— Я всегда любил по-городскому одеться: шарфик, жилетка, туфли начищенные, а в театре мой гардероб — ватные штаны и ватник, солдатская гимнастерка, домотканая свитка, шапка-облаушка, кирзовые сапоги и лапти. Королей не играл, ну разве что сказочных, а это не считается. Усов не сбривал и бороду мог бы отрастить, потому что сколько себя помню — то дед, то старик, то шут гороховый, а чаще солдат и крестьянин.

Без конца играл маленькие роли, то сельских дедов, то солдатиков, которые вроде любимого мною Василия Теркина ходили в рядовых.

— Не стоит прибедняться, Геннадий Степанович. Ты не только народный артист Беларуси, но и последний, один из трех оставшихся народных артистов СССР. Овсянников, Лученок и Елизарьев. Когда началось восхождение рядового в мастера сцены?

— Говорили: «Подожди, твое время придет». Время пришло вместе с пьесами Андрея Макаенка. С Макаенком мне, конечно, повезло. Что правда, то правда, все яркие роли в его пьесах были мои. Но насчет везения — это еще как посмотреть. А может, так и должно было случиться. Белорусских мужиков, натуру народную, я по-настоящему люблю. А у Макаенка вроде бы за непритязательными диалогами такие характеры — с кровью, с мясом! Говорили, что Макаенок писал пьесы под мою творческую индивидуальность. Но я не думаю, что, садясь за стол, он говорил себе: «Дай-ка я напишу пьесу для такого-то актера». Хотя я сыграл во всех его пьесах. Кроме первой и последней. «Трибунал», «Таблетку под язык», «Погорельцы», «Святая простота», «Затюканный апостол». В придуманных характерах Андрея Егоровича есть что-то адекватное моей творческой индивидуальности. Мне так кажется. Поэтому и говорили обо мне иногда: «Он какой-то макаенковский». Я горжусь этим. Я вечный Колобок.

Шляхтич Завальня — «Беларусь в фантастических рассказах».
— Самое время рассказать о том, как это получается. Твой герой всегда человек скромный, даже боязливый, хотя точнее подошло бы определение — деликатный. Если покричит или поскандалит, то не грубо и не страшно. Если решит для себя что-то и упрется, бульдозером не сдвинешь. При этом любит принять чарку, за нею побалагурить. Не прочь за женским племенем приударить. Своей жены слегка побаивается, в детях души не чает. Работать умеет от зари до зари. Когда его обижают, спорить и бороться не умеет. Тогда замолчит надолго. Такой герой. Но и в жизни ты очень на него похож. Поумному это называется даром естественности и природной органики. Давай начнем с твоей родословной…


— Родился в Могилеве. Отца не помню, он рано умер. Мать быстро вышла замуж вновь и отдала меня на воспитание тетке, потом я видел ее всего три раза. Тетя Марфа Гавриловна Цибульская, сельская учительница, меня и вырастила. Так что кровей я незнаменитых, зато учительская среда рано начала пичкать меня книжками — огромное ей спасибо. До сих пор единственное хобби — почитать. На мне род Овсянниковых заканчивается. Наследников нет.

По жизни я весельчак. Мне так жить легче, хотя с годами становлюсь грустнее. Да и коленце, как прежде, отколоть уже не могу. Профессия все больше вглубь уходит, в мозги.

Мы же комики — хохмачи. Мы наивные и легкие. Чаще смеемся над собой. И выйти на цирковую арену, и сыграть в кино мог только Юрий Никулин. Что-то от цирковых клоунов было и в Ролане Быкове, и в Евгении Леонове, даже в Фаине Раневской. Мои кумиры — Грибов, Жаров, Мартинсон, Яншин. Из наших белорусских — Глеб Павлович Глебов или витебский актер Александр Константинович Ильинский. У этих людей гигантский выброс смеховой энергии.

— Веселые артисты всегда производят впечатление счастливых людей.

— Я и есть счастливый. Учился у лучших педагогов. Работаю в лучшем театре страны. Последним удостоился звания народного артиста СССР в 1991 году. После меня его никому не давали. Жена Нина Владимировна, с которой мы вместе более 30 лет, слава богу, не из театральной среды. Встретил своего драматурга и своего режиссера. Друзьями не обделен. Врагов нет.

— Ну просто картина маслом. Но ведь ощущаешь когда-нибудь одиночество? Ты вообще человек коллективистский или одинокий?

— Прежде — очень даже коллективистский. Сейчас — больше одинокий. Наверное, оттого, что организму стало требоваться много запчастей. Иногда дома полежал бы, но надо идти на работу, в коллектив. Надо же за что-то запчасти покупать.

— Тебе, 83-летнему, по-прежнему дают главные роли?

— Нет, конечно. Главная только одна — любимая — в пьесе Дударева «Вечер» в режиссуре Валерия Раевского. Но без театра не могу. Играю небольшие роли еще в трех спектаклях: «Не мой», «Люди на болоте», «Пан Тадеуш». Новых работ пока больше нет.

— А что в кино? Как удачно заметил один кинорежиссер, Овсянников «способен выкроить роль из телефонного справочника или поваренной книги».

Пранцись Пустаревич — «Павлинка».
фото kupalauski.by
— Всемогущий кинематограф в советское время нас, белорусов, не замечал. Конечно, я успел в последние годы посниматься на «Беларусьфильме», но рольки маленькие. Зато радио — это был второй после театра дом. Там звучал в серьезных чтецких текстах, в сказках. Даже играл пьяных сантехников, гороховый суп играл, каменный уголь. Даже шаги Владимира Ильича Ленина.
— В белорусском искусстве комедия всегда вырастает из непростой истории народа, с выражением «смех сквозь слезы». Никто не знает тебя без обязательной шутки, без забавных историй. Как сочетаются комик на сцене и серьезный человек в жизни?

Я не выходил на эстраду, не рассказывал анекдоты по телевизору, не был придворным шутом сильных мира сего. По-своему я человек настроения. Мне претят модные шоу и дешевая популярность. К экспериментам отношусь настороженно. Не стесняюсь заявлять, что традиционалист, адепт русского психологического театра. Никогда не было желания и умения делать карьеру. Никуда не вступал, ни в чем не участвовал. В интригах не замешан, к группировкам не примыкал, просить не умею.

Я могилевский парень. Поучился в машиностроительном техникуме, побывал в мореходке. Нигде долго не задерживался по причине недисциплинированности. Такому бесшабашному дорога только в артисты. Вот и служу. И отшучиваюсь.
Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter