«Войну я встретил 16-летним пацаном в деревне Поречье Толочинского района», — рассказывал мой дедушка Станислав Иванович Шумский. Вскоре он оказался в далекой Чувашии, куда ему было поручено эвакуировать колхозный скот. Пореченские ребята оказались там в тяжелом положении, жили практически впроголодь, и весной 1942 года им пришлось податься на Тамбовщину. Здесь Станислав получил повестку из военкомата, всего за месяц освоил специальность наводчика и попал на передовую. Весной 1944-го его направили в Ульяновское пехотное училище — армия ощущала острый дефицит кадров командного состава. После краткосрочного курса обучения командир минометного взвода лейтенант Шумский снова оказался на передовой — освобождал родную Беларусь.
От меткого огня минометного взвода кавалера двух орденов Красной Звезды Шумского полегла не одна сотня гитлеровцев. Но молодому лейтенанту не посчастливилось отпраздновать Победу в боевом строю: в боях за Кенигсберг 5 апреля 1945 года он был тяжело ранен. Первый день Победы ему пришлось встречать на койке сортировочно-эвакуационного госпиталя № 280 в Каунасе.
Дедушка не любил много рассказывать о своем боевом прошлом. Более охотно он говорил о героях-панфиловцах и жителях блокадного Ленинграда, о Кижеватове и Гастелло, Егорове и Кантарии, Рокоссовском и Жукове. Очень тяжело переживал различные фальсификации военных событий и в меру своих сил боролся с ними.
Станислав Иванович собрал огромную библиотеку, посвященную войне: воспоминания маршалов и простых солдат, художественную литературу, журналы, газетные вырезки. На мои просьбы написать собственные воспоминания он всегда отвечал отказом. И только в конце своей жизни взялся за эту работу, предупредив, что его рассказ будет не о войне, а о мире. У него возникла идея написать о первом Дне Победы, который он и его боевые товарищи в отличие от нас видели своими глазами. Над рассказом работал долго, все время что-то переделывал, был недоволен результатом, но при этом спешил, боялся не успеть закончить. И не успел: 11 марта 2005 года перестало биться сердце фронтовика, а последний лист незавершенного рассказа так и остался в его старенькой печатной машинке.
Константин ШУМСКИЙ, кандидат исторических наук
Первый День Победы — каким он был? К сожалению, не все мои побратимы-фронтовики, отступая с тяжелейшими боями и сражениями за каждый метр родной, израненной земли западных границ Родины, дошли до промерзлых, но недоступных для врага стен блокадного Ленинграда и грозных преддверий Москвы, до волжских крутых берегов под Сталинградом и непокоренных предгорий Кавказа. Не всем затем удалось подняться в наступление и дойти до Вены, до укрепленного железобетонными фортами Кенигсберга, до разоренной в огненном смерче Варшавы.
Немногие добрались до настороженных и укрепленных стен Берлина и Рейхстага, за которыми в глубоких подземных бункерах укрывались от возмездия главные военные преступники, подготовившие и развязавшие самую кровавую и смертоносную в человеческой истории войну. Но тот, кто дожил, принес жгучую ненависть к фашизму в самое его логово. И помнит величие звучания, каждый оттенок радости долгожданной команды: «Стой! Прекратить огонь! Война закончилась!..» Эта первая в течение 1418 дней и ночей команда породила незабываемые, неописуемо восторженные мгновения, когда война и смерть отступили.
Настала солнечная, живая, долгожданная, не нарушаемая зловещим воем снарядов и падающих бомб ТИШИНА! В мирную бездонную голубизну неба над чужой искалеченной землей поднялся с песней жаворонок. Дышать стало легче, свободнее, только сердце стучало отбойным молотом: помнило поименно каждого погибшего товарища.
«Стой! Прекратить огонь! Война закончилась!..» Смолкли крупные калибры тяжелой артиллерии, смолкли «песни Катюши», и уже ничто не изрыгало и не несло неотвратимую смерть, не убивало жизнь.
Распрямив усталые, искалеченные войной плечи, минометчик сказал: «Будь проклята война!» И в последний раз с великой радостью дернул за боевой шнур — и 16-килограммовая мина, описав свою последнюю прицельную траекторию, разорвалась где-то там, на опустевших вражьих окопах. Это была последняя боевая мина, не несущая смерть. Это был салют минометчика в честь Победы и Мира на земле.
Пулеметчик встал во весь свой богатырский рост, стряхнул с себя пороховую гарь и окопную пыль. Не торопясь осмотрелся, медленно, шаг за шагом, на простреленных, нашпигованных осколками ногах подошел к легендарному «Максиму», нажал на спусковой рычаг и дал долгожданную, бесприцельную, последнюю очередь. Очередь Победы!
Летчик-штурмовик над опрокинутой обороной врага последний раз нажал на гашетку прославленного «Ил-2». Наши солдаты называли этот самолет уважительно ласково «Илюша» и всегда ждали его участия в подавлении огневых средств, живой силы и укреплений врага. С появлением же «Ил-2» над полем битвы гитлеровцы вопили: «Ахтунг! Ахтунг! Шварце тод!», что означало: «Внимание! Внимание! Черная смерть!»
Раненый пехотинец, превозмогая боль, встал в полный рост, взял неостывший автомат и вышел из полузасыпанного окопа. Приложив приклад к искалеченному плечу, дал последнюю очередь, осмотрелся и, как бы подводя итог войне, тихо сказал: «Дело сделано. Пора домой!..»
Санинструктор под ласковыми майскими лучами солнца, под нежный шелест молодой листвы белоствольных березок сделал тяжелораненому солдату-победителю последнюю перевязку кровоточащей раны, смахнул крупную слезу у побратима-фронтовика и сказал, как скальпелем отрезал: «Тебе, брат, волноваться нечего — сегодня война закончилась. Успокойся! Врачи свое дело знают, вмиг вылечат!»
Хирург и сестра милосердия, стоя у пропитанного кровью операционного стола, извлекли последнюю пулю, застрявшую у самого сердца теперь уже воина-победителя. Где-то на кровопролитных сражениях Подмосковья или на Курской огненной дуге солдатское сердце не могло, не имело права остановиться, не выполнив до победного исхода священного долга перед Родиной, перед народом, истерзанным войной. А теперь, за порогом Победы, остановилось. Остановилось навсегда... Навечно... Не дай вам Бог увидеть, как на операционных столах в день Победы умирали солдаты-победители!..
9 мая 1945 года. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПОБЕДЫ! На огромных просторах от Эльбы до Сахалина стреляли все, у кого было оружие в руках. Это были самые сильные, управляемые и неуправляемые залпы Великой Отечественной войны. И вместе с тем это были мирные залпы, которые не смерть несли, а славили радость жизни на земле, завоеванную в смертельном бою за честь и свободу Отечества.
Когда победный фейерверк раздвинул границу вечера, к окнам сортировочно-эвакуационного госпиталя номер 280, который находился в Каунасе на Зеленой Горе, прильнули раненые — все, кто мог приподняться с койки и с помощью костылей доковылять до окна. Санитарка сначала пыталась уговорить молоденького, тяжело раненного, обугленного танкиста вернуться на кровать, но, увидев его лицо, заплакала и сама помогла ему добраться до окна. У него была забинтована вся голова. На белой марле жутко и зловеще чернели темные стекла огромных очков. Но он не стонал и не плакал во время ежедневных перевязок, когда едва не терял сознание от нестерпимой боли...
9 мая 1945 года! Фейерверки сопровождались зарницами выстрелов. Стихийная стрельба не утихала ни на минуту. Зенитки, пулеметы, винтовки, автоматы, револьверы рождали оглушительную симфонию разноголосого, разнокалиберного победного восторга!
А затем без просьбы, а тем более приказа, установилась ТИШИНА, которую только соловушка нарушал песней у братской могилы. Фронтовики склонили головы, вспоминая тех, кто не перешагнул порога Победы. Это была первая, известная мне, минута молчания в знак бессмертия всенародного подвига...
Станислав Иванович ШУМСКИЙ, кавалер двух орденов Красной Звезды, инвалид ВОВ II группы
