«Ну вот, сейчас мы послушаем вашего малыша...» — говорит доктор и начинает водить по еще даже не округлившемуся животу будущей мамы специальным прибором. В динамике появляется характерный звук, а в женском сердце — самое всемогущее чувство, которое мы называем материнской любовью. Сердце ликует, когда слышатся слова: «У ребеночка все хорошо». И замирает от ужаса, если начинаются разговоры: «Видите ли, с таким пороком вам лучше беременность прервать... У малыша нет перспектив...» С горьким фактом, что у их только что родившегося ребенка больное сердце, ежегодно сталкиваются у нас более 700 мам. И в 95 процентах случаев помощь нужна немедленно!
Еще семь лет назад это звучало бы чуть ли не приговором. Ведь в Советском Союзе детскую кардиохирургическую службу сочли нужным развивать только в Москве и Ереване. После распада СССР не более 40 ребят в год могли получить шанс на операцию в зарубежных клиниках, и то лишь благодаря неимоверным усилиям Белорусского Детского фонда. Не способна была кардинально изменить ситуацию и международная благотворительная миссия во главе с известным американским детским кардиохирургом Вильямом Новиком. Новая эра началась только 1 января 2005 года, когда в Минске в составе РНПЦ «Кардиология» открылся детский кардиохирургический центр. Только за год там делают сейчас около 1.000 операций, из них 300 — малоинвазивных. Это когда не нужно разрезать грудную клетку, на несколько часов останавливать сердце, когда уже не понадобится долгая медикаментозная реабилитация в больничных стенах.
Совсем недавно наши детские кардиохирурги совершили новый прорыв. Вот так, максимально щадяще, сделали операцию на сердце с дефектом межжелудочковой перегородки полуторагодовалому Никите. Потом еще двум ребятам 4 и 10 лет. Раньше в таких случаях, а их примерно 100 на год, без скальпеля было не обойтись. И даже успешная операция не страховала от грозных осложнений. Сегодня риск сведен практически к нулю! На теле маленьких пациентов — ни одного шрама (в сердце проникают через сосуды бедра). А сами они, поди, уже и забыли, как выглядит центр... Корреспонденты «СБ», наоборот, решили в него заглянуть, чтобы воочию оценить преимущества нового метода (который, кстати, в мире появился только в этом году) и увидеть детских кардиохирургов в деле.
8.30. У кабинета заместителя директора РНПЦ «Кардиология» по детской кардиохирургии Константина Дроздовского маленький аншлаг: подписываются срочные бумаги, обсуждаются спорные вопросы... А в операционном отделении, где обувь меняют на одноразовые тапочки на входе, рядовое утро: сегодня в плане 3 операции. Нам предстоит стать свидетелями в том числе и четвертой операции по новому методу.
Как объясняет Константин Викентьевич, дефект межжелудочковой перегородки — диагноз, не совместимый с жизнью для сотен маленьких пациентов. Это своего рода дырочка в сердце. Опасных она размеров — нужно побыстрее закупорить. Окклюдером. Это такой уникальный медицинский инструмент из специального сплава с эффектом памяти (то есть как его ни мни — всегда возвращается в исходное положение). Его совершенствовали не один год, прежде чем питерские ученые изобрели окклюдер, который в 80 — 82 процентах случаев способен сделать свое дело именно при помощи малоинвазивного метода. Минздрав не пожалел денег, хоть стоимость немецкого окклюдера — около 3 тысяч евро, а кардиохирурги — сил и умений...
Но вначале мне предлагают увидеть операцию на сердце традиционным, открытым методом.
11.00. Облачившись во все стерильное, перешагиваю порог операционной. Огромному аппарату искусственного кровообращения временно предстоит заменить сердце 10–дневному крошке весом всего 2,8 килограмма. Еще в 8.10 над ним склонились четверо медиков во главе с детским кардиохирургом Александром Башкевичем. У малыша врожденная патология сердца — гипоплазия дуги и восходящей аорты. Нужно ее расширить, иначе преодолеть даже три лестничные ступеньки будет не под силу, а счет жизни пойдет на год–два... Мне разрешают на минуту занять место одного из ассистентов.
11.42. В нескольких сантиметрах от моих глаз — маленькое сердечко. Красивое, спешащее жить... Мама мальчика, сама по профессии врач, сейчас ждет известий в одной из палат. Но впереди еще не один час операции. И мне почему–то до боли не хочется видеть, как останавливают детское сердце. Хоть и для того, чтобы оно увереннее застучало снова...
12.05. Операционная, где скальпелем не орудуют и не останавливают сердце ни на мгновение, выглядит принципиально по–другому. Ее главный элемент — это двухпроекционный ангиографический аппарат, задача которого — выбрать наиболее выгодную позицию, чтобы одновременно транслировать изображение нужного органа сразу в нескольких плоскостях на мониторы. Я появляюсь как раз в тот момент, когда 7–летнему мальчику уже закрывают артериальный проток, который не закрылся в момент рождения.
Александр Савчук, заведующий рентгенэндоваскулярным отделением детской кардиохирургии, здесь главный волшебник. И, казалось, даже обрадовался моему визиту:
— Посмотрите на монитор... Вот в этот сосудик мы изнутри сейчас имплантировали нитиноловую спираль с эффектом памяти. 20 минут — и все! Беды больше нет... А мальчик отойдет от наркоза, и завтра–послезавтра мы его выпишем.
12.20. Мальчика увозят в палату.
— Сколько я сделал операций? — улыбается в ответ на мой вопрос Александр Иванович. — А умножьте 600 на 19! — и уже поднимается навстречу 14–летней Саше из Бреста.
Это потом, когда ее уведут ассистенты, доктор Савчук расскажет мне, что с такой дыркой в сердце, как у девочки, гинекологи не рекомендуют рожать. А парням с подобным пороком никогда не служить в армии, не работать в МЧС и уж точно не полететь в космос... У Саши было пожизненное освобождение от уроков физкультуры.
— Но сейчас мы это исправим! Через полгода может участвовать хоть в спринтерских забегах. Глядишь, еще чемпионкой будет!..
13.00. Александр Иванович отходит от операционного стола и садится рядом со мной:
— Саша завтра уедет домой. А вы, наверное, будете разочарованы, потому что уникальный окклюдер, предназначавшийся ее сердцу, устранит порок другому маленькому пациенту. Только что мы сделали окончательную диагностику, проникнув катетером в левый желудочек сердца. И что увидели? Проток, который ранее диагностировался как 10–миллиметровый, — не более 1,5 миллиметра! Такие размеры никак принципиально не влияют на функции сердца, и инородное тело здесь ни к чему. В основе всех запретов и ограничений, как выяснилось, лежала врачебная ошибка. Через 2 года Саша приедет к нам снова на эхокардиографию. Но кардиохирург ей точно больше не нужен!
Невыдуманные истории
Сюжет, описанный мной вначале, когда материнские мечты разбиваются о врачебный приговор, — отнюдь не вымысел. К сожалению, не редкость. И даже не пережиток прошлого...
С Ольгой Долговой, приехавшей в Минск из Новополоцка спасать своего новорожденного сына Святослава, я познакомилась в палате ДКХЦ, куда врачи вот–вот должны были принести ее кроху из реанимации. Она с трудом скрывала волнение: первенца не видела уже несколько дней. Рядом на кровати аккуратно сложены ползунки, цветастая рубашечка, чепчик... А ведь еще на 29–й неделе беременности в женской консультации ее наперебой убеждали избавиться от плода. Мол, идиотка, дура, не ведаешь, на что идешь. Но, чувствуя поддержку мужа и родственников, Ольга отправилась в Витебский областной кардиологический диспансер, где узнала о центре, где спасают детские сердца. За счет государства. И уже вскоре будущую маму наблюдали и оберегали минские врачи.
Первоначальный диагноз был переписан на более мягкий, но помощь все равно требовалась, и поскорее. К сожалению, устранить порок малоинвазивным методом не представлялось возможным. Но ведь открытая операция — тоже не проблема. Когда я писала эти строки, 2,5–месячный Святослав уже ехал домой. Здоровым...
К сожалению, не все матери такие, как Ольга. Константин Дроздовский рассказал, как отказываются от своих малышей еще в роддоме, услышав от врачей «порок сердца»:
— И ладно еще когда мать отказывается от младенца с синдромом Дауна, у таких малышей порок сердца — явление заурядное. А тут, бывает, забираешь кроху буквально из родзала, спасаешь, радуешься и спешишь отдать мамаше здоровеньким... А она уже подписала отказ и знать о нем не желает!
Интересно, есть ли еще у команды доктора Дроздовского непокоренные вершины? Нет, Константин Викентьевич уверен: «Нам подвластен любой диагноз. Повторю — любой!» Тогда как понимать то, что еще пару недель назад пресса и интернет–сайты пестрели фотографиями малышей с пороками сердца, которым, дескать, срочно требовались деньги на лечение за границей? Константин Дроздовский тут же вспомнил другой случай. Привели к нему мальчишку. Доктор его обследовал, подтвердил диагноз и говорит родителям: берусь! Но чтобы получить идеальный результат, дал время — мол, подрастет, наберет вес, это важно. Сообщил время госпитализации и записал парнишку в лист ожидания. И вдруг через несколько месяцев случайно в интернете натыкается на срочное объявление: именно для этого мальчика просят собрать 20 тысяч евро — на операцию на сердце в США. Самое же удивительное было в том, что такие операции в Америке стоят 100 тысяч долларов...
15.10. Я покидаю стены центра, где реальный рабочий день нормирован не Трудовым кодексом. Мои собеседники даже не знали, во сколько их дождутся дома. И не догадывались, что в этот день они «залатали дыру» еще в одном, правда, взрослом сердце. Моем... В него имплантировали уверенность, что волшебники в белых халатах — не только где–то там, далеко за границей. И гордость, что они живут рядом с нами.
