С чего начинается Родина? С картинки в твоем букваре… Донбасс. Специальный репортаж у линии фронта

Минск, суета последних августовских дней. Родители собирают детей в школу. Скоро торжественная линейка, цветы, улыбки, первый звонок, первый урок... Донбасс, здесь школы, детсады, университеты к учебному году готовят прежде всего специалисты по разминированию и строители, дежурят силовики, работают системы ПВО. Из-за постоянных обстрелов не для всех детей прифронтовых городов и сел прозвучит первый звонок, а в 1‑й класс пойдут мальчики и девочки, никогда не знавшие мира.

Горловская школа № 31 в 2020 году.

По школам — прицельно

Те школы, которые после бомбежек натовским оружием еще можно восстановить, Донбасс восстанавливает, помогает Россия. В СШ № 31 Горловки сейчас тоже почти круглосуточно работают строители, до 1 сентября всего ничего. Шум, пыль, огромные дыры в стенах и потолке, пустые окна… Сложно разобрать, где какие классы, помещения. Когда сюда вернутся дети, неизвестно. Школьный звонок и линейка, скорее всего, для учеников будут онлайн, как и само обучение. Собирать детей в учреждении образования опасно.



…Открываешь дверь — перед тобой непривычная, недетская памятка «При обнаружении взрывоопасного предмета категорически запрещается дотрагиваться до него, пользоваться рядом с ним телефоном, перемещать, накрывать, закапывать…», нужно держаться подальше и срочно сообщить в такие-то службы. За начальником управления образования администрации Горловки Марией Полубан поднимаюсь в музыкальный зал. Говорит:

— Школа № 31 уникальная, она единственная на всю республику с инклюзивным обучением и с предоставлением дошкольного образования в группах компенсирующего типа, где обучаются дети с нарушениями зрения. К сожалению, уже второй учебный год у нас дистанционное обучение и линейка онлайн. Школа обстреливалась дважды. Прямое прицельное попадание. Это очень страшно. Целясь в школы и детсады, они показывают свою фашистскую сущность. Однако мы обязательно все восстановим.

Мария Полубан.

В прошлом году националисты тоже устроили «праздник» ко Дню знаний. Ранило и мою близкую знакомую. У нее двое детей-школьников (их белорусы как-то вывозили в Минск, подальше от войны), муж служит. А тут — ранение, доставали из плеча осколок. Восстановление было тяжелым… Но только пробивалась связь, Аня — в родительский чат, оправдывалась перед учителями, что не успела запастить всем необходимым для дистанционного обучения. Таковы реалии их жизни.

И сейчас боевики обстреливают школы, жилые кварталы из реактивной артиллерии калибром 122 мм, ствольной артиллерии — 152 и 155 мм. Рассыпают на людей запрещенные «лепестки», зная, что на них подрываются в том числе дети. Идет обстрел кассетными боеприпасами. Что это значит? Над домами, школами Горловки, Донецка, Ясиноватой, Макеевки и других разрываются кассетные боеприпасы, из них сыплются и взрываются на земле суббоеприпасы (маленькие бомбы, начиненные игольчатыми поражающими элемен­тами или металлическими шариками). Так стараются убить как можно больше мирных людей.


А это год 2023-й. То, что стало со школой после вэсэушных обстрелов.
Чем эти террористы отличаются, к примеру, от тех, что 1 сентября 2004‑го взяли в заложники детей, их родителей и учителей в школе Беслана? Разве что национальностью и способом террора.
Почему преступники бьют именно по учреждениям образования? Потому что там — дети, продолжение, будущее народа. Потому что там начинается образовательный и воспитательный процесс, в маленького человечка закладывается то самое — доброе и вечное. С детсада и школы, по сути, начинается идеология государства. Печальный результат обратного мы, к сожалению, видим в школах, подконтрольных Украине. Там бомбить не пришлось, сработали другие методы.

«Хочешь в школу?» — «Очень хочу»

Не в обиду учителям мирных городов. Когда у детей спрашиваешь: «Хочешь в школу?» — бывает, поморщатся. Не потому, что в школе что-то не так. Просто дети — дети, и балуются, играют они, понятно, охотнее, чем корпят над учебниками.

В Донбассе дети, у которых отняли школу, говорили мне, что мечтают туда вернуться.

…Мариуполь. Город восстанавливают достаточно быстро. Люди меняются, шутят, улыбаются. В квартирах появились вода, электричество. Исчезли костры, полевые кухни у подъездов… Все это было еще в прошлом году.
Идем проведать школьника Дениса, у него осколочное ранение правой руки. Стучим в дверь, за спиной вместо соседней квартиры — дыра с видом на другие разрушенные дома. Нет соседней квартиры — разбомбило, теперь восстанавливают.
Слушаю сбивчивый рассказ подростка и его мамы. Жили в частном доме возле «Азовстали», там были особо тяжелые бои.

— Папа всегда говорил: «Доченька, свой прилет все равно не услышим», — рассказывает Лилия. — 30 марта прилетело. В квартире все падало… Я вижу: рука моя висит… Одной рукой как-то мамку откопала, у нее открытый перелом… Папу еле нашла… Он смотрит на меня и говорит: «Не хочу так умирать»… Сосед прибежал… А я ребенка найти не могу. У меня шок. Нашла. Рану увидела, надо было промыть. В подвале нашла только компот, как-то одной рукой открыла, промыла.

Лиля плачет. А как тут не плакать?

Лилия под обстрелами сумела перебраться с сыном в подвал, родители (как оказалось потом, они погибли почти сразу) оставались в квартире.

— И выйти нельзя: обстрелы. Думала, если выйду и не дай бог что, ребенок без меня в подвале не выживет. Там мы прожили месяц. У самой был перелом, девушка одна мне палки к руке приложила, чем-то зафиксировала. Она и рану одну Денису зашила, вторую трогать было нельзя. Стерилизовали водкой, через день делали перевязки. Еле приспособилась все делать одной рукой… Девушку эту убило, ногу оторвало, когда она попыталась на улицу выйти.

Лиля говорит, что, сидя под домом, не знали, ни какой день недели, ни какое число:

— В конце апреля за нами пришли наши мальчики из ДНР. Мы грязные, голодные, напуганные. Накормили, одежду дали, вызвали врачей.

Лиля плачет. А как не плакать? «Могилу отца, — говорит, — нашла, мамину — нет». Денис принес фото дедушки и бабушки — единственное уцелевшее. Вещей у них из прошлой жизни, можно сказать, вообще не осталось. Как и дома.
…Той ночью 11 марта 11‑летний Артем с мамой и отцом спали на полу в коридоре. Прилет. Отца убило сразу. Мама закрыла ему глаза, пока мальчик выбежал на лестничную клетку за помощью.
Той ночью Артем с мамой и папой спали на полу в коридоре. Прилет. Отец погиб сразу, его сына и жену ранило.

Его ранило в ноги, но от шока боли не чувствовал. Она пришла потом. Слушаю Наталью:

— Я проснулась от взрыва и странного ощущения в ноге, она будто горела. Темно. Перед глазами сперва какой-то шар, потом тишина, потом крики. Муж погиб сразу… — Наталья часто делает паузы: говорить тяжело. — У ребенка было ранение ноги, на плече ожог. У меня — открытый перелом верхней части бедра. Свекор нашел машину, сына отвезли в одну больницу, меня в другую. Там тоже был ад... Операцию мне сделали, ногу сохранили. Я очень благодарна… У нас даже была еда два раза в день. Самое вкусное — гороховый суп на глюкозе и физрастворе.

Позже, 2 апреля, в больницу зашли ВСУ, повыбивали окна, отстрелялись и убежали.

— А у нас же много лежачих было — не уйти. И дети были. Меня, помню, только вниз снесли, как потолок обвалился прямо на мою койку… Потом пришли русские ребята, эвакуировали на бэтээре. Едешь — и везде такие руины. Весь наш город разрушен…

Наталья тогда не знала, где сын. Связи не было. Однако сын с дедом маму искал. И нашел:

— Мы долго в подвале сидели. Раны на ногах гноились, дедушка (когда была возможность) возил к врачам… Я очень боялся, что маму никогда уже не найду. Искали везде. Когда связь появилась, обзванивали больницы и здесь, и в Донецке, и везде. Нашли.

Рассказывал, как люди выживали в подвале, как пробирались под обстрелами к колодцу за водой, готовили еду на костре. И прислушивались к каждому звуку в ожидании тишины или слов: «Все, братцы, свои! Выходите!»

Живет семья в квартире родственников. У стенки — мамины костыли и Артемов мяч, он играет в футбол почти шесть лет, центральный нападающий. А еще играет на гитаре и рыбачит.

— Бычков, — говорит, — ловлю. Потому что их мама любит.

СШ № 3 города Кременная.

Надежда

Так зовут маму Максима. Живут в Мариуполе, как говорят, на левом берегу, там было много разрушений. Дом подростка снизу доверху в следах прилетов. Первой нас встретила разноцветная кошка.

А вы знаете, что разноцветные коты приносят счастье? — спрашиваем.

— Знаем, — отвечают. — Проходите. Это наш зал.

Все комнаты изуродованы обстрелами, и не разберешь, зал тут был или какое-то другое помещение.

Надежда, мама Максима.

В общем, тут был зал, — продолжает мама. — Я возле окна сидела, Максим — за столом, когда вечером 24‑го все и случилось. У меня осколочное, ставили аппарат Елизарова. У Макса осколок возле сердца доставали…

— Я потерялся после прилета, — говорит Максим. — Звон в ушах. Было страшно. Видел в окно, как горело возле школы в дыре от мины… Выбежал в коридор, звал на помощь. Папа перетягивал маме ногу, она висела буквой «г». Мама еще была в сознании... Входную дверь выбило взрывом.

Из соседней комнаты голос:

— Макс, нашла твой дневник.

— Несите, — говорю. — Отличник, наверное?

Максим улыбнулся. Наверное, впервые, за нашу встречу:

— Не совсем.

У Максима осколок попал рядом с сердцем.

— Контрольная работа — тройка, — мама листает знакомые страницы. — О, два. Три, четыре, три… Вот пишут: на уроке не работает, нарушает дисциплину…

Книг и тетрадок не осталось. Все они были в том столе, которому досталось после прилета.

— Соскучился ли по друзьям? Конечно. Из класса в городе остались только пару человек, остальные уехали… Мы в основном дома сидели. Из окна только видел, как летало что-то. Свист слышал, видел, как «Грады» прилетали — и потом облако грязи, дыма. Видел обрушенные дома. Убитых тоже видел. Один мужчина недели полторы лежал мертвый у нашего подъезда, нельзя было убрать. Потом кто-то похоронил. Говорят, там же, у подъезда.
…В эту поездку не успели заехать в Мариуполе в один частный дом, в нем очень много детей. Изначально там жила большая семья, потом папу убил снайпер. Похоронили прямо во дворе, а на холмик дети принесли игрушечные машинки — в подарок папе. В этом доме приютили и других детей, чьи родители были убиты, получился стихийный детский дом.
Музыкальная школа, Кременная.

«Пойти за водой к колодцу и не бояться, что в тебя ­кто-то выстрелит»

В молодой семье ждали прибавления. Обстрелы страшные. Потом пропали отопление, газ, вода, электричество, слушаю молодую маму Ольгу из Мариуполя:

— В подвал не спускались, думая: что там завалит, что тут. Начались схватки. Садимся, едем. Кругом стреляют, взрывы… Роддом, где была на учете, разбили. Поворачиваем в горбольницу. Она тоже обстреляна, но работает. Врач посмотрела, сказала, что меня в сопровождении МЧС отвезут в другую больницу, но и ее в тот момент бомбили — и всех рожениц оттуда везли к нам. Народу много, мест нет, и поехали мы домой.

Даша родилась дома, под обстрелами.

К вечеру — сильные схватки. Скорая не приедет, на улицу не выйти. Роды принимал дома муж. Так на свет появилась Даша.

— Из дома, считай, не выходила. Стреляли. Единственное, у подъезда костер. Погрели, покушали. Но туда особо не набегаешься, а ребенку каждые три часа нужно смеси готовить. Хорошо, после пандемии в доме осталось много спирта, на нем воду и кипятили.

Новости, говорит, узнавали, поймав донецкую волну по единственному радио, работавшему на батарейках:

— Жили одним днем. Ложились, надеясь завтра проснуться. Потом через разбитый мост стали привозить еду, соццентр открыли, стало полегче. Смогли спокойно ходить за водой к колодцу и не бояться, что в тебя выстрелят.

Малышке уже больше года. Почти столько же ее родители пытались получить свидетельство о рождении. Долгая переписка и так далее. Все законы ведь рассчитаны на мирное время, и не было такого понятия, как «роды во время войны». Пришлось даже через ДНК-тест подтверждать материнство.
…Район Горловки. До позиции ВСУ пару километров. Еще один адрес и семья, которую хотелось проведать. Брат и сестра — школьники, мама ничего не видит, инвалид с детства. Все, считай, на отце.
В общем, доехать до них для нас было важным. Частный дом. По дороге (как всегда, в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте) пропали связь и интернет. Места глухие, народу нет. Честно, в районе «шахты 6/7» немного заблудились, заехали в лесопосадке чуть ли не за линию фронта. После «предупредительных» танковых выстрелов развернулись, начали поиски по новой. Добрались.

Дети показали на соседний дом:

— Недавно прилетало. Папа людей вытаскивал. Мужчину спас, женщину не смог. Вон дальше еще один дом, там тоже человека убило. И у нас потолок обваливался, кровати приходилось выносить.

Красивые, светлые люди и этот их мрачный дом…

Девочка Милена рассказала, как недавно падал потолок в ее комнате и как вовремя она успела выбежать. Показала книги, которые читает. Сообщила, что идет в 7‑й класс, а брат — в 9‑й:

Виталий и Милена листают старые школьные фото...

— Да мы уже и забыли, что такое школа. Три года дома сидим… Школу нашу разбили… Брат еще и в музыкальную когда-то ходил, но уже и «Кузнечика» не сыграет.

Брат покосился. Взял гитару, собираясь доказать обратное. Не вышло, отложил. Улыбнулся:

— Приедете в следующий раз — обязательно что-нибудь сыграю. Как к учебному году готовимся? Да никак. А толку? По интернету ничего не понятно.

Раньше здорово, говорят, было. Учились. Нормально учились, пятерки, четверки. Девочка принесла свои рисунки, старые школьные фотографии:

— А это Виталика. Сейчас посмотрим, каким он был. Вот — 2‑й класс, а вот его первая учительница.

Виталик осторожно покосился, его глаза улыбались. Было видно, что и он, и сестра очень скучают по своей школе, по учителям и общению со сверстниками, по школьной библиотеке, куда часто заглядывали.
— Когда книжки сдавала, шла по нашей разваленной школе… Когда-то там весело было, шумно. А тут идешь — и холодно как-то, грустно, пусто. Как будто мертвое все… Пусть все будет как прежде.
 — Как-то крутимся, стараемся, не сдаемся, — сказал папа. — Главное, живы и здоровы.

СШ № 4 города Кременная.

…Новый прифронтовой поселок и новая трагедия мирных людей. Их дом бомбили. Отец и старший сын сгорели заживо почти сразу. Чудом, хоть и с тяжелыми травмами, спаслись мама и младший из сыновей…

— У меня семеро детей. Старший служит, еще один сын ранен, двое подростки еще, — рассказывает мне другая женщина. — До позиций ВСУ буквально 15 минут ходу. Дети в школу, понятно, не ходят, но очень хотят. Тут же постоянно стреляют по нам! Сколько можно уже?! Дом разбит. А куда бежать? Бежать некуда. Разве что в подвал. Так с 2014 года и живем. Раньше дети в школу ходили. Только пойдут — обстрелы. И назад уже ползком возвращаются. У нас и «кассеты», и «фосфоры» тут летали. Что только тут не летало. Херачат прямо по нам, без разбору.

…Заехали к детям в больницы (привезли лекарства и угощения от белорусов и россиян). Для них День знаний пройдет у кого в палате, у кого на операционном столе… Десятки тысяч донбасских школьников-переселенцев встретят 1 сентября в чужих городах…

gladkaya@sb.by

t.me/lgbelarussegodnya

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter