Пейзаж, который вдохновлял Якуба Коласа, может "украсить" частный коттедж

Родны кут

Нам хватит работы на родной земле, еще и потомкам останется. Надо строить. Исправлять то, что когда–то сделали не очень хорошо. Обновлять обветшавшее. Но есть места и объекты, их немного, которые следует оставить в покое. Они бесценны или сами по себе как памятники природы, или их сделали ценными люди, которых мы считаем великими. Мы нашли, обозначили охранным статусом или музейным инвентарным номером далеко не все раритеты. Надо продолжать поиски. Очень плохо, когда такие ценности находят, например, копатели или им подобные граждане, которые в свою пользу обращают то, что принадлежит всем нам.

1. Нулевой цикл


Дело это поначалу виделось вполне рядовым, земельно–природоохранным, условно говоря. Минчанка Ирина Бруй кратким письмом сообщила редакции, что в деревне Миколаевщина Столбцовского района кто–то начал строить коттедж на расстоянии около 100 метров от берега Немана. В деревне, дескать, имеются другие участки на безопасном расстоянии от реки, которые местный сельсовет мог бы выделить приезжим.

Роман Малявко: «Я несколько раз просил председателя — вывези мусор!»

Новостройка вплотную прилегает к участку тети автора письма, Екатерины Бруй. «Тетя обратилась за разъяснениями в сельсовет, но в ответ услышала: «Жалуйтесь куда хотите». Вот по этому вопросу — правомочно ли вести строительство частного коттеджа в такой близости от Немана? — я и обращаюсь в редакцию, поскольку газета «СБ. Беларусь сегодня» имеет большой авторитет в обществе и не оставляет без ответа обращения читателей», — заключила автор.

Все просто: предстоит ответить на конкретный вопрос. Поначалу подумалось: едва ли принципиально, что тетя, как сообщила читательница, приходится... племянницей Якубу Коласу.

...В Миколаевщине пришлось поплутать. Трижды прохожие не смогли подсказать дорогу к дому по улице Наднеманской, 21. Неужели здесь так много приезжих? Наконец, двое местных парней взялись показать путь. Своим вопросом «Вы тоже здесь строитесь?» косвенно подтвердили: проблема есть.


Пока на участке пришельца только охраняемый фундамент.

Екатерина Бруй встретила возле своей крохотной хатки. Уточняю: вы действительно приходитесь Якубу Коласу племянницей? Хозяйка вынесла фотографии. Вот, говорит, моя мама, Мария Михайловна Бруй, родная сестра Коласа. Вот, смотрите, к ней приезжали журналисты, брали интервью, фотографировали. «А есть ли фото самого Коласа?» Увы. Только общеизвестные снимки, но эксклюзивных, чтобы Песняр стоял здесь, возле дома, один или с близкими — таких нет.

Неман блестит сквозь кустарник, спускаемся к реке и натыкаемся на изгородь. Видно, что строится настоящий хозяин. Участок аккуратно застолбил калиброванными бревнами, навесил сетку, поставил калитку. Пока без замка, но таблички по периметру предостерегают: «Внимание! 24 часа ведется видеонаблюдение». На деревьях камер не видать: неужели из космоса хозяйство стережет? Пока на участке лишь нулевой цикл, фундамент. Но в уголке, ближе к Неману, уже разбит цветник и высажены молодые деревца. Хороший хозяин, понимает в красоте! Интересно, сколько этажей построит?

Подъезжает на небольшом тракторе сосед Екатерины Михайловны Роман Малявко. Сердит, почти негодует: «Здешние не будут тут строить: капитал нужен. Это ж запретная зона!» Про «капитал» говорит с намеком, с подтекстом. Дескать, лишь бы кто в таком месте не построится. Местное начальство клеймит резко и без экивоков: мало ему дела до природы. Ведет меня ближе к реке и показывает свалку, которая формировалась явно многие месяцы. До Немана — меньше 15 метров.

И что, начальство не знает? Знает, отвечает Роман Михайлович: «Я к Медведю несколько раз приходил: договорись с колхозом, вывези мусор, поставь таблички... Нельзя так! Отсюда ж племя Коласа пошло!» Распрощавшись с бабой Катей и ее соседом, еду в сельисполком. Вопрос к председателю Анатолию Медведю: законно ли выделен участок? Медведя на месте нет, нахожу его в Столбцах, откуда мы вновь возвращаемся в Миколаевщину: председатель намерен показать землеустроительное дело и доказать законность новостройки.

Литературный музей Якуба Коласа в Смольне.

Он абсолютно спокоен: жалоб явно не боится. Ему все равно, кому выделять участок: местному или минчанину. Всем рад, потому что вырученные за участки деньги поступают на счет сельисполкома и расходуются на благоустройство: ремонт дорог, кладбищ, заборов... В прошлом году скромный местный бюджет получил таким образом более 150 млн неденоминированных рублей. Чем меньше пустующих участков, тем лучше: иначе их приходится не единожды обкашивать.

Порядок для всех один. Человек пишет заявление, зачисляется в очередь, ему предлагают варианты. Не факт, что соискателю достанется именно приглянувшееся место. На землях сельсовета — 13 населенных пунктов, и везде нарезаны участки на продажу. «Строго по государственной кадастровой стоимости!» — подчеркивает Медведь. Льготы имеют лишь многодетные семьи и те, у кого нет другого жилья. В двух местах земля продается только с аукциона. Но в отдаленных деревнях застройщики брать землю не желают, предпочитают Русаковичи и Миколаевщину. Кстати, после обеда председатель должен быть в суде: предстоит снять с регистрации два изъятых участка, чтобы предложить их новым владельцам.

Бумаги, которые показал Анатолий Медведь, у меня не оставили сомнений: земельный надел гражданину Са–цкому С.К., который подал заявление в сентябре 2016 года, выделен законно. В типовом деле подшиты два десятка документов: перечень свободных участков, справка, экспликация, расчет, выкопировка, решение сельисполкома, пояснительная записка «Белгеодезии»... А вот и план участка площадью около 9 соток, который синими печатями и подписями начальников согласовали все районные службы: землеустроительная, природных ресурсов и охраны окружающей среды, архитектурно–строительная, электросети, МЧС...

Выходит, что участок вовсе не в запретной зоне? Что ж, в черте Столбцов и ближайшей деревни Новый Свержень много подворий выходит буквально на берег Немана — и ничего. Остается сочувствовать автору письма Ирине Бруй и ее тете, чьи отдаленные родственные связи с классиком ничего в данном деле не меняют. Да, коттедж испортит Екатерине Михайловне привычный пейзаж. Она не рада, и любой на ее месте был бы недоволен. Обычное дело. Сплошь и рядом в городах возле одной многоэтажки вырастает вторая, закрывая жильцам первой пейзаж и горизонт. Жизнь продолжается, и деревенская отличается от городской только масштабами.

На этом я собирался закончить, лишь попеняв за мусор председателю сельисполкома. Неслыханно! Вся страна еще до субботника практически вылизана. Повсюду люди с метлами выметают последние соринки, а тут такое творится. Медведь про свалку знает. Но ее ликвидация, оказывается, требует... согласования с лесхозом. Я–то по наивности думал, что это лесхоз должен согласовывать свои действия с исполкомом. Он главней! Впрочем, мне ли указывать власти.

Но что–то мешало поставить точку... Вот что — участок бабы Кати! Лежащий на отшибе деревни, он еще и никак не огорожен. Как будто хозяйка каждого приглашает: подходи и любуйся пейзажем. А не хаживал ли по подворью сам Якуб Колас, даже если фотографии этого не удостоверили?

Я нашел номер филиала «Миколаевщина» Государственного литературно–мемориального музея Якуба Коласа. Трубку подняла заведующая. «Софья Петровна, вы знаете о строительстве возле дома бабы Кати?» — «Знаю. Рассказал Семен Петрович Корсик, наш научный сотрудник». — «С вами по этому поводу советовались?» — «Никто со мной не советовался». Я понял, что нужно вернуться в Миколаевщину.

2. Столбцы и столбы


Я долго не мог найти Софью Мицкевич в условленном месте, возле музея, ездил по Столбцам туда–сюда. Петлял по улицам, видел традиционные для райцентра рекламу, указатели и вывески, но не замечал признаков уникальности именно Столбцов, ясных примет того, что приближаюсь к «шляху Коласа» и реликвиям, к которым он ведет. Странно. Огромные силы и средства вложены в создание уникального музейного комплекса, а вот обозначить его издали, как подобает, их не нашлось.

Екатерина Бруй возле своей хатки, где не раз бывал ее знаменитый родственник.

При встрече Софья Петровна подтвердила эти впечатления: буквально накануне она была у заместителя председателя райисполкома Сергея Шестеля и просила помочь с указателями. Оказывается, плутают многие туристические группы, которым она так же, по телефону, назначает встречи. Автобус, бывает, вместо Акинчиц уедет в сторону Несвижа. Допускаю, что районными силами трудно спроектировать и сделать указатели, достойные этого маршрута. Взялись бы за это студенты–архитекторы, а турфирмы или местные бизнесмены скинулись бы по рублику, чтобы оплатить заказ. Но вернемся к главной теме.

На попечении Софьи Мицкевич фактически пять музеев, которые включает комплекс «Миколаевщина»: Акинчицы, Смольня (здесь их два), Альбуть, Ласток. Она еще и экскурсии проводит: буквально вчера принимала группу из Барановичей. Даже не пытаюсь повторить ее рассказ: эмоциональный, детальный, описывающий жизнь Якуба Коласа и события вековой давности в их удивительной, почти мистической взаимосвязи. Сами приезжайте, все увидите и услышите. Сейчас только главное, тезисно.

Музей в деревне Акинчицы (сейчас это окраина Столбцов) разместился вдоль бывшей «екатеринки», ведущей к Москве столбовой дороги. Неподалеку пролегала параллельная, тайная. Постройки не аутентичны: восстановлены. Интерьер и утварь показывают крестьянский быт минувших веков. Младенец Константин Мицкевич, будущий Песняр, провел здесь лишь несколько месяцев.

В Смольню и Миколаевщину, к родовому гнезду писателя, едем по «шляху Коласа». Год назад обновили асфальт — при деятельном участии председателя облисполкома Семена Шапиро. Сейчас это вполне комфортный для избалованного туриста маршрут. Впрочем, бывающих в Смольне иностранных гостей, по словам Софьи Петровны, удивляет именно музей европейского уровня... среди леса. В Смольне фактически два музея: мемориальный, посвященный первой встрече Коласа с Купалой, и собственно литературный.

На обочине среди деревьев тут и там стоят массивные резные изваяния, посвященные произведениям классика или событиям прошлых лет. Вы знаете, например, историю происхождения названия — Столбцы? Была чума. Местные монахи помогали больным как могли. Заразились сами. Чтобы не распространять неизлечимую болезнь, заперлись в монастыре и подожгли себя. Благодарные земляки обозначили место их мученической смерти двумя столбами... Голливуд по такому сюжету уже бы блокбастер снял.

К родовому кладбищу в Миколаевщине, где покоятся отец и мать Якуба Коласа, многие родственники, едем улицей Александра Сенкевича. Удивительная судьба! Дважды герой литературных произведений. Сенкевича, своего друга, в трилогии «На росстанях» описал сам Колас (в образе Алеся Садовничего) и советский писатель Александр Фадеев — как доктора Сташевского в романе «Разгром». Участвовал в революционных учительских сходках в Миколаевщине: тогда здесь было больше 30 учителей! Но если Колас получил за это трехлетний тюремный срок, то Сенкевич успел уехать в США. В Мэриленде окончил медицинский факультет, работал врачом в Чикаго. Узнав про революцию, вернулся в Россию через дальневосточное Приморье, где вступил в партизанский отряд Сергея Лазо. В сталинское время был наркомом здравоохранения БССР и председателем Комитета по радиовещанию. Потом — три доноса, арест и смерть от туберкулеза...

Улица Сенкевича проходит по деревне дугой. Тут и там меж крестьянских хаток красуются респектабельные обжитые коттеджи. Немало участков пустует, некоторые обозначены колышками и веревкой: куплены. «Почему бы не здесь выделить землю господину Са–цкому?» — вопрошает Софья Петровна. Она провела свое расследование и кое–что про новосела выяснила: из Дзержинска, предприниматель, занимается строительством.

Мы на «тайной тропе». Сейчас это асфальтированная дорога, ведущая в Столбцы окольным путем. Здесь, на окраине Миколаевщины, Софья Мицкевич обычно останавливает туристические автобусы, «угощая» гостей пейзажем и рассказом. Вон там, на горизонте, работала ткацкая мануфактура Радзивиллов, там — «шведская гора», место побоища. А здесь было болото, через которое и пролегала «тайная тропа». Сам Лжедмитрий, уже воцарившийся в Москве, распорядился проложить по болоту гать, чтобы его невеста Марина Мнишек проехала комфортно и незаметно. Вот каким перекрестком событий и судеб далеко не местного значения оказалась скромная деревня.

Бабу Катю застали в доме на печи. Закряхтела, смутилась, извинилась («промерзла»), вышла с нами во двор. Здесь я и задал Софье Петровне заготовленный главный вопрос: «Можно ли предположить, что Якуб Колас бывал, стоял на этом месте и видел пейзаж, который сейчас видим мы?» — «Так он и стоял, бывал, видел, потому что постоянно приезжал к сестре Марии». Для того Софья Петровна и приводит сюда туристов (пешком, конечно), чтобы они увидели этот пейзаж. Напоминает описание деревни, которая в трилогии предстает как Микутичи; читает гостям знаменитые строки «Мой родны кут, як ты мне мiлы!..» Колас написал их в тюрьме. Не этот ли пейзаж их навеял?..

3. Послесловие


Сохранились реликтовые места, хотя их мало, где мы словно из машины времени можем увидеть наш край таким, каким его воспел Колас. Почти первозданную природу, деревни без машин и спутниковых тарелок. Хатка бабы Кати осталась такой же, какой ее построили предки. Обжитая, теплая, но при этом практически экспонат, раритет. Такой же и пейзаж вокруг: пологий спуск к берегу вдоль сосновой опушки, река, поля за ней и лесистые холмы на горизонте... Здесь в поле зрения нет ни одной приметы цивилизации, даже телеграфного столба. Впрочем, уже есть — точеные столбики нового домовладельца и фундамент. Поначалу я думал, что коттедж (да хотя бы и дачка) лишь закроет живописный вид со двора Екатерины Михайловны. Теперь понимаю, что он для всех нас захлопнет окно в прошлое. Безвозвратно!

Заведующая музеем Софья Мицкевич: «Со мной никто не советовался».

И через пару лет, когда дом уже будет построен, а экскурсовод, стоя на этом месте, поведет рассказ про Якуба Коласа, его место в исторической памяти и самоидентификации белорусского народа, слова эти будут звучать... фальшиво. Потому что часть этой памяти окажется уже навсегда стертой. Потеря будет невосполнима. Представляю какого–нибудь любознательного туриста, который однажды спросит: как же вы могли такое допустить, что взамен получили? Спросит, как и сегодня спрашивает, недоумевает научный сотрудник музея Семен Петрович Корсик: почему именно в этом месте дали землю частнику? Экскурсовод ответит: он уплатил кадастровую стоимость в бюджет сельсовета, ее хватило на покраску нескольких заборов...

Кстати, кто–то уже собирался строить на этом же месте несколько лет назад. Эту историю местные изложили мне в трех разных версиях. Первая: появился строительный вагончик и стройматериалы, потом все вдруг исчезло. Вторая: бытовка сгорела. Третья: не сгорела, но кто–то развел вблизи ее костер... Намек был правильно понят. Я ни на что не намекаю. История уже похожа на предание и ясно говорит, насколько коренные жители не хотят видеть здесь чужака. В любом другом месте — на здоровье. Только не здесь.

На живописном панно, что украшает стену литературного музея в Смольне, «родны кут» классика охватывает все обширное пространство между Столбцами и Миколаевщиной, включая Ласток и Альбуть. Но Миколаевщина играет не рядовую роль в судьбе классика. Возможно, и ключевую. Неспроста же он здесь построил для потомков школу на свои деньги, неспроста и весь комплекс назван именем деревни.

Здесь надо особенно беречь все, что хранит первозданный облик. Как бережем девственные леса в Березинском заповеднике, где даже ягоду нельзя сорвать. А ведь можно бы заработать распиловкой! Чудом сберегли в Минске фрагменты Троицкого предместья и Верхнего города: иначе что показывали бы туристам, чем сами любовались? А вот семикупольную церковь в Миколаевщине, мини–копию храма Василия Блаженного, не сберегли. Чиновные атеисты снесли ее, когда Софья была ребенком. Она помнит, как плакала мама.

...Кадастровая сумма уже поступила в бюджет, но дело пока не приняло необратимый размах. Еще осталось время, чтобы остановить... нет, не строительство, напротив — разрушение. Части нашей общей памяти. Пусть даже на одном крохотном клочке земли. Полотно исторической памяти — нам оно нужней, чем туристам, — и складывается мозаикой из множества таких же бесценных фрагментов. Не само собой складывается, а нашими общими усилиями, если мы того хотим. Или не хотим?

Этот вопрос я не стал (само собой, представившись и объяснив цель приезда) задавать районному начальству. При всем уважении к сель– и райисполкому это вопрос иных инстанций: министерства, ведомства, историко–культурной общественности. Очень надеюсь, что их представители приедут в Миколаевщину и коллегиально оценят происходящее. Тянуть нельзя: застройщик скоро начнет класть стены.

Неужели ему жить негде? Или, как предположила Софья Петровна, желает сауну поближе к воде? Втайне надеюсь, однако, что он все поймет, устыдится и вовремя остановится. Кадастровая стоимость пойдет в зачет, когда он получит участок в другом месте. Знаю пример в Дзержинском же районе, где от глубокого карьера после рекультивации следа не осталось: распахивай и засевай. Ликвидировать фундамент для умелого строителя, если таковым является предприниматель Са–цкий, дело пары дней. Уверен, что люди, местные и туристы, это оценят. Возможно, когда–нибудь на лужайке вновь будут расти грибочки, которые баба Катя здесь собирала.

ponomarev@sb.by

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter