Выпуски новостей изобилуют сообщениями о техногенных катастрофах, столкновениях на политической и религиозной почве, терактах… Как освещать эти кровавые и непростые события? Где лежит грань между профессиональным долгом и моралью? Должно ли общество знать все о трагедиях или только крупицы, просеянные через сито силовых ведомств? Все эти проблемы обсуждались на международном семинаре «Роль СМИ в предотвращении техногенных катастроф», который прошел в Минске.
Страх сильнее пули
Древним народам на земном шаре было привольно, а современным цивилизациям становится все теснее. Мир вступил в фазу перманентного противостояния. Народовольцы конца ХIХ века и левые эсеры начала прошлого века ужаснулись бы, узнав, до какой степени наша современность развила теорию террора. Разрушения или убийства уже перестали быть главной целью «бомбометателей». В большей степени теракты несут психологическую нагрузку. Взрывы домов в Волгодонске и Москве унесли несколько десятков жизней мирного населения. Потери, не сопоставимые с жертвами чеченских кампаний, но именно теракты получили больший резонанс, чем боевые действия. Несколько мешков тротила заставили почувствовать дыхание смерти жителей многомиллионных городов. А страх морально разлагает общество, разрушает его психологически.
Во время событий в Нальчике я находился в Москве. Автоматные очереди трещали за тысячи километров, но в Первопрестольной было неспокойно. Боязнь повторения дерзкой выходки где-нибудь рядом сквозила по улицам. Беспокойство москвичей чувствовалось в мелочах, но из них-то и складывается жизнь. На проходной телевидения милиционер одной рукой проверял документы, а второй – сжимал рукоятку автомата, не снимая пальца с пускового крючка. На улицах ожесточились патрули, в метро появились внутренние войска с собаками.
Октябрьское выступление боевиков окончилось их поражением. Но лишь в стратегическом значении. Они достигли психологической цели: ужас волнами раскатился по городам России. Когда я ехал в московском метро, поезд вдруг затормозил и остановился посреди перегона. Явление это достаточно банальное: видимо, пропускал электричку по другому пути. Но по вагону искрой проскочило беспокойство. Хорошо, поезд скоро тронулся, все с облегчением вздохнули, будто избежали серьезной опасности.
Театр смерти
Психология террористов уже достаточно глубоко изучена психологами. Большинство ученых сходятся во мнении: теракт для его исполнителей – один из способов самовыражения через кровь и страдания других, возможность покрасоваться на телеэкранах, привлечь внимание всего мира к своей персоне. Кстати, именно этот мотив толкнул убийцу Джона Леннона на преступление. Одним выстрелом он вписал свое имя в историю музыки. Некоторые специалисты утверждают: многие террористы отказались бы от своих акций, если бы знали, что не попадут в поле зрения СМИ. Эта теория стала «всепогодным» оружием против репортеров.
Да, подчас в погоне за эксклюзивом, рейтингом, славой, гонорарами журналисты работают на грани фола. Но сознательно границу профессионального честолюбия и подлости переступают лишь единицы. Поэтому коробит, когда на СМИ пытаются ненавязчиво переложить весь груз моральной ответственности за теракты. К примеру, во время операции на Дубровке телевизионщики «подставили» ФСБ, запустив в прямой эфир кадры начала штурма. Оказывается, нельзя было снимать! Тогда куда смотрело оцепление? Потом ведь были судебные процессы над пособниками террористов, где выяснялось, что они передавали по каналам связи все передвижения спецподразделений и последние новости. Так чем могли так уж навредить легальные телекамеры?!
Не хочу оправдываться, но репортеры не Боги, а обычные люди, не наделенные, в отличие от силовиков, специальными полномочиями и юридическим статусом. Не обладаем мы и даром ясновидения, чтобы мгновенно оценить: может сюжет повредить операции или нет.
Впрочем, у московских командиров спецназа своеобразный подход к проблеме: вообще не надо освещать антитеррористические операции. Мол, потом, чуть ли не после окончания расследования, все можно показывать. Этак года через полтора. Но это уже будет не репортаж, а мемуары.
Как писать про теракты, какие делать телевизионные сюжеты – проблема сложная и глубокая. Терроризм за последние лет пять сделал шаг вперед, освоив новые методики и механизмы. Взрывы и налеты – это лишь видимая часть айсберга. Его же подводный элемент, менее заметный, но наиболее опасный — информационная война.
Вдохновители и вожди терроризма даже среднего звена уже не бегают с автоматами, а занимаются идеологией, разрабатывают более тонкие и эффективные способы «разрушения» противника. А проводить силовые акции нанимают «пушечное мясо», как в Нальчике. Ведь, по данным российского управления по борьбе с организованной преступностью, среди восставших в городе боевиков не было профессиональных чеченских бойцов. Боевиков навербовали из среды местных маргиналов. Например, один из задержанных – молодой парень — признался: за уличные бои ему обещали заплатить две тысячи долларов. Сумма для безработного огромная.
— В первую чеченскую кампанию кто нас только грязью не поливал, — говорили командиры спецподразделений во время «круглого стола» по проблемам терроризма в Москве. – «Федералы» — звери, истребляют мирное население…» Как после такого воевать, а потом дома в глаза родным и друзьям смотреть?
Обиду спецназовцев понять можно. Но если разобраться без эмоций, однобокость журналистских материалов – вина не только СМИ. В начале чеченской войны операторов и близко не подпускали к районам боевых действий. Зато «пресс-центр» в Грозном работал исправно: полевые командиры охотно организовывали съемки сюжетов почти для всех каналов. Тогда у Басаева интервью не взяли только ленивые…
Вот для федеральных сил и вышла боком их таинственность. Они не захотели общаться с прессой — высказался противник. Увы, эти ошибки не учли до сих пор. В российских оперативных штабах даже нет «штатной клетки» для специалиста по работе со СМИ. Репортерам фактически по-прежнему предлагают собирать материал самостоятельно.
Словами делу не поможешь
Многие видят решение проблемы работы репортеров в горячих точках в разработке специальных деклараций, которые содержали бы неписаные законы журналистской этики. Идея хорошая, но утопичная. Всегда найдется отступник от конвенции и за счет этого вырвется вперед. Если боевики устроят брифинг и российские журналисты его пробойкотируют, то информацию дадут западные телевизионщики.
Пожалуй, единственный выход – более тесное сотрудничество силовых ведомств с репортерами. Мы находимся по одну сторону баррикады, только профессии у нас разные. Необходимо серьезно пересмотреть принципы системы аккредитации. Пока она налагает на журналистов больше обязанностей, чем прав. Репортер должен визировать материалы в ведомстве-аккредитаторе, согласовывать тексты и так далее. За «хорошее» поведение «своему» корреспонденту будут регулярно слать пресс-релизы скучных «заседаловок» и приглашать на конференции, на которые и «дикарем» попасть не большая проблема. А когда дело коснется серьезных тем, настойчиво попросят пройти за красную ленточку ограждения, как и всех. Так в чем прелесть аккредитации?
Пора более уважительно относиться к репортерам. Особенно когда дело касается освещения террористических проявлений. Цивилизация подошла к той черте, когда журналистика из литературной профессии превращается в полувоенную. А выиграть идеологическую баталию без информационного оружия невозможно.
Классики журналистики утверждают: в хорошую статью должна попадать максимум треть собранного материала. Остальное служит лишь рабочим материалом для «качественного» представления о ситуации. Этот тезис проверен многими поколениями репортеров и аналитиков. Словом, чтобы грамотно освещать антитеррористические операции, автор должен знать в три раза больше, чем публиковать. Тогда и не будет досадных ошибок и недоразумений, подобных прямому эфиру из переулков Дубровки.
Противоречия между силовиками и репортерами можно решить через систему аккредитации, изменив ее сущность. Проверяй журналистов на надежность по различным каналам, предъявляй высокие требования к честности и порядочности, но и предоставляй объективную информацию. Если откроются официальные каналы для профессиональной журналистской работы, то большинство сами откажутся от репортерской «партизанщины».
