Равнодушное прощание

На тягостной церемонии прощания с писателем А.Солженицыным, нобелевским лауреатом, было очень мало людей...

На тягостной церемонии прощания с писателем А.Солженицыным, нобелевским лауреатом, было очень мало людей. Как свидетельствуют очевидцы, десятки, возможно, сотни. Мелочь, деталь, которая ничего не меняет в нашем отношении к автору «Архипелага ГУЛАГ»? Трудно сказать. Но мне этот факт показался важным, и вот почему.


Ведь в наших традициях долго и мучительно прощаться с мессией, все равно, какой эпохи и какого масштаба. Вспомните описания прощания со Сталиным, своеобразным антиподом писателя: вся страна содрогалась в конвульсиях. И если бы плакал только «пролетариат», так сказать, или партчиновники, а не «мыслящий тростник». Вот Илья Эренбург, читаем в мемуарах («Люди, годы, жизнь»), «рыдал в голос». Да не только он, но и прочие собратья по писательскому ремеслу. А ведь Эренбург — эстет, европеец, критически мыслящий человек, многое понимавший. И толпы, толпы, сотни только раздавленных в этой толпе.


Вот уходит Ленин — всеобщая скорбь, страна на коленях.


Возьмем эпоху «проклятого царизма», смерть, например, Некрасова. Не идеальный человек, картежник и т.д., но ведь провожали тысячи честных людей.


Конечно, было много и таких, за кем тоже не шли «миллионы»: вот Маркс, того провожали в последний путь шесть человек. Вот писатель Булгаков — десяток–другой почитателей и друзей.


Но ведь сегодня ситуация иная: много и открыто говорим о свободе, борьбе с тоталитаризмом, почему бы всем (многим) и не поклониться праху ушедшего писателя. Но ничего не говорили и не писали об автобусах почитателей таланта, следующих в Москву, аренде самолетов и т.п. Никто (насколько известно) не рванул в Москву из Минска и Бреста, бросив дела и сказав, что «не могу иначе».


И вот вопрос: почему? Первая мысль, которая возникает: общественное сознание не простило Солженицыну борьбы с СССР. Здесь очень сложное переплетение причин и следствий, но одно ясно: оно, это абстрактное общественное сознание, все еще «держится» за те ценности, которые дороги многим поколениям. Пусть даже они совпадают с временами Сталина. Далеко ведь не случайно он лидирует в «Именах России», о которых мы говорили. В силу ряда причин ведь «любят», продолжают «любить» Сталина и «не любят», не хотят «любить» Солженицына. Хотя первый — «тиран», а второй — «борец за свободу и счастье». Парадокс? Ментальный перекос? Азиатчина? Есть что обсудить, не правда ли.


Вторая мысль: есть разрыв между официальным отношением к ушедшему писателю и отношением к нему, допустим, писательского цеха. Солженицын ведь был вне этого цеха. И не потому, что «лауреат», он лично был скромным и достойным человеком, позерство любого рода ему не было присуще. А потому, что считал, что «знает правду», и стремился этой правдой облагодетельствовать людей. Он в каком–то смысле оставался чужим для «цеха» — вот в чем еще дело. Конечно, писатели все — гении, только есть признанные, обласканные, а есть вечно сидящие в засаде непризнания и поедания самих себя. Творить в стол в расчете на вечность — это ведь непростое испытание.


Государство в лице высших чиновников отреагировало адекватно: был Путин, прилетел, прервав отпуск, Медведев. Но это можно понять и в дипломатических категориях: европейское светило, авторитет для Запада, а вот сонма чиновников ранга поменьше не наблюдалось. Корреспондент «Известий», перечисляя присутствующих на прощании, назвал почему–то лишь одного ныне малоизвестного С.Бабурина.


К этому важно добавить и следующее обстоятельство. Солженицын, вне сомнений, писатель умный, его именуют «мыслителем» не зря. Он заслужил это имя. Но что, «Раковый корпус», например, это та книжка, которую мы будем держать на своем ночном столике и время от времени возвращаться к ней? Или «Архипелаг», он что, как книжка Джерома, рассказы Аверченко, «Мастер» Булгакова, чеховские рассказы (ранние прежде всего) и т.д., будет нашим «вечным спутником»? Позвольте усомниться. Не потому, что «мало таланта» или «мало художественности», это вообще неизмеримые понятия. А потому, что есть вещи, которые нашему собственному израненному сознанию даются очень тяжело. По тем или иным основаниям. Книги Солженицына — из их числа. И «Красное колесо» вряд ли кто дочитает до конца...


Ведь западный читатель, обращаясь к работам писателя, читает их отстраненно, глазами марсианина: ты посмотри, как там у них, у этих загадочных русских! А у нас этот «Раковый корпус» — в генах, в подкорке. Для западного читателя все, написанное нобелевским лауреатом, приемлемо, потому что построено на отрицании тех ценностей, которые отрицает и он, западный обыватель. Для нас же все намного сложнее. Более того, вот эту сложность мы с наслаждением культивируем, она нам — как стакан огуречного рассола поутру после пьянки.


Подводя итог, замечу, что многое связано и с тем фактом, что Солженицын — прежде всего публицист. А это выстраивает совсем иную картину. Публицистика — это всегда «злоба дня», это на острие мнений, это когда есть десятки позиций и твоя — лишь одна из многих. Он искал, находил аргументы, но ведь, как получается, эти аргументы не достучались до сердца. Они были, похоже, сугубо рационалистическими, порой мессианскими. А «пророков» не любят... Наши люди любят, когда чувство — «любовь», знаете ли. Любви, судя по всему, было маловато. А где нет любви, там нет и рыдающей толпы у дорогого праха. Впрочем, кто знает, может, так и надо...

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter