О деталях посреднических шагов Пекина не сообщают ни индийские, ни пакистанские СМИ. А это верный признак того, что канал политических консультаций между Исламабадом и Нью-Дели активно действует. Свои же действия Китай афишировать не желает, даже если они приносят пользу. В этом смысле показательны слова из передовицы китайской газеты Global Times, описывавшей возвращение Аджая Бисарии, которое состоялось «благодаря Китаю и другим вовлеченным в конфликт сторонам».
Или еще один пример. 27 февраля состоялась трехсторонняя китайско-российско-индийская встреча, которая, как водится, осудила терроризм во всех его проявлениях. Таким образом Пекин отдал дань уважения Москве, старому союзнику Индии, при этом роль России была, скорее, исключительно представительской.
Пекин предпочитает стоять за сценой, вовлекая в посредничество максимальное количество игроков, при этом совершенно сохраняя большую часть нитей такого процесса в собственных руках. Это однозначно подтверждается несколькими недавними работами, описывавшими дипломатию Пекина на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. Нити эти — экономические. Пекин создает «Китайско-пакистанский экономический коридор» (КПЭР) — инфраструктурный проект, который в Пакистане называется не иначе как «будущей надеждой» для страны.
Индия же — одна из немногих стран, которая сопротивляется китайскому вмешательству, в том числе и посредничеству в нынешнем конфликте. Индийские эксперты даже настаивают на том, что Пекин долгое время оказывал покровительство боевикам «Джаиш-е-Мухаммад» («Армии Мухаммада»), которые и организовали подрыв автоколонны индийской армии 14 февраля. Мало того, индийцы осмелились сомневаться в проекте КНР «Один пояс и один путь», который, кстати, считают «геополитической угрозой» региону.
Как бы то ни было, примирения между Нью-Дели и Исламабадом ждать пока не приходится. Хотя бы потому, что конфликт выгоден обеим сторонам. Индия — накануне выборов, результат которых предсказать трудно. Именно поэтому, чтобы набрать очки, действующему кабинету министров, представляющему Индийскую народную партию (БДП), необходимо показать силу и стойкость. И теракт боевиков «Армии Мухаммада» в этом смысле состоялся очень вовремя. В индийском парламенте уже цитируются слова нынешнего советника по национальной безопасности Аджита Даваля из интервью 2010 года, где тот утверждал, что в 1999-м правительство дало указание выпустить из тюрьмы Масуда Азхара, лидера «Армии Мухаммада», что стало причиной роста террористической активности боевиков. В Пакистане же видят в происходящем попытку Индии помешать переговорам США с движением «Талибан», а также дестабилизировать ситуацию в КПЭР, поскольку Индия не желает терять деньги, вложенные в афганские власти по ту сторону линии Дюранда (линия, которая считается границей между Афганистаном и Пакистаном). Нельзя исключать и трения между силовыми структурами и исполнительной властью в Пакистане: «Армия Мухаммада» вполне может поддерживаться пакистанскими силовиками, о чем премьер‑министр Имран Хан может даже не догадываться.
Войны же едва ли кто-то хочет. Эксперты считают риск полномасштабных боевых действий минимальным: обе страны владеют ядерным оружием, которым выгодно угрожать, но не пользоваться, а вот денег на «обычную» войну уйдет слишком много.
shavialiou@bsu.by
