Последняя ошибка старого доктора

– Ты смотри тут, окурки не разбрасывай, – ворчливо сказал следователь милиционеру, курившему в кулак на крыльце. – Разбирайся потом…
– Да как можно, товарищ прокурор, – густо покраснел тот. – Мы ж не впервой…
– Извини, старик, погода…
Следователь вдруг вспомнил, что именно этот молоденький старлей вскарабкался на высоченную дверь, выдавил над ней раму и, ужом проскользнув в узкое оконце, впустил оперов в дом. Иначе ничего не получалось: массивные створки были плотно закрыты изнутри…
– Всем стоять! – поднял руку старший группы, вглядевшись в темному коридора. – У нас тут вроде как душегубство образовалось…
Милицию вызвали соседи, обеспокоившись тем, что Константин Никодимович, доктор Корнейчук, третий день не показывается во дворе, а в курятнике бунтуют некормленые куры. Жил он бобылем, а в семьдесят с хвостиком всякое может случиться. Соседи потарабанили в дверь, попытались заглядывать в окна, но, так ничего и не разглядев через мутное стекло, взялись за телефон.
Собственно, Никодимыч официально считался бывшим доктором, с десяток лет тому уйдя на пенсию из местной больницы, где служил невропатологом. Но, как известно, бывших медиков не бывает, а потому он оставался настоящим земским врачом, к которому можно было обратиться за помощью в любое время суток. Конечно, за серьезные хворобы Никодимыч не брался, а вот если давление измерить или там радикулит полечить – это всегда пожалуйста. Впрочем, жителям Давид-Городка был он известен не только врачеванием, но прежде всего своим увлечением, ставшим второй профессией, – был доктор Корнейчук коллекционером. Семьи у него никогда не было, а потому никто не мешал ему всю жизнь заниматься собирательством. Причем коллекционировал Никодимыч не абы что, а старинные монеты, часы, ювелирные изделия и иконы. По слухам, водились у него и немалые деньжата, хотя точно на этот счет никто ничего сказать не мог: доктор практически никого в дом к себе не пускал, даже случайных пациентов принимал исключительно во дворе. Единственным человеком, который имел представление о коллекции, была племянница Константина Никодимовича, самый близкий ему человек. Время от времени она навещала старика, убирала в доме, иногда готовила обед, стирала белье. Именно она помогла составить опись коллекции. Сама же коллекция исчезла, а ее владелец лежал на пороге своей комнаты со связанными за спиной руками и заклеенным скотчем ртом. Тяжело умирал старый доктор. Ему нанесли более двух десятков ударов твердым предметом по голове и лицу, жестоко пытали, прижигая свечой спину, а потом задушили. Труп забросали старыми газетами и подожгли, полив предварительно тело найденной в доме водкой. Но то ли водка никуда негодной оказалась, то ли газет мало было, да только огонь лишь превратил в пепел бумагу и спалил верхнюю одежду.
– Дело ясное, что дело темное, – сказал старший группы оперативников. – Вызывайте из Пинска важняков.
Так в Давид-Городке появились старший следователь по важнейшим делам прокуратуры Брестской области Иван Данилович Носкевич, а позже его коллега Василий Васильевич Горегляд. Началась сумасшедшая по напряжению полугодовая работа, которая в конце концов поставила точку в одном из самых громких уголовных дел нынешнего года. А ведь поначалу особо никаких зацепок не было. Ну сопротивлялся старик, ну задушили его тем же скотчем… Ну утащили коллекцию… Высланные на нее ориентировки занимали несколько страниц. Значились тут и 30 золотых монет царской чеканки, и 100 медных старинных монет, и монеты французские, и несколько десятков золотых и серебряных часов, мужские и женские перстни с драгоценными камнями, кулоны, цепочки, нательные кресты… Всего на 80 с лишним миллионов рублей. Это весьма приблизительно и по госцене. Можно только догадываться об истинной стоимости коллекции. Грабитель (или грабители) не тронул только иконы, решив, наверное, что займут они много места и сбывать их не в пример труднее золота.
Вот, собственно, и вся информация. К сказанному стоит лишь добавить, что преступники действовали в перчатках: отпечатки пальцев отсутствовали. Зато… зато внимание следователя привлекла к себе спичка. Обыкновенная обгорелая спичка, на которой была отчетливо видна капля крови. Вообще говоря, крови здесь хватало: палачи свою жертву не щадили. Но чем черт не шутит – решено было отправить спичку на экспертизу. Вскоре выяснилось, что кровь на ней принадлежит не убитому, а другому человеку. Это и была та самая ниточка, за которую уцепилось следствие. На помощь пришла генотипоскопия, точно установившая ДНК того, кто неосторожно бросил спичку. Достаточно оперативно нужные данные оказались у следователей. Теперь оставался пустячок: -- провести тестирование подозреваемых, взяв у них образцы слюны. Но, во-первых, конкретных подозреваемых не было и в помине, а во-вторых, число тех, кого следовало проверить на всякий случай, перевалило за 400 человек: хоть и невелик Давид-Городок, а криминального контингента здесь всегда хватало.
Но все это будет позже, а пока важняк Носкевич стоял у калитки старого, послевоенной постройки дома и наблюдал за тем, как хлопцы из Столинского РОВД опрашивают соседей.
– Вот горе-несчастье, гражданин сотрудник! – зацепил его чернявый мужичок в расхристанном курте. – Правду говорят, что нашего доктора убили? Кто ж теперь бедных людей лечить будет?!
– В больнице нужно лечиться, – машинально ответил важняк. И спросил вслед уходящему:
– А это что еще за орел?
– Гераська-цыган, – сказал участковый. – Да нет, он вроде тихий. Так, ездит с женой по деревням, всякой ерундой торгует. Хотя… черт их разберет, что у них на уме.
Между тем и соседи, и свидетели из числа знакомых убитого в один голос твердили, что ничего подозрительного не замечали, а про врагов покойного ничего не слыхали. То же самое утверждали и местные коллекционеры, которые так или иначе пересекались с Никодимычем по всяким собирательным делам. Один из них вспомнил, что с убитым дружил его покойный дед, другой пожаловался, что доктор был редкостным скрягой и полностью свою коллекцию никому не показывал. И так далее… Это было на редкость утомительное занятие -- каждый день допрашивать случайных свидетелей, протоколировать их показания, а потом сидеть над протоколами, мучительно отыскивая в них хоть что-нибудь, проливающее свет на трагедию, случившуюся в конце января 2007 года. Горегляд же Василий Васильевич позже признается, что тогда его больше всего занимал вопрос: откуда на месте преступления взялись пластмассовые и металлические обломки неизвестного происхождения? Но вот пришли данные экспертизы, из которых следовало, что это осколки рукоятки пистолета “VALTRO”. Есть такая итальянская газовая цацка, которую легко можно переделать в боевое оружие калибра 9 миллиметров. Значит, что? Значит, несчастного били по голове именно этим “твердым предметом”. Что это дает? Да ничего конкретного: попробуй, найди теперь эту самоделку!
И тут… Не зря говорят, что капля камень точит. Опрашивая одного свидетеля за другим, следователи вышли на человека, который клятвенно утверждал: за день до убийства он видел у дома Корнейчука машину, предположительно “Жигули” первой модели. Номера свидетель, естественно, не запомнил, а вот то, что возле машины прохаживалась симпатичная девушка, готов поклясться. Похоже, в конце тоннеля наконец-то забрезжил свет.
Хуже нет, чем ждать да догонять. Ориентировки на подозрительную машину были отправлены не только по Беларуси, но и по всем странам СНГ. Оставалось набраться терпения, а его в данном конкретном случае как раз и не хватало – каждое утро начиналось для следователей одним и тем же звонком в дежурку:
– Что нового?
Там уже начинали потихоньку звереть:
– Да успокойтесь вы, ей-богу. Как только что-то появится, вам же первым и сообщим. Хоть ночью…
Поди успокойся, если идет уже третий месяц, а следствие особо вперед не продвинулось: проклятая “копейка” как сквозь землю провалилась. Взялись было снова за свидетелей, но ничего путного из этого не вышло. Один из них клялся, что возле дома убитого стояли не “Жигули”, а иномарка. Второй утверждал, что речь идет о фургоне, а третий хоть сейчас брался указать на грузовик, на котором перевозили из местного лесничества краденые дрова. Аналогичная история происходила и с предполагаемой хозяйкой машины: ее меховой полушубок чудесным образом трансформировался то в красный пуховик, то вовсе наоборот -- в кожаную куртку. Объявился свидетель, своими глазами видевший, что возле машины стояла вовсе не девушка, а усатый хлопец в кавказской кепке. В общем, время шло, а из заслуживающих внимания новостей появилась только одна: ушел на повышение Иван Носкевич, а тягомотное дело выпало завершать одному Василию Горегляду. Справедливости ради следует сказать, что следствие, вообще говоря, не прекращалось ни на минуту: ожидание ожиданием, а продолжалась та еще работенка по забору анализов слюны у тех, кто попал под милицейский колпак, систематизировались оперативные данные, шли допросы свидетелей… Василий Васильевич отныне ездил из Пинска в Давид-Городок как на службу – ежедневно, не жалея ни казенного, ни собственного бензина. Фортуна просто не имела права не вознаградить эти старания хотя бы благосклонной улыбкой. И она, похоже, сжалилась: из Ярославля пришел факс, где говорилось, что там задержана машина с антиквариатом. Машина белорусская, а экипаж – двое мужчин и… женщина. Неужели те самые? Немедленно в Россию были откомандированы двое сотрудников Брестского областного управления внутренних дел. А к концу недели стало известно, что первый след, появившийся в следствии по делу об убийстве коллекционера, никуда не привел: задержанные оказались хоть и белорусами, но гомельчанами, а обнаруженный в машине антиквариат никакого отношения к Давид-Городку не имел.
Версию с “копейкой” со счетов не сбросили, но теперь все внимание было обращено ко второму следу, который неожиданно проявился в начале мая в Дрогичине. В тамошний райотдел вдруг заявилось лицо цыганской национальности и, рванув на груди рубаху, поклялось, что знает, кто совершил ограбление в Давид-Городке. Было лицо мужского пола, имело двадцать шесть годков от роду и две судимости. По его рассказу выходило, что в начале года к нему обратились двое жителей Кобрина, которые очень интересовались местом проживания Корнейчука. За хорошие деньги цыган взялся показать дом № 1 на улице Малиновского в Давид-Городке, что, собственно, он и сделал. Они подъехали к дому глубокой ночью, двое вломились в дверь, а он, цыган, испугался и убежал. Самое интересное, что добровольный свидетель назвал конкретные имена тех, с кем ездил в Столинский район, указал их адреса. Ничего не оставалось, как задержать до выяснения обстоятельств двух достаточно крутых бизнесменов. Все выглядело настолько правдоподобно, что Горегляд словно почувствовал дыхание удачи. И зря, второй след тоже оказался ложным. Это выяснилось на первом же следственном эксперименте, где дрогичинский цыган сначала нужный дом так и не нашел, а потом настолько запутался в деталях, что вынужден был признаться: тех, кто уже неделю парился в изоляторе, он оговорил. Подозреваемых, извинившись, выпустили, а цыгана за ложный донос усадили на скамью подсудимых.
…Между тем в Давид-Городок пришло лето, отцвели многочисленные вишневые сады, а берега Горыни плотно оккупировали приезжие рыбаки, коих здесь в это время года всегда великое множество. Не до красот и рыбацких забав было важняку Горегляду, он прекрасно понимал, что если и третий след окажется тупиковым, то быть этому делу, на которое потрачено столько сил и здоровья, в разряде “глухарей”. Третий след – это пятно крови на обгоревшей спичке, это 432 анализа слюны, над которыми колдуют столичные специалисты криминалистической экспертизы.
…Позвонили из Минска под вечер:
– Накрывай поляну, Василий Васильевич, с тебя причитается: вычислили мы злодея. Можешь хоть сейчас ехать его вязать. Кровь принадлежит Федоровичу Герасиму Михайловичу. Знаешь его?
– Всех не упомнишь… Вообще, что-то знакомое.
И только на следующее утро, когда следователь вместе с оперативниками приехал на задержание подозреваемого, он вспомнил его. Ну конечно, тот самый Гераська-цыган, который так печалился по убитому доктору. Как он там говорил? “Горе-несчастье?”. Вот именно.
Возле дома Федоровича стояла телега, куда хозяин на пару с женой таскал клетчатые базарные сумки – наладился ехать торговать.
– Какая приятность, гражданин сотрудник, какая радость! – засуетился он, завидя ранних гостей. – Заходьте в хату.
– Ладно, Гераська, хватит дурака валять. Сам знаешь, сколько веревочке не виться…
– Знаю, не дурак…
– А коли знаешь, то собирайся – с нами поедешь.
Не нужно только думать, будто на этом вся история сразу же закончилась. Упирался Федорович ожесточенно, вины своей не признавал, все обвинения отвергал… И понадобился еще месяц на то, чтобы выиграть окончательный поединок с преступником, припереть его к стене фактами, логикой и… результатами экспертизы. Так или иначе, сдался цыган Герасим и поведал старую, как мир, историю о человеческой жадности, которая никого еще до добра не доводила. Он, Герасим, давно уже точил зуб на коллекцию старика Никодимыча. Видеть ее не видел, но по слухам выходило, что хранит у себя доктор несметные сокровища. С ним самим Герасим был хорошо знаком – иногда помогал старику по хозяйству, а тот при случае лечил цыгана от всяких болезней, время от времени и деньги одалживал. Поэтому, когда январским вечером к коллекционеру постучали, он без особых колебаний открыл дверь: увидел через глазок соседа и решил, что тому опять помощь требуется. И это была последняя ошибка старого доктора. Он немедленно получил удар по голове рукояткой газового пистолета. Убийца втащил бездыханное тело в комнату, связал руки жертвы скотчем, после чего привел хозяина в чувство и приступил к допросу. Вопрос был один:
– Где деньги и золото?
Если старик молчал, Федорович принимался его избивать. Потом начал прижигать спину и ноги Никодимыча огнем свечи. А когда альбомы с монетами, шкатулки с часами и ювелирными изделиями были упакованы в одну из тех самых клетчатых базарных сумок, Герасим коллекционера задушил. Злодействовал он в перчатках, но когда бил старика рукояткой пистолета, то треснула пластмассовая накладка. Осколки порезали убийце руку, а капля крови упала аккурат на спичку, которой он зажигал свечу.
Суд приговорил Федоровича Герасима к 20 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.
…А украденное так и не нашли. Убийца утверждает, что продал его на базаре в Сарнах, однако поиски пока так ничего и не дали. Как знать, может быть, где-то и всплывет коллекция, которую ее хозяин таил от людей много лет и за которую поплатился жизнью.