Был ли Маккейн уникальной фигурой для американского политического класса и окажет ли его уход какое-то влияние на американскую политику, в частности, на отношения США с Россией и другими странами бывшего СССР? То, что Маккейн оставил свой след в «евразийской» политике Вашингтона, не подлежит сомнению. Собственно, реакция на его смерть в разных постсоветских столицах весьма показательна. Если в Москве Маккейн заслужил репутацию едва ли не «главного русофоба», то в Киеве и Тбилиси его кончина вызвала глубокое сожаление на самом высоком уровне, и даже появились предложения увековечить имя американского сенатора в местной топонимике.
Сенатор Маккейн и система его взглядов были, безусловно, реликтами холодной войны. Выходец из семьи потомственных военных, а значит, тесно связанный с интересами американского ВПК, ветеран вьетнамской войны, переживший травмирующий опыт многолетнего плена, Маккейн не мог не занять «ястребиной» ниши в американской политике. Он представлял образец черно-белого одномерного мышления, в котором Америка как «империя добра» противостоит многочисленным врагам. Исходя из личного опыта Маккейна, прошедшего горнило вьетнамской кампании и сформировавшегося в реалиях холодной войны, этот враг был определен однозначно и навсегда. Даже после распада СССР, когда фобии холодной войны, казалось бы, должны отойти на второй план, люди типа Маккейна продолжали поддерживать в Вашингтоне градус враждебной настороженности в отношении Москвы, в конце концов добившись того, что российско-американские отношения вышли на новый виток противостояния. Немало усилий приложил Маккейн и к стравливанию республик бывшего СССР, формированию на постсоветском пространстве новых барьеров и разделительных линий.
Уход Маккейна, с одной стороны, знаменует то, что ветераны холодной войны постепенно уходят из американской политики и есть надежда, что вместе с ними уйдут и соответствующие фобии и стереотипы. Впрочем, надежда эта весьма слабая. Ведь институциональная память намного прочнее и длиннее жизни одного отдельно взятого человека, и инерция холодной войны в политике США будет сказываться даже тогда, когда из жизни уйдут все ее непосредственные участники.
Безусловно, американская система извлечет из своих недр нового Маккейна, и не одного. Однако в ближнесрочной перспективе смерть деятельного и убежденного «ястреба» способна несколько изменить внутриамериканские политические расклады. В частности, с уходом Маккейна сильного бойца потеряла оппозиция Трампу внутри Республиканской партии.
Вообще, то, что Трамп и Маккейн не сошлись характерами, по-своему парадоксально. Ведь оба они исповедовали во многом схожие принципы неоконсерватизма и национализма, однако в лице Маккейна Трамп получил одного из наиболее яростных критиков. Возможно, как раз идеологическая близость стала одной из причин взаимной неприязни – двум медведям оказалось тесно в одной берлоге. Впрочем, идеологическое сходство Трампа и Маккейна при ближайшем рассмотрении оказывается довольно-таки поверхностным. Консерватизм и национализм Маккейна – это консерватизм и национализм непримиримого вояки, готового в любой момент броситься в бой с шашкой наголо. Консерватизм и национализм Трампа – это консерватизм и национализм торговца, видящего вокруг не столько врагов, сколько интересы и готового договариваться хоть с чертом, если это сулит какую-то выгоду. Выходцы из разных слоев и представители разных социальных интересов, Трамп и Маккейн по определению не могли сойтись. С уходом неистового аризонского сенатора хозяин Белого дома получил возможность усилить свои позиции в партии накануне осенних выборов в конгресс, а значит, укрепить свой курс и свое понимание дальнейшего развития Америки.
