Мы задали этот вопрос директору Национального научно-исследовательского центра мониторинга озоносферы, кандидату физико-математических наук Александру Николаевичу Красовскому.
— Александр Николаевич, насколько типичным для белорусского климата был недавний ураган?
— Конечно, жителям Японии такие природные явления более привычны, чем белорусам: тайфуны проносятся над этой страной каждую неделю. После каждого из них в парках остается множество поваленных деревьев, но уже через несколько часов затишья парки чисты, поваленные рекламные щиты поставлены на место, и жизнь идет своим чередом.
События, аналогичные наблюдавшимся у нас, могут быть результатом двух процессов. Во-первых, в них может быть “виноват” локальный перегрев поверхности — суши или моря — из-за отсутствия движения воздуха. Так возникают тайфуны в Карибском море, в районе Японии, из-за этого случились печальные события в Минске, на Немиге.
Во-вторых, в тайфун может вылиться встреча двух масс воздуха — холодного и теплого, то есть фронтальный циклон. Чем больше разница температур, тем сильнее идет процесс. В этом случае масштабы явления гораздо обширнее во времени и в пространстве.
Однако и в том и в другом случае необходимым условием является сильная увлажненность атмосферы. Нет влаги — нет экстремальных явлений.
— А чем объяснить иные нехарактерные для нас природные аномалии, вроде зимних дождиков или майского снега?
— Особенностью Беларуси являются большие отклонения метеорологических параметров (температура, скорость ветра, влажность) от средних значений.
Это происходит вследствие того, что наш климат определяется как переходный от морского в Западной Европе к континентальному Центральной России. Например, средняя температура февраля в Беларуси и в северной Германии одинакова и составляет примерно — 2 градуса по Цельсию. Но в Германии эта температура варьируется от — 6 до +2, а в Беларуси отклонения в ту и другую сторону в несколько раз выше.
Особенностью последних лет является увеличение количества энергии в атмосфере. Как следствие, амплитуда этих аномальных явлений растет. В прошлом году, например, мы беспокоились в связи с уходом грунтовых вод, а в этом году — уже из-за подтопления.
Именно конкуренцией воздушных потоков с материка Евразии и с Атлантического океана (Гольфстрим) определяются “броски” нашей погоды. И амплитуда их будет все более увеличиваться: наводнения и засухи станут все более обильными и продолжительными.
— Пресса сообщила, что в Припятский заповедник постепенно мигрируют степные растения, того и гляди, там запрыгают суслики. А в водохранилище Березовской ГрЭС недавно поймали пиранью. Насколько эти сведения соответствуют реальности, и что в действительности происходит с климатом нашей страны?
— Стоит ли удивляться миграциям сусликов, когда целые народы переселяются в поисках лучшего места для жизни! Посмотрите, сколько турок живет в Германии, и сколько жителей Кавказского региона — в Беларуси.
Если серьезно, то изменения фауны и флоры происходят на поверхности Земли непрерывно, во всех климатических зонах. Изменяется состав растительности и животного мира и у нас. Из бассейна Каспийского моря к нам пришел моллюск, угрожающий природному балансу Нарочанских озер. В то же время у нас, как и во всей Европе, начинают массово гибнуть сосна и ель.
А что делать с борщевиком, который пришел к нам с севера? Конечно, специалисты-биологи ответят на этот вопрос более обстоятельно.
— В Интернете много ужасных пророчеств на тему парникового эффекта и глобального потепления: нам якобы грозит полное таяние материкового льда Гренландии, исчезновение Гольфстрима и другие неприятности мирового масштаба...
— Прежде всего хочу сказать, что парниковый эффект, о котором так много говорят, — большое благо.
Если бы его не было, то средняя температура поверхности Земли составляла бы — 14 градусов, а не +16, как сейчас.
Беспокойство специалистов вызывает усиление парникового эффекта. Значительная часть специалистов-метеорологов, включая меня, это беспокойство не разделяет. Я считаю, что природные механизмы регулирования температуры воздуха пока еще существенно превосходят величину воздействия человеческой деятельности на эти процессы.
— То есть Всемирный потоп нам не грозит?
— Конечно, нет. Более того, в обозримом будущем мы научимся более точно и безошибочно предсказывать погодные аномалии.
