На выходные поехал домой, на малую родину, проведать маму. И дома все повторилось. Я спал. Под утро, в сумерках, когда сон очень чуткий, я вдруг открыл глаза. Рядом со мной стояла мама, опираясь на палочку, и смотрела на меня. Я заморгал. Она покачала седой головой и сказала: «Спи, еще рано...» Потом добавила, что заглянула в комнату поправить одеяло, накрыть мне плечи, но задержалась, задумалась. Я спросил: «О чем?» — «О жизни, сынок...» — она пожала плечами и тихо вышла, постукивая своей палочкой. Старая, худенькая, легкая, как перо. В квартире стало тихо–тихо. За окном шел снег, и мне казалось, что он падает на мамину герань.
Наутро все было в снегу: дороги, деревья, крыши домов, машины. Я пошел в магазин за хлебом и на улице подумал, что попал совсем в другую страну и даже в другое время. По узким дорожкам мамы и бабушки возили на саночках малышню. Дети были закутаны, накрыты одеялами. Щеки их краснели, а глаза поверх шарфов смотрели на мир удивленно и радостно. Дети опускали со своих саночек, как с лодок, руки в варежках в снег, то правую, то левую... Сбоку оставались борозды, прочерченные в сугробах.
Я купил хлеб. Нес его и чувствовал, как он пахнет на всю улицу, хотя и не горячий. Но я терпел и только во дворе дома не выдержал и откусил. Вкусно, как в детстве... Во дворе двое мужчин выбивали на снегу ковры. Стучали по ним, засыпали снегом, курили и смеялись. Когда они ушли, свернув ковры в рулоны, на снегу остались темные прямоугольники, чем–то похожие на картины Казимира Малевича. Но это я уже рассмотрел сверху, с пятого этажа, когда мы сидели с мамой на кухне.
Когда обедали, разговаривали. Вернее, она задавала вопросы, а я отвечал. Рассказывал о ее внучке, о том, чем она занимается, есть ли у нее парень, друзья–подружки, куда ходит, с кем встречается, что носит. И, конечно же, про здоровье. Во время разговора мама иногда начинала вспоминать что–нибудь из моего детства или из детства брата:
— Ты помнишь Клавдию Михайловну — нашего главного врача в больнице? Не помнишь... Мы с ней были в хороших отношениях. Вместе ходили на сандружину. Там и познакомились. Когда у меня ноги заболели и меня положили в больницу, так она пришла ко мне в палату и говорит: «Если хочешь, Наташа, чтобы дети выросли, если хочешь увидеть их взрослыми, то уходи с этой тяжелой работы, уходи с завода...» С завода я уходить не хотела, там хоть и тяжело работать, хоть и с ног после смены валилась, а платили хорошо. Но я подумала–подумала и ушла. Вспомнила свое сиротское детство. Подумала, что как–нибудь проживем... Видишь, прожили. Скажи внучке, что я не хочу, чтобы она уезжала из дома за границу. Скажешь?
— Скажу, мама... Давай я посуду помою.
— Не надо, сама, что тут мыть — три тарелки да две чашки. Иди отдыхай...
Такие тихие разговоры то угасали, то начинались снова. Она медленно ходила по квартире, стучала палочкой. Останавливалась у окна и смотрела на градусник, а потом сообщала, что на улице потеплело на два градуса. Под вечер заспешила к телевизору, чтобы посмотреть прогноз на неделю. Узнала, что идет похолодание, и расстроилась. Поохала, сказала, чтобы мы в своем Минске теплее одевались, а не бегали голые. Заметила, что шапка у меня не очень теплая. Села к телефону и стала звонить моему младшему брату. Но тот трубку не снимал, и она разволновалась. Пошла мерить давление.
Через час младший позвонил сам и долго объяснял, что на кухне шумела вода, а телефон в комнате... Она и ему рассказала о похолодании и попросила одеваться теплей.
В воскресенье с самого утра она все волновалась, не зная, какой гостинец передать в Минск внучке. Пять раз спросила, не забыл ли я билеты на поезд. Уточнила в десятый раз, в котором часу я уже буду в Минске. Обрадовалась, что время не очень позднее. Простились. Уже лет пятнадцать прощаемся так, словно не увидимся больше, как в последний раз. Обнялись, поцеловались...
Из поезда, сидя в теплом вагоне, позвонил домой и спросил, чем она занимается.
— Помолилась, поплакала, посуду помыла... Сейчас покормлю синичек. Ты бы только видел, сколько их прилетело... — сказала мама.
За окном проносились пейзажи: поля, леса, снега... В разрыве между деревьями мелькнул и наш дом. Там старая женщина кормит синичек... Конечно же, я этого не увидел. Слишком быстро летел поезд. Но я знаю, что мама думает о сыновьях, невестках, внуках...
ladzimir@источник
Советская Белоруссия № 26 (25161). Среда, 8 февраля 2017
