В далекие времена моего детства, когда мне было всего лишь десять лет, а моему другу Коле Карпенко на год больше, послал нас его отец как-то осенью забрать на озере Белом одновесельную лодку-челнок и доставить ее на подворье лесника, чей кордон находился километрах в пяти от озера. К этому времени мой отец уже доверял мне старенькую двуствольную тулку, и наличие охотничьего ружья в этой поездке придавало ей особую значимость. Мы с Колей, как и большинство детей, перенесших немецкую оккупацию, были небольшого росточка, и не беда, что ружье, которое мы несли по очереди, подкрадываясь к озерам по пути к дому лесника, где нам предоставят лошадь, запряженную в телегу, почти касалось прикладом земли, а при выстрелах по вылетающим из камышей уткам сильно отдавало в плечо. Радости нашей не было предела.
Большое количество озер в прилегающем к нашему родному поселку Эсхар лесу было оттого, что Северный Донец во время весенних паводков часто менял свое русло, прорывая мощным напором воды обрывистые берега и стараясь спрямить стремительное в это время года течение. Во все остальные времена года Донец спокойный, величественный и невероятно красивый, с большим количеством пляжей, лесистых островов и заливов.
Правый берег высокий, холмистый, с могучим широколиственным лесом и разлапистыми, в несколько обхватов, дубами. Левый – пониже, позволяющий своенравной реке разливаться во время паводков на многие километры в глубь леса.
Когда мы добрались до кордона лесника, он запряг нам лошадь в телегу и предупредил, чтобы во время остановок на полянах мы не привязывали лошадь, но обязательно вынимали из ее рта железные удила во избежание поломки зубов при кормежке. Сказал он и о том, что лошадь очень спокойная, добрая и послушная, любит детей.
И теперь мы отправились к озеру Белому, уже сидя на телеге и по очереди управляя лошадью.
Остановки делали часто, возле каждого попадавшегося на нашем пути озера. Лошадка спокойно паслась на полянах, ожидая нашего возвращения. Так же спокойно она бежала легкой рысцой через большие и малые перелески. Но вдруг при въезде в мрачный лесной массив испуганно захрапела и резко рванула вперед бешеным галопом. Нас швыряло так, что только чудом не выбросило из телеги. Наши испуганные крики с просьбой остановиться только придали ей прыти. Вырвавшись из леса на большую полянку, по которой в это время проходила группа мужчин и женщин, возвращавшихся в свое село и бросившихся останавливать несущуюся лошадь с двумя вцепившимися в борта телеги мальчишками, она наконец остановилась, но только после того, как один мужчина, прыгнув ей наперерез, повис на голове обезумевшего от страха животного.
— Наверняка волков услышала ваша кобылка, — высказал предположение мужчина, остановивший лошадь. – Хорошо, что хоть остановить смогли, а то погибли бы ребятишки, вон сколько ям на дороге.
А узнав о том, что мы и возвращаться будем по этой дороге, предупредил:
— Будьте осторожны, говорят, в том лесу, — он показал головой на чащу, из которой мы только что примчались, — стая волков объявилась. Так что держите ушки на макушке и двустволку свою наизготове. Волки боятся ружей. Ну, с Богом, поезжайте.
Некоторое время мы ехали молча, сдерживая вожжами еще порывавшуюся бежать лошадь, но вскоре она успокоилась, а вместе с ней успокоились и мы. И когда подъехали к Белому озеру, то уже весело смеялись, доказывая друг другу, что совсем не испугались, когда лошадка понесла. Хотя на самом деле струсили, невероятно опасаясь, что она расшибет телегу и мы оба погибнем.
Осмотрев лодку, привязанную цепью к дереву, мой друг не обнаружил ключа от замка, но эту проблему мы решили легко: выстрелом из ружья перебили цепь и с превеликим трудом погрузили лодку на телегу, прикрепив ее цепью к передку.
Затем уселись в лодку: я посередине, а Коля, как рулевой, на носу, и отправились в обратный путь. При подъезде к мрачному лесу я зарядил ружье патронами с гусиной дробью и взвел курки, увидев, что лошадь запрядала ушами и захрапела.
Удерживать ее туго натянутыми вожжами Коля смог только до середины леса, но когда в кустах послышался шум, она так рванулась вперед, что удержать ее уже никто не смог бы. На крутом повороте лодка слетела с телеги, ударилась о толстое дерево и разлетелась на несколько частей. Об это же дерево ударился и я, сразу потеряв сознание. Очнулся от диких криков моего товарища и, приподняв голову, увидел, что он бежит в мою сторону, сильно припадая на одну ногу, и угрожающе кричит, размахивая небольшой палкой. Я повернул голову в другую сторону и увидел на дороге, метрах в пятнадцати от себя, четырех волков. Ружье валялось между волками и Колей.
Он подбежал к нему, схватил, прицелился и произвел по волкам два выстрела, после которых хищники бросились в кусты.
Я попытался встать, но от острой боли опять потерял сознание и очнулся только тогда, когда мой верный и отважный друг с ружьем на шее, громко плача, тащил меня по дороге к дому.
— Почему ты плачешь, Коля? Волки же убежали.
— У тебя нога сломана и вся голова в крови. Я боюсь, что ты умрешь.
— Оставь меня на дороге и сбегай к моему отцу.
— Нет, не оставлю, тебя волки съедят. Дотащу сам.
До поселка оставалось километра три. Я опять потерял сознание и пришел в себя после того, как почувствовал, что кто-то, а это оказался лесник, обливает мою голову водой из озера, до которого он донес меня на руках.
Он был дома, когда примчалась обезумевшая от страха лошадь, а сбоку телеги болтался на цепи нос лодки. Поняв, что произошло несчастье, он выпряг лошадь из телеги, оседлал и быстро домчался до обломков лодки на дороге, но, не обнаружив там нас, развернулся в сторону поселка и почти в километре от места происшествия догнал. Он привел меня в чувство, перевязал голову, положил шины из палок на сломанную ногу и усадил на лошадь, сзади посадив Колю, чтобы тот удерживал меня руками. Сам лесник повел лошадь за повод.
Мой дорогой друг, будучи очень скромным и застенчивым, шепотом уговаривал меня никому не рассказывать об этом происшествии, а то не поверят и засмеют. И я хранил тайну несколько месяцев, а потом взял да и рассказал одноклассникам в присутствии Коли о его подвиге. Но меня назвали вруном и долго смеялись. Даже наш классный руководитель, которому сразу передали мой рассказ, рассмеялся и сказал: «Ты, Сережа, наверное, будешь писателем, когда вырастешь. Так здорово умеешь фантазировать».
Коля не разговаривал со мной недели две, но потом мы помирились, и, лишь оставаясь наедине, вспоминали о страшном происшествии.
