Кинокритик Людмила Саенкова о военной памяти Андрея Тарковского

Подранки

Помню, что в детстве одной из самых читаемых книг была «Никогда не забудем» — сборник рассказов о детях войны и о детях на войне. Почти каждый вечер рука тянулась именно к этой твердой, не самой красочной обложке, где каждый рассказ поражал детское воображение невероятным мужеством юных защитников. То были истории детей–сверстников. Тогда трудно было сопоставить свое мирное детство и то, другое, которое вынуждено было оборваться войной да так и остаться там навсегда. Из памяти не выходят воспоминания мамы, которая в своем военном детстве пережила и перечувствовала многое: как расстреливали под высоким обрывом наших солдат, как они, мертвые и полуживые, падали в речку Басю, превращая ее прозрачные воды в алые, как пухли и умирали от голода, как горели дома. Трудно представить, что хрупкая психика ребенка может вообще вынести такое. Дети той войны так навсегда и остались подранками. О них мало написано, мало снято, мало рассказано.


В кино первым фильмом на эту тему, действительно потрясшим мир, была картина Андрея Тарковского «Иваново детство» — в этом году ей исполняется 55 лет. У этого режиссера, чье детство совпало с войной, было моральное право именно на эту постановку. Он сказал свое слово от имени того поколения, на долю которого выпали несопоставимые с возрастом страдания и лишения. Дебютный полнометражный фильм 29–летнего режиссера сразу завоевал «Золотого льва святого Марка» на Венецианском фестивале, принес всемирную известность молодому автору и славу советскому кино. О нем восторженно писали все зарубежные издания, знаменитый философ Жан–Поль Сартр сразу усмотрел в этом фильме настоящую экзистенциальную драму, свидетельствующую о сломе в сознании маленького человека, переживающего типичную пограничную ситуацию на последнем рубеже между жизнью и смертью.

Главный герой «Иванова детства» — ребенок, решивший отомстить врагам за убитых родных. В подростке Иване угадываются черты не ко времени повзрослевшего человека, узнавшего смерть, суровые будни войны, но не успевшего напитаться любовью близких. Но это был фильм не о поруганном детстве и не о подвиге юного героя. Он был очень неожиданным в контексте времени начала 1960–х. Это было авторское, насыщенное образными метафорами высказывание о душевном надломе, о ненормальности и непредсказуемости той ситуации, когда ребенок начинает жить в чудовищной для его сознания и психики ситуации. Иван цепляется за спасительную память детства, как утопающий хватается за любую твердь ради того, чтобы выжить. Эта память озарена солнцем, насыщена запахом свежих яблок, напоена мягким дождем, там жива мама, которая рассказывает о том, что в самом глубоком колодце даже днем можно увидеть звезды. Андрей Тарковский специально ввел в свое произведение кадры снов Ивана, которых не было в литературной основе — рассказе Владимира Богомолова «Иван». И хотя писатель добивался прекращения съемок и полной консервации проекта, начинающий режиссер не уступил — и оказался прав.


Иван погибает, не вернувшись с задания. Но фильм не о гибели. Сны Ивана — это возвращение к жизни. Насыщенные символическими образами воды, яблок, солнца, птиц, животных, они передают идею текучести времени и бесконечности жизни. Жизнь не заканчивается с физической смертью человека, она вечна, пока есть свет, природа, весь сущий мир. Не случайно в том воспоминании Ивана, где он слушает кукушку в весеннем лесу, весь его образ поражает сходством с отроком на известной картине Михаила Нестерова «Видение отроку Варфоломею». И то же, что известный художник сказал о своем «Отроке», можно сказать и об Иване, и об авторе «Иванова детства»: «Пока он еще будет что–то говорить людям — значит, он живой, значит, жив и я».

lpsm3163@mail.ru

Фото  kinopoisk.ru

Полная перепечатка текста и фотографий запрещена. Частичное цитирование разрешено при наличии гиперссылки.
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter