Оперная дива Любовь Казарновская решила стать первооткрывателем и начала искать талантливых исполнителей через интернет. Мы решили поговорить с ней о том, как она собирается пиарить оперу и делать популярными сопрано, теноров и баритонов, а договорились аж до... Впрочем, по порядку.– Любовь Юрьевна, зачем вы ищете таланты, да еще и в интернете?
– Мы решили идти в ногу со временем и поменять конкурсную форму. Вместе с коллегами и друзьями, большими профессионалами в оперном искусстве, я объявила конкурс среди вокалистов. Это первый интернет-конкурс оперных певцов
– Global Internet Vocal Competition. К большому сожалению, на многих конкурсах идут соревнования между членами жюри. Это не только у нас, во всем мире так. Оценки выставляются по принципу: сегодня ты дашь моему, а потом я дам твоему. У нас же была абсолютно объективная история, потому что ни у кого из членов жюри в конкурсе не было учеников. Со всеми мы впервые познакомились в Интернете.
– А каким критериям дарование должно было соответствовать?
– Женщины – до 32 лет, а мужчины – до 35. По моему опыту, если ты к 32 годам не начал еще хорошо петь, то уже и не запоешь. К этому возрасту у певцов должен быть обработанный голос, с личностным тембром.
– Но это означает, что певцу должен был кто-то помогать обрабатывать голос. Учить его петь. А как же самородки? У них был шанс показаться в вашем конкурсе?
– Что такое самородки? Вы знаете, я уже мало верю в самородков. Любой алмаз нуждается в огранке. Только тогда из него получится бриллиант. Певцы обязательно должны обучаться. Когда мне рассказывают, что в интернете миллион талантливых певцов, я не верю в это. Певец должен знать, что такое сольфеджио. Необученный самородок так и остается лишь камнем. Наше дело простое только на первый взгляд. Это титанический труд. Утром – техника, вечером – арии и партии. И так каждый день!
– В итоге вас кто-нибудь удивил?
– Конечно. Но этих ребят единицы. Нам присылали всякое: два тенора так вообще кричали петухами. Но одна дама прислала арию в исполнении известной певицы. Думала нас провести. Но мы-то знаем, с чем и с кем работаем.
– Есть ли формула, как заинтересовать человека оперой?
– С нашей семьей произошел невероятный случай. Сын Андрей учился в элитной московской школе с углубленным изучением иностранных языков. С ним учились дети-снобы, у которых очень богатые родители. И вот им классный руководитель говорит: «Завтра на классный час все приносят то, чем интересуются, кроме учебы». Тогда мой и решил: «А я расскажу о Вивальди». На что его друзья ему ответили: «Ты что, ненормальный? Кто про твоего Вивальди будет слушать?» – «Будут». И они с папой всю ночь делали стенгазету. Написали биографию Вивальди. Это самое мистическое, что есть в истории музыки. Ведь Вивальди был аббатом, его даже называли «рыжий падре». Он носил сан и при этом служил музам, за что церковь ему постоянно пеняла. Биография Вивальди столь увлекательна, что по ней нужно кино снимать. Андрюша принес стенгазету, более того, решил сыграть на скрипке Концерт ля минор. Он параллельно учился еще и в музыкальной школе.
– Чем закончилось его выступление перед снобами?
– Мне позвонил классный руководитель: «У вас сейчас большая проблема». – «Какая?» – «Все хотят пойти слушать Вивальди в консерваторию». Вот и мы со своим просветительским обществом хотим сделать то же самое, что сделал Андрюша с одноклассниками. Оперное искусство можно показать без режиссерского идиотизма, который мы часто видим, а по-настоящему «джинсово», как я говорю. Но это в хорошем смысле этого слова – горячо и современно.
– Вы развенчали миф, что оперная певица обязательно весит 100 килограммов.
– И рада этому. Певец не должен на котлеты положить свою диафрагму. Для меня опера – это театр. Мы же с большим удовольствием смотрим кино с красивыми артистами. Почему нужно выходить на сцену стопудовым теткам и петь партии девочек: Татьян и Виолетт? Когда я пела 15-летнюю Саломею в одноименной опере Рихарда Штрауса, я поставила перед собой задачу: я выгляжу, как пятнадцатилетняя, я двигаюсь, как в 15 лет.
– Что вы сделали с собой?
– Похудела. С детства я занималась фигурным катанием и художественной гимнастикой. Так что мое тело было привычно к нагрузкам. А тут я начала еще и танцами заниматься. Потому что в опере есть 15-минутный сольный танец. Когда я в Германии, на родине Штрауса, вышла на сцену оперного театра, все были просто в полном восхищении. А то зрители привыкли, что если на сцену выходят сопрано, то обязательно толстушки. Вот вы поверите такому театру? Я – нет. Даже если певица очень прилично поет. Опера – это когда красота в гармонии с искусством. И только после такого выступления можно услышать возгласы: «Кстати, здорово! Супер! Хочу еще посмотреть и послушать с ней что-то такое!»
– Вы уже успели оценить любимовскую постановку «Князя Игоря» в Большом театре?
– Нет, я не ходила, но наслышана.
– Теперь не пойдете?
– Может, и пойду. Вы знаете, я очень против того, когда кромсают музыку, и такую великую, как музыка Бородина. А Любимов это сделал. Возможно, он имел что-то в виду, когда ставил эту оперу. А иначе как можно было выкинуть из «Князя Игоря» арию Кончака, которая является ключевой в действии? Это противостояние двух героев: животного Кончака и благородного, отстаивающего свою родину князя Игоря. Нельзя было убирать эту музыку. Это стратегически неверно. Я, конечно, очень уважаю Юрия Петровича Любимова, но, когда оперу так сжимают, у меня у самой сжимается сердце.
– Меня поразило то, почему Игорь ходит всю оперу с перевязанной головой.
– А почему Кончаковна с плеткой? Вы меня извините, конечно, дочь хана, наверное, может один раз плеткой хлестануть, но постоянно с ней ходить... Какая-то сексуальная маньячка.
– Коли мы заговорили о сексе, то смею напомнить, что вы когда-то и сами выходили на сцену в шортиках и майке.
– Это же была Зося Синицкая в сцене на пляже из оперы Тихона Николаевича Хренникова «Золотой теленок». Это же комическая опера, поэтому я – Зося Синицкая – выходила на сцену в шортиках и маечке. Раньше женщины так одевались на пляж. Бикини еще не было.
– Вы стеснялись выходить в таком виде перед публикой?
– Мне Тихон Николаевич говорил: «Твой костюм – в стиле эпохи, точно такой же костюм на актрисе в фильме». А публика была в восторге, когда я вышла на сцену в шортах. Это ж был глухой СССР, в котором «секса не было». А я была очень гордой в купальном костюме и шляпке.
– Смело. А то, что делают в оперном театре молодые режиссеры – Серебренников, Черняков – вам по нраву?
– Я в шоке от «Руслана и Людмилы» в Большом. Сначала меня шокировал «Евгений Онегин». Но после «Руслана и Людмилы» «Онегин» – суперклассика! Откуда такое желание выпендрежа, который не имеет отношения ни к Чайковскому, ни к Глинке?
– Строчка в резюме: мол, работал в Большом?
– Да. И желание как бы заявиться как бы в оперном искусстве. Такие постановки делаются ради скандала! Этого я не разделяю. Можно не нагораживать декораций, как делали раньше, но чтобы было уважение к автору, уважение к певцу, уважение к драматургии и зрителю. Потому что зритель сидит и не понимает, за что заплатил. Приятельница мне рассказывала, что ее дети разревелись на «Руслане». Сказали, что больше такое видеть не хотят и будут читать оригинал, то, что написал Пушкин.
Зоя ИГУМНОВА.
Советская Белоруссия №152 (24289). Пятница, 16 августа 2013 года.
